– Беременным женщинам предлагают пройти тесты для выявления болезней, отклонений у будущего ребенка. Как Церковь относится к этому?
– Церковь отрицательно оценивает практику диагностики с целью последующего аборта. Если диагностика заведомо предполагает аборт, то это борьба с болезнью путем уничтожения пациента. Это не является профилактикой, помощью, лечением, а уничтожением людей, которые больны. И даже не больны! А только есть вероятность, что ребенок родится с недугом. В методике диагностики имеется неточность. И в пастырской практике много случаев, так много, что уже можно обобщить, привести в систему. Известно, когда принуждают к аборту женщин, оказывают на них довольно сильное давление, эмоциональное, моральное. Говорят, что малыш будет больной, а ребенок потом рождается здоровым! Получается, что ставится ложный диагноз, используется гипердиагностика. Это должностное нарушение, врачебное преступление, и оно носит системный характер. И никто за это не несет ответственности. Получается, кто делает аборт ради избавления ребенка от болезней, дефектов, делает аборт зря. Это серьезная проблема. А главное, что логика порочна: убить, а не вылечить. А потом очень бодро наши чиновники от медицины отчитываются об успехах этой практики, якобы удалось снизить, например, смертность. А на самом деле, разве аборт – не смертность?
– Врач говорит пациентке, что у нее родится дефективный ребенок. Как православной семье реагировать на это?
– У Бога нет такого понятия – неполноценный, умственно отсталый. Бог не делит на сумасшедших и не сумасшедших, нет у Бога деления по критериям здоровья. Какие бы ни были заболевания, отклонения в здоровье, человеческое достоинство сохраняется во всей полноте. Это очень важно понимать. Можно лишь говорить об ограниченных возможностях. Например, человек без ноги не может бегать, ходить, в отличие от того, у кого две ноги. Так же если у кого-то какие-то психические заболевания, то у него другие мыслительные способности. Но и тот, и другой –человек. Так же, как мы не можем сказать, что кто-то с одной ногой в меньшей степени человек, чем тот, у которого две конечности. Кто умнее или у кого квартира больше и лучше, тот больше человек. Поэтому такая риторика: ребенок с наследственными болезнями, человек с отклонениями, дефектами в здоровье должен или не должен жить – для верующих, для Церкви недопустима.
– Иногда медики говорят, что благодаря диагностике будет больше здоровых детей рождаться…
– Поставить диагноз, чтобы потом сделать аборт – это врачебная ошибка. Проблему такая практика не решает. Вся технология направлена на то, чтобы найти и уничтожить. Вот и вся технология. Разве это достижение науки и медицины? А потом говорят, что, вот, сделано 100 абортов, из которых попадется десяток детей с серьезными заболеваниями или дефектами. А теперь представьте, что многих можно было вылечить! Но аборт, скажем, стоит 10 тыс. рублей, а операция на сердце – 300 тысяч. Может, ребенок, которого убили за то, что у него порок сердца, был бы гением. Со своим больным сердцем стал бы человеком, который спас бы мир, изобрел бы лекарство от рака. Или был бы великим ученым, решившим какую-нибудь редкую теорему. А мы его убиваем только за то, что дешевле сделать аборт, чем операцию. Ростовщическая психология – считать деньги на лечение.
«Дородовая диагностика оправдана, если она направлена на лечение недугов или подготовку родителей к особому попечению о больном ребенке»
– В таком случае будущей матери лучше избегать скринингов, диагностики?
– Дородовая, пренатальная диагностика оправдана, если она направлена на лечение недугов или подготовку родителей к особому попечению о больном ребенке. Право на жизнь есть у любого малыша, независимо от врожденных или иных заболеваний. Мы никак не принимаем и не считаемым оправданным дородовую диагностику, которая предполагает аборт.
Методы пренатальной диагностики имеют двойственный характер. Есть желающие определить наследственный недуг на ранних стадиях внутриутробного развития. Но некоторые из этих методов и тестов могут представлять угрозу для жизни ребенка – биопсия хориона или плаценты, амниоцентез или кордоцентез. Порой дородовые исследования являются побуждением к прерыванию зародившейся жизни. Известны случаи, когда на родителей оказывалось давление с целью сделать аборт.
– Есть ли случаи, когда аборт допустим – например, будущей маме грозит опасность?
– Обратите внимание: одно дело риторический прием, когда люди ведут разговоры, говорят, опасно или неопасно, и не несут при этом ответственности. А другая ситуация – когда мы имеем дело с конкретным случаем, когда перед нами лежит пациентка, и нужно решать вопрос жизни и смерти. Совершенно разные вещи. Разговор в студии людей, которые пришли на ток-шоу, и задача, которую решают врачи в своей реальной практике. Сейчас благодаря многим новым технологиям – от кесарева сечения до вынашивания совсем крошечных детей – все эти риски смерти, как это было в конце XIX и начале XX века, снижаются до минимума. Более ста лет назад земский врач на отшибе где-то в избе, у него в арсенале ограниченные возможности, принимает сложные роды. Ребенок застрял в родовых путях, и медик должен разрушить плод для спасения роженицы. Сейчас есть кесарево сечение, и при малейших подозрениях на опасность, неправильное предлежание прибегают к этой процедуре. Смерть матери во время родов сегодня – это ЧП городского масштаба. Такие случаи снижены в сотни раз. Женщина может умереть – например, при внематочной беременности, если всё оставить как есть. Сохранить жизнь ребенку при такой патологии практически невозможно. Но это всё редкие случаи. Такого выбора, когда мать должна умереть, отдав жизнь ребенку, практически не бывает.
– Говорят, что если женщина умерла во время родов, то она попадает в рай. Правда ли это?
– Не наше дело решать, кто попадает в рай, а кто нет. Сразу или не сразу. Но случаи, тем не менее, бывают. И это опять касается не самих непосредственно родов, потому что сейчас медицина справляется с разными тяжелыми родами. А есть другие ситуации: тяжелое онкологическое заболевание матери. Женщине предлагают прервать беременность и начать химиотерапию, сильными препаратами, которые не совместимы с жизнью ребенка. А мать отказывается от лечения, чтобы сохранить жизнь ребенка, родить его. И умирает от рака. Случаи редки, но они были. Здесь Церковь не накладывает на людей принуждения к такому подвигу. Но когда он есть, можем утверждать, что мать осознанно пожертвовала жизнью ради своего ребенка. И, конечно, мы верим в то, что это героический поступок, подвиг матери.
– На что стоит делать ударение, когда хочешь уговорить женщину не делать аборт?
– В первую очередь, все должны понимать, что жизнь человека начинается с зачатия. И тогда будет ясно: то, что вы делаете ребенку, то же вы делаете и взрослому человеку. Разрываете младенца в утробе на куски, или вытягиваете беззащитного ребенка вакуумным насосом, или травите разными абортирующими таблетками – представьте, что то же самое делаете взрослому человеку. Но все понимают, что убивать человека – это плохо, преступление, грех. А аборт? Из этого мы и исходим, что аборт – это тоже убийство. Далее нужно, чтобы родственники, и отец будущего ребенка в первую очередь, друзья, окружающие старались делать всё возможное, чтобы поддержать беременную, помочь ей. Нужно объяснять, что нельзя делать аборт. То, что аборт – это зло, должно быть понятно всем в обществе, как дважды два.
– Насколько сегодня строгие «наказания» за аборт предусмотрены в Церкви?
– В современных церковных документах, решениях Синода, нет указаний на длительные епитимии. Поэтому сегодняшняя духовническая практика против тяжелых епитимий и не предполагает их. Главное – человек должен понять, что тяжелый грех совершен. И потом верующие люди, которые ходят в храм, исповедуются, причащаются, которые читают книги, знают заповеди, абортов не делают. Кто в основном приходит исповедоваться о содеянных абортах? Приходят те, кто много лет назад совершили грех детоубийства. Все сроки епитимии прошли, началась уже другая жизнь, поэтому я бы не практиковал тяжелые епитимии. Человек должен понять, что он убил человека. Причем, что здесь очень важно? Это должен понять и отец неродившегося ребенка. Почему-то всё время обвиняют матерей, а отец остается как будто в стороне. Казалось бы, на таинстве должно быть равное количество исповедующихся об аборте – сколько мужчин, столько и женщин. А мужчин видно редко. Это печально – значит, многие не понимают, что сделали.
Я бы посоветовал для искупления, вернее, покрытия греха детоубийства, оказывать помощь тем матерям, которые оказались в трудной жизненной ситуации. Особенно посоветовал бы пожилым людям, которые делали аборт и которые сейчас каются. Например, у меня есть подопечная, ее беременную родственники выгнали на улицу. Я ее подобрал, и мы с друзьями, коллегами ее обустроили. Это был и поиск вещей, финансовых средств, съем квартиры. Еще немало работы предстоит. Вот люди с чувством раскаяния о сделанном когда-то аборте таким женщинам могли бы помогать.
Прот. Максим Обухов, руководитель Православного Медико-просветительского центра «Жизнь» (life.orthomed.ru). Род. 1964, закончил Первую Московскую медицинскую академию им. Сеченова по специальности «Фармация», рукоположен в 1993 г.