Это если службы нет в церкви, конечно. А если есть, то как заслышит утренний перезвон, так оставляет свою чёрно-белую животину одну пастись, а сама – в храм бежит.
В то утро, как брат уехал на рынок, шла она со своей Ласточкой в луга через центральную остановку. Елизавету частенько ругали, что её корова по пути «лепёшки» теряет, но она всё равно там ходила. Что делать, если другого пути нет? По асфальтированной площади, хоть по краешку, а водить приходилось.
Как только копыта Ласточки зацокали по асфальтированному участку, Елизавете вдруг показалось, что ребёнок где-то заплакал. Детей она очень любила, потому остановилась как вкопанная и прислушалась. Звуки, похожие на плач ребёнка, повторились.
– Так и есть, – подумала она, – где-то малыш кричит, да так кричит, что аж заходится…
Пошла она вместе с коровой искать крикуна с матерью, ведь не бывает младенцев без заботливых мам. Образ Богородицы с Богомладенцем на руках тут же возникает в памяти, как пример самой святой любви на свете. Но в яви – никакой мамы в ближайшем обозрении не обнаружилось. Зато с обратной стороны остановки, спрятанная от солнца, обнаружилась слегка покачивающаяся светло-зелёная коляска. Именно из её недр на всю округу разносился душераздирающий крик младенца.
Елизавета поспешила к коляске. Уже через пару секунд у неё на руках оказалось новорожденное человеческое дитя. Малыш, которому на вид меньше месяца было, сразу притих, полураскрытым ротиком он пытался найти материнскую грудь… Но Елизавета не могла стать его кормилицей. Рядом стояла другая кормилица, рогатая, но её молоко в натуральном виде, как знала Елизавета, тоже не годилось для кормления младенцев – слишком уж жирное. Женщина растерялась, не зная, как поступить правильно.
– Где твоя мама, миленький? – обратилась она к малышу. – Бросила тебя? Что-то случилось? Что же делать? Как мне тебя накормить?
«Она больше не задавала вопросов, она действовала – чисто инстинктивно, как говорится, на автопилоте»
Ответом на бесконечные вопросы стал возобновившийся плач. У Елизаветы от жалости совсем голову «переклинило». Терпеть такое страдание было невозможно. Нужно было срочно кормить малыша. Она больше не задавала вопросов, она действовала – чисто инстинктивно, как говорится, на автопилоте. Прижав к груди ребёнка, она повела за собой и коляску, и корову.
Дойдя до ближайшего травного лужка, женщина привязала Ласточку, а затем склонилась над коляской в поисках бутылочки с соской. Слава Богу, таковая нашлась во внутреннем кармане коляски. В ней была водичка для питья. Малыш, как оглашенный, продолжал неистово требовать кушать, но Елизавета, проявляя бдительность, сначала выдавила с соски несколько капель себе в рот, чтобы удостовериться, что это вода для питья, а не что-то другое, и только тогда дала крикуну. Младенец с жадностью припал к соске.
Елизавета понимала, что этим малыш сыт не будет, поэтому, пока он всю воду не «выдудлил», решительно отобрала у него бутылочку и уложила в коляску, несмотря на громкие протесты голодающего. Из своей сумочки она достала походную эмалированную кружку, надоила в неё немножко Ласточкиного молочка. В шутку она называла его «птичьим».
Парное молочко она добавила в бутылочку так, чтобы воды было гораздо больше, чем молока. Затем, стараясь не обращать внимания на крики, прочитала молитвы перед вкушением пищи, сама перекрестилась, перекрестила питание, сказала напоследок «Господи, помилуй нас» и только тогда дала смесь малышу. Он тут же с наслаждением зачмокал, а насытившись, заснул прямо с соской во рту.
Елизавета перекрестилась, облегчённо выдохнув: «Слава Тебе, Господи! Наелся».
После этого она расстелила в тенёчке свой плащ и уложила на него (чьё-то!) спящее сокровище. Пользуясь моментом, пока оно спит, она занялась поиском хоть каких-то улик, позволяющих пролить свет на происходящее.
Обыск коляски свет ни на что не пролил, но кое-какой результат дал. Под матрасиком обнаружился пакет с пятью чистыми памперсами и пачкой влажных салфеток «Для самых маленьких». Там же лежала новенькая, ещё в упаковке, пустышка. Подушкой малышу служили три аккуратно свёрнутые запасные пелёнки.
Во всём чувствовалась рука заботливой мамочки, но где же она сама? Почему коляска стояла одна-одинёшенька на поселковой остановке? Елизавета знала всех, кто недавно рожал. Такой светло-зелёной, новенькой коляски не было здесь ни у кого. Скорее всего, кто-то из города приехал…
– Стоп! – осенило Елизавету, – Николай же садился на утренний рейс, должен был видеть, кто выходил с коляской. Наверняка ещё и помогал вынести коляску из автобуса…
Вывод напрашивался сам собой.
– Это всё не шутки. Время непростое. Мало ли что. Надо идти к участковому, – решила Елизавета.
Только она хотела привести решение в исполнение, но тут малыш проснулся, как-то странно закряхтел, а затем снова расплакался.
– Может, молоко не подошло? Животик заболел? – испуганно подумала Лиза.
– А может, он «уделался»? Его же перепеленать можно! – в который раз осенило взволнованную женщину.
Как только Елизавета стала разворачивать малыша, тут же выпало то, что она так хотела найти. Свёрнутый вчетверо тетрадный лист был спрятан под пелёнкой, в которую ребёнок был завёрнут. Она сунула его в карман не читая, продолжая оголять… малышку! Как оказалось, это была девочка. Надетый на неё памперс давно переполнился и, конечно же, доставлял немалые неудобства. Оставленная мамой пачка влажных салфеток оказались весьма кстати, впрочем как и сменные памперсы и пеленки. Только перепеленав и уложив дитё в коляску, она дрожащей рукой развернула лист и прочитала:
«Её зовут Лана (Роксолана). Кто её первым найдёт, пусть тот и воспитывает. Отец отказался её признавать, а мне с ней идти некуда. На последние деньги купила ей всё это. Меня не ищите. На этом свете всё равно не найдёте…»
Елизавета залилась слезами. Ей стало нестерпимо жаль бедную мамочку, которой, оказывается, некуда было идти.
– Неужели руки на себя наложить собралась? Грех-то какой! – размышляла Елизавета. – А ребёночка, получается, я первая нашла, мне и воспитывать. Неужели Бог смилостивился, утешение бездетной женщине послал?
***
Молодые годы Елизаветы пробежали как-то незаметно, уж тридцать восемь исполнилось. Замуж она в двадцать лет выходила, да только сбежал муж на третий год от её набожности, упрекая ещё и в бездетности. Врачи ей такого диагноза не ставили, да только поверила она в это, слова любимого мужчины приговором стали. Не дал им Бог ребёночка за три года семейной жизни, значит, так и есть, бесплодной жена оказалась.
Закомплексовала Елизавета, считая себя во всём виноватой. Да и любила она сбежавшего мужа, ничего с собой поделать не могла, потому о семейном счастье больше и слышать не хотела. Поселковые жалели её, советы разные давали, да всё впустую. Так и жила ладная селяночка своей, ни на кого не похожей жизнью.
Семья старшего брата Николая стала её семьёй. Помогала Елизавета им во всём. Троих племянников вместе с братом и его женой на ноги ставила. Чем не радость – любимых деток каждый день видеть? И дети тётю Лизу любили, родная мать иногда даже ревновала их к ней. Ну да это всё – мелочи, внимания не стоящие. В целом, дружно, праведно жили, Бога не забывали.
***
А тут – надо же! Бог ребёночка послал! Елизавета размечталась, представив, как принесёт это сокровище домой… Ох, сколько вопросов на неё посыплется! Ну да ничего, отобьётся как-нибудь. На улице ночевать в любом случае не оставят, пустят в дом, а затем и полюбят маленькую Роксоланочку, как свою.
Женщина уже и забыла, что в полицию собиралась идти. Ноги сами в храм повели за благословением удочерить «брошенку».
Отец Арсений в это время молебен о здравии служил. На чтении Евангелие под его епитрахиль Елизавета со спящим младенцем на руках как раз успели склониться.
– Батюшка, Бог ребёночка послал, благословите домой забрать, – обратилась к отцу Арсению Елизавета, когда закончился молебен, и глаза батюшки устремились на свёрток, прижатый к груди женщины.
У стоящих рядом прихожан аж дух захватило от услышанного. «Ну надо же!» – воскликнул кто-то из них.
– Рассказывай, – только и ответил удивлённый не менее других священник.
Елизавета, запинаясь от волнения, во всех подробностях рассказала, как ей Бог ребёночка послал. В подтверждение своих слов она подала ту самую записку.
Отец Арсений прочитал её вслух, чтобы ни у кого никаких сомнений не оставалось и домыслов не возникало. Судьбоносный вопрос решался здесь и сейчас. Елизавета смиренно ждала ответа духовного отца. Через какое-то время он последовал.
– Вот что я думаю: кто будет воспитывать этого ребёнка, мы сейчас решать не будем. Грош нам всем цена будет, если не попытаемся найти ту, которая от отчаяния наделала глупостей. Пишет же, что идти ей некуда с дитём было. Всякое бывает в жизни. Да неужели же мы ей помочь не сможем? Ежели ещё жива, конечно.
Ни слова не произнесла в ответ Елизавета, лишь сильнее прижала к себе спящую Ланочку. Взор её устремился к Владимирскому образу Богородицы, а затем затуманился из-за таких близких женских слёз…
Отец Арсений перекрестил Елизавету, наложил на неё крест, поцеловал в покрытую макушку, а потом вышел из храма, чтобы сделать несколько телефонных звонков.
Через полчаса вся милиция города и пригорода была поднята на ноги, в храмовой трапезной сидел участковый и записывал показания Елизаветы. За девочкой прибежала главврач поселковой больницы и к ужасу Елизаветы унесла малышку для медицинского обследования. И это было только начало.
Приехавшая из города опергруппа заставила женщину показать место, где она нашла коляску, где перепелёнывала младенца. Полицейские собрали в свои пакеты всё, что Елизавета припрятала в кустах: и припачканную пелёнку, и использованный памперс, и все салфетки, которыми женщина обтирала малышку.
Приехавшие с рынка селяне, в том числе и брат Николай, подтвердили, что молодюсенькая мамочка выходила с коляской на центральной остановке. Нашлись свидетели, которые видели незнакомую девушку, пешком идущую по направлению к городу. Ей предлагали подвезти, но она не реагировала на предложения. Шла и шла себе по дороге.
Фоторобот был составлен. Из перинатального центра пришли сведения о предполагаемой матери. Когда она называла свой адрес, то говорила, что там она жить не будет, а переедет к отцу ребёнка. Он приезжал забирать её из роддома, но радости в его лице ни капельки не наблюдалось. В общем, мелких странностей было много, но повода не выписывать маму с ребёнком не было.
Допросы и кутерьма длились до самого вечера. Настало время вечерней дойки. Елизавета объяснила ситуацию и пошла отвязывать Ласточку.
«Надежда, что она сможет стать самой настоящей мамой ребёнку, рухнула в бездну»
Путь её пролегал через ту же центральную площадь. Она посмотрела туда, где ещё утром стояла бесхозная коляска с плачущим ребёнком. Каково же было её удивление, когда на том самом месте она увидела застывшую, словно мраморное изваяние, юную красавицу. В том, что это родная мать малышки, Елизавета не сомневалась.
Надежда, что она сможет стать самой настоящей мамой ребёнку, рухнула в бездну. Молоденькая мамочка смотрела на Елизавету, Елизавета смотрела на неё. Поборов искушение пройти мимо, Елизавета жестом позвала незнакомку. Она послушно подошла к ладной женщине средних лет.
– Лану ищешь? – спросила Елизавета.
– Вы знаете, где она? – с надеждой во взгляде переспросила мамочка.
– Знаю. Я та первая, которая нашла её и должна была удочерить, – понимая, что причиняет словами боль, ответила селянка.
Страх и отчаяние отразились в широко открытых глазах девушки. Предположение врачей перинатального центра подтвердилось, это была та самая роженица. Она узнала её по фото.
– Я не смогла…
– Что? Не смогла закончить жизнь самоубийством?
– Да. И это тоже… Но сначала… я не смогла её оставить…
– Мы все молились, чтобы Господь вразумил тебя, чтобы направил на путь спасения.
– Вы верующая? – удивилась восемнадцатилетняя Вероника Игоревна Жилина.
– Да. А ты? – спросила Елизавета.
– Не знаю, что и ответить. Раньше не задумывалась, а сегодня – весь день брожу и прошу у Бога помощи. С Ланой всё в порядке?
– Да. Её забрали в местную больницу, завтра должны приехать из органов опеки и увезти в дом малютки. Я хотела забрать её домой, но мне не отдали. Сказали, что сначала нужно во всём разобраться и плохо, что я незамужняя…
– А где ваша больница? Я заберу её, чтобы не увезли в дом малютки.
– Заберёт она… Тебя милиция всюду ищет. Сразу заберут в участок.
– А что же делать?
– Тебе правда некуда идти? Жить с малышкой тебе есть где?
– Я свою квартиру продала, чтобы машину купить, думала, мы с Тимуром вместе будем жить… А он… деньги на свой счёт положил, а меня с ребёнком – вышвырнул… из своей жизни.
– Ух ты!.. А родители у тебя есть?
– Нет. Меня бабушка воспитывала. Когда умерла, квартира мне осталась, но за неё платить надо было много… А я не могла, а тут ещё и беременность.
– Если правду говоришь, придётся мне не малышку, а тебя удочерить…
– Как это?
– Всё потом. Пошли сначала за Ласточкой сходим. Доить давно пора, а то забодает и будет права…
– Кто? Кого? – не поняла спасённая Вероника.
– Сама всё увидишь. Иди за мной.
Лизавета на ходу достала мобильный телефон и набрала номер отца Арсения:
– Батюшка, миленький, как вы были правы! Нашлась-таки пропащая душа.
– Живая, значит? – обрадовался священник.
– Живая, только измученная. Ходила, ребёнка искала.
– Где она сейчас?
– Со мной за Ласточкой идёт. На ночь домой к себе её заберу. У нас места свободного много! Вы узнайте там, может, отдадут ей ребёночка? Исстрадалась вся… Осознала, что делов наделала…
– Богородицу, заступницу нашу, пусть благодарит, что смилостивился Сын Божий, не попустил непоправимого.
– Я передам… Батюшка, она хорошая, добрая, просто несчастная. Никому больше её в обиду не дам!
– Ну-ну-ну… Узнаю Лизавету. Ты вот что, Ласточка – это хорошо, конечно, но готовься ещё и директором кризисного центра матери и ребёнка стать. Давно я собирался на приходе такой открыть. Вот Господь и управил.