15 августа исполнилось 25 лет со дня гибели лидера группы «Кино» Виктора Цоя – личности, без сомнения, легендарной и значимой не только для советской и российской рок-музыки, но и для русской культуры в целом. Не зря до сих пор в преддверии очередного дня рождения и даты гибели музыканта выходят всё новые и новые документальные фильмы, выпускаются книги, записываются кавер-версии его песен, пишутся статьи в СМИ и, конечно, спорят, на чьей же стороне он бы был в какой-либо общественной полемике. Память о Цое в нашей стране можно сравнить разве что с памятью о другом замечательном поэте – Высоцком.
Я родился за четыре месяца до гибели Цоя, а слушать, точнее – вслушиваться в его стихи начал всего лишь 3-4 года назад. Будучи православным, я восхитился теми смыслами, которыми пронизана почти каждая песня на трёх последних альбомах группы «Кино», не считая альбома из девяти перезаписанных версий уже вышедших песен и легендарной «Хочу перемен!» – «Последний герой»: «Группа крови» (1988), «Звезда по имени Солнце» (1989) и «Кино», так называемый «Чёрный альбом» (1990). Рассуждать о смыслах стихов – дело неблагодарное, тем более когда «над каждой строчкой можно думать годами… и написать по ней целое исследование (1)». Я же пробегусь галопом по Европам, чтобы показать, что Виктор Цой был глубоким поэтом, через которого, как и через других поэтов и писателей, действовал Святой Дух.
Тут многие воскликнут: «Но как? Цой же не был крещён, а некрещённые лишены благодати Святого Духа!» Да, музыкант не был крещён и даже в церковь не ходил – об этом свидетельствуют его родные и близкие. Но как тогда быть со всеми ветхозаветными пророками, которые тоже не были крещены, и во время которых даже Церкви не было? Ведь и псалмы Давида, и книга Исайи, названная отцами Церкви за точность пророчеств «ветхозаветным Евангелием», писались при воздействии Святого Духа. Когда мы на основании формальной непринадлежности человека к Церкви лишаем его возможности быть проводником христианской мудрости, мы забываем, что Дух дышит, где Он хочет (Ин.3:8) и что Иов, не будучи ни иудеем, ни тем паче христианином, был назван Богом Своим рабом (см.: Иов.2:3). Мы становимся похожими на фарисея, который судил о мытаре по его видимым, внешним делам (см.: Лк.18:10-14). Кроме того, из всех Своих творений Господь только человеку даровал возможность творить, которой пользуется любой писатель, композитор, архитектор, художник, независимо от его вероисповедания. Но вместе с творческой энергией человеку дана свобода в проявлении этой творческой возможности, именно поэтому часто появляются непотребные произведения искусства. И хотя в спорах о таких творениях от людей церковных можно услышать, что они являются делом рук дьявола, это, на мой взгляд, далеко не так. Князь мира сего всего лишь ангел и не наделён возможностью творить. Он может только обольщать и искушать человека, чтобы он творил противное Богу. Человек же, какой бы религии он ни был, волен творить и создавать всё, что угодно, подчас не понимая, чью волю он вершит.
Однако вернёмся к творчеству Виктора Цоя и начнём, пожалуй, с «Песни без слов», которая, как мне кажется, может считаться если не символом веры, то кратким и насыщенным философским трактатом:
Песня без слов, ночь без сна,
Все в своё время – зима и весна,
Каждой звезде – свой неба кусок,
Каждому морю – дождя глоток.
Каждому яблоку – место упасть,
Каждому вору – возможность украсть,
Каждой собаке – палку и кость,
И каждому волку – зубы и злость.
Если есть стадо – есть пастух,
Если есть тело – должен быть дух,
Если есть шаг – должен быть след,
Если есть тьма – должен быть свет.
Хочешь ли ты изменить этот мир,
Сможешь ли ты принять как есть,
Встать и выйти из ряда вон,
Сесть на электрический стул или трон?
Снова за окнами белый день,
День вызывает меня на бой.
Я чувствую, закрывая глаза:
Весь мир идёт на меня войной.
Весь первый куплет, кроме первых двух строк (о которых ниже), – это доказательство или, если угодно, констатация упорядоченности всего окружающего мира (точнее – вселенной): от космоса до яблока. Мира, в котором каждому дана возможность делать то, что ему хочется. Если у вора есть возможность украсть, то логично предположить, что должна быть и «возможность не красть» (2). Первые четыре строки второго куплета можно расценить как некую доказанную теорему. Это опять же констатация известного автору факта. Я специально не стал писать слово «пастух» с большой буквы, чтобы читатель сам мог подумать, что это за стадо и кто такой пастух. Лишь замечу, что в песне «Спокойная ночь» пасёт облака уже небесный пастух. Простота и в то же время фундаментальность таких понятий, как «тело», «дух», «шаг», «след», «тьма» и «свет» в трёх последующих строках, дают слушателю понять, что и «пастух» – это тоже многогранный и фундаментальный образ и известная всем христианам аллегория.
И вдруг после констатации совершенства окружающего мира-вселенной Цой во втором куплете возвращается к тому, с чего он начал первый. Ведь и песня без слов, и ночь без сна – это нечто ненормальное, противоречащее порядку в мире-вселенной, это тот мир-муравейник, в котором «кто-то лапку сломал – не в счёт, (…) а помрёт – так помрёт» (3), мир, который окружает автора и который Цой призывает изменить. И здесь поэт, возможно, сам того не понимая, выражает ещё одну истину христианства о том, что изменить этот мир, который лежит во зле (1Ин.5:19), можно только восстав против него и выйдя из ряда вон. Но в то же время музыкант понимает, что не каждый хочет, кому-то даже «страшно что-то менять», и предлагает выбирать между путём желающих перемен – электрическим стулом – и путём лёгким – троном.
Припев предельно ясен. Цой не любил день: вероятно, он для него – олицетворение этого мира-муравейника. Не зря в песне «Печаль» он поёт: «А вокруг благодать – ни черта не видать, а вокруг красота – не видать ни черта». Хотя если вспомнить, что в припеве всё-таки «из окна видна даль», можно предположить, что благодать и красота были из-за того, что было не видать ни одного чёрта. Каждый день вызывает музыканта на бой, идёт на него войной, он чувствует это, закрывая глаза, из чего можно заключить, что это невидимая война, невидимая брань.
Совсем по-христиански звучит песня «Апрель», поражающая тончайшем чувством того, что должен чаять каждый христианин:
Над землёй – мороз,
Что не тронь – всё лёд,
Лишь во сне моем поёт капель.
А снег идёт стеной,
А снег идёт весь день,
А за той стеной стоит апрель.
На теле ран не счесть,
Нелегки шаги,
Лишь в груди горит звезда.
И умрёт апрель,
И родится вновь,
И придёт уже навсегда.
А он придёт и приведёт за собой весну,
И рассеет серых туч войска.
А когда мы все посмотрим в глаза его,
На нас из глаз его посмотрит тоска.
И откроются двери домов,
Да ты садись, а то в ногах правды нет.
И когда мы все посмотрим в глаза его,
То увидим в тех глазах Солнца свет.
Я не склонен утверждать, что Цой читал святых отцов, я даже не уверен, что он брал в руки Библию (хотя в конце 80-х в Ленинградском рок-клубе было немало таких ищущих людей, как Кинчев или Гребенщиков). Но, согласитесь, такие философские стихи не напишешь, как говорится, с бухты-барахты: тут можно разглядеть целую цепь именно библейских, новозаветных аллюзий и образов, которые трудно назвать случайными. Конечно, если человек, не знакомый с христианством, услышит эту песню, то найдёт в ней что-то своё, не менее глубокое. Это и есть показатель того, что перед нами стихотворение, а не текст заурядного рифмоплёта – смысловая многогранность. Знали ли мы, учась в начальной школе, что пушкинский «Пророк» – это переосмысление шестой главы Книги пророка Исайи? Нет, но каждый представлял что-то своё, когда читал эти строки. Так и со стихами Цоя: многие видят в его песнях революционные призывы, кто-то – сатанизм, а кто-то – отблески Истины православия. С вашего позволения, я не буду разбирать эту песню, поскольку обстоятельный разбор займёт слишком много времени и, наверно, достоин отдельной статьи. Впрочем, как и третья песня, которой хотелось бы завершить данную статью, под названием «Легенда»:
В сети связок
В горле комом теснится крик.
Но настала пора,
И тут уж – кричи, не кричи…
Лишь потом
Кто-то долго не сможет забыть,
Как, шатаясь, бойцы
Об траву вытирали мечи.
И как хлопало крыльями
Черное племя ворон,
Как смеялось небо,
А потом прикусило язык.
И дрожала рука
У того, кто остался жив,
И внезапно в вечность
Вдруг превратился миг.
И горел
Погребальным костром закат,
И волками смотрели
Звезды из облаков,
Как, раскинув руки,
Лежали ушедшие в ночь,
И как спали вповалку
Живые, не видя снов…
А «жизнь» – только слово,
Есть лишь любовь, и есть смерть…
Эй! А кто будет петь,
Если все будут спать?
Смерть стоит того, чтобы жить,
А любовь стоит того, чтобы ждать…
Глубина и пронзительность этих стихов не оставляет сомнений в гении Цоя. Смешными кажутся те голоса, которые утверждают, что тексты Цою писали в ЦРУ, чтобы ускорить процесс развала СССР и т.д. Однако сейчас не о политике.
Завершая статью и подытоживая всё написанное выше, хотелось бы сказать, что нам, православным, не следует судить о творчестве какого-либо человека лишь по жанру, в котором он творит, по средствам, которыми он творит. Форма какого-либо произведения искусства не должна главенствовать над духом: и в таком, казалось бы, не имеющем ничего общего с христианством жанре музыки, как рок, может гореть огонёк Истины. Одним из таких рокеров и был Виктор Цой.
- Марина Андреевна Журинскаая. Запись беседы «О Цое и жизни» (видео и текст).
- Кавер-версия на данную песню группы «Алиса» на сингле «Без креста». Видео доступно здесь.
- Из песни «Муравейник».
- Из песни «Хочу перемен!».