На мой взгляд, одна из опасных тенденций правового оформления нынешней «эпохи перемен» состоит в том, что права человека-индивида все настойчивее противопоставляются правам общества. При этом общество рассматривается как нечто рыхлое, аморфное и принципиально нецелостное. А индивид – как нечто несомненное и обладающее четкой определенностью.
Исходя из этого, индивида наделяют несомненными – и все более широкими – правами. А основную часть общества обычно записывают в разряд «молчаливого большинства», для которого достаточно юридической нормативности личных прав и прав входящих в него сообществ.
Ошибочность такого подхода чаще всего обнаруживается именно в коллизиях «эпохи перемен». Когда как раз «молчаливое большинство», по факту выбранного им характера участия или неучастия в переменах, спасает или губит социально-государственный организм. Спасает или губит в зависимости от того, получили ли перемены у «молчаливого большинства» морально-этическую санкцию, готово ли это большинство признать перемены должными, благими и справедливыми.
Один из свежих примеров, демонстрирующих опасность пренебрежения чувствами социального большинства – ситуация во Франции вокруг террористического нападения на редакцию газеты «Шарли Эбдо», произошедшего после публикации скандальных карикатур на пророка Мухаммеда. Газета никогда не пользовалась широкой популярностью и воспринималась почти всем французским обществом с известной брезгливостью, поскольку ее редакционная политика в значительной мере строилась на целенаправленном эпатажном оскорблении чувств верующих основных религий страны. Однако организованная властью и рядом либеральных сообществ республики массовая акция «Я-Шарли», по признанию многих социологов, катастрофически расколола общество и резко ослабила социальную поддержку власти. Поскольку эта акция была воспринята существенной частью французского общества не как справедливое возмущение бесчеловечным терактом, а как демонстрация солидарности государственной власти с аморальной редакционной политикой «Шарли Эбдо».
Для того чтобы заниматься созиданием нашего успешного будущего, надо глубоко понять настоящее. То есть серьезно исследовать то, что специалисты называют Для того чтобы заниматься созиданием нашего успешного будущего, надо глубоко понять настоящее. То есть серьезно исследовать то, что специалисты называют формулой социально-культурной идентичности нации. Исследовать и понять: что именно в мировых трендах, в российской экономической, правовой, социальной, культурной и т.д. политике, а также в стихийных и организованных региональных процессах создает предпосылки и условия для роста социокультурного раскола.
В этом же ряду находятся попытки путем пропаганды и правовых актов навязать нашему — все еще в своей массе глубоко традиционному — обществу психологические и юридические новации, неприемлемые для его традиционной этнической, родовой, семейной, конфессиональной нормативности.
Эти предпосылки и условия, судя по имеющимся исследованиям, лежат и в сфере несовершенства законодательства, и в «грехах» правоприменения, и в содержании и качестве программ телевидения и школьных образовательных программ, и в блокировании (за счет катастрофического экономического расслоения) каналов вертикальной социальной мобильности для выходцев из малоимущих семей. В этом же ряду находятся попытки путем пропаганды и правовых актов навязать нашему — все еще в своей массе глубоко традиционному — обществу психологические и юридические новации, неприемлемые для его традиционной этнической, родовой, семейной, конфессиональной нормативности. В том числе, обязательства толерантности к любой «раскрепощенности». То есть толерантности безграничной и — по своим деструктивным и праворазрушительным последствиям для социально-культурной идентичности России — беспощадной.
Не могу не согласиться с исследователями, которые в этой связи задают вопрос: человек с неограниченно свободными инстинктами — да человек ли это, имеет ли он право так называться?
Все эти новые веяния возникли не на пустом месте, они порождены теми или иными социальными проблемами. Однако нельзя игнорировать опасности, которые несет в себе та концепция «постхристианской Европы», в которую хорошо вписываются новации подобного рода. Сторонники этой концепции заявляют, что христианские ценности и основанные на них культура и нормативы социального поведения в настоящее время, якобы, себя изжили. И что во имя прав человека требуется реабилитация и высвобождение человеческих инстинктов, репрессированных культурой. Не могу не согласиться с исследователями, которые в этой связи задают вопрос: человек с неограниченно свободными инстинктами — да человек ли это, имеет ли он право так называться?
Конституционный Суд Российской Федерации