Моя сокурсница по Литинституту Алла попросила меня помочь ей покреститься. Это было в те времена, когда церковная жизнь для простого советского человека была, с одной стороны, окутана плотной пеленой неведения, и непонятно было, как осуществить это без подсказки знающего человека, а с другой – крестины фиксировались в храмовых книгах, а для студентки вуза, считавшегося идеологическим, последствия могли быть неприятными, поэтому желательно было обойтись тут без регистрации, осуществить это тайком.
Незадолго до этого меня и всю мою семью покрестил священник из Подмосковья, поэтому мне ничего не мешало отвезти мою сокурсницу в этот храм, предварительно договорившись с батюшкой.
Мы сели в электричку и вскоре оказались на месте. Священник отвел Аллу в сторону, чтобы узнать степень ее понимания того, к какому таинству она приступает и что это будет значить для нее. По-видимому, он был удовлетворен ее ответами, потому что сразу ее и покрестил.
Напоследок она спросила его:
– Батюшка, вы все знаете о божественном. Мне сегодня приснились фальшивые деньги – к чему это?
Он усмехнулся и развел руками:
– А снам христиане не верят вообще.
– Странно все-таки, – сказала она мне, пока мы ехали в Москву. – Священник, а сон разгадать не умеет. Он же должен знать все такое… мистическое! А мне теперь и карты в руки, как говорится. Я тут та-ак влюбилась! – она закатила глаза. – Но – безответно. Ничего на него не действует – нос от меня воротит. Но теперь-то я знаю, как надо с ним поступить – сразу прибежит!
Настали каникулы, все поразъехались кто куда, и мы встретились с ней лишь первого сентября. Она плохо выглядела – так, словно долго не высыпалась и недоедала. К тому же ее как-то подергивало: то веко задрожит, то нога непроизвольно подогнется.
– Представляешь, – сказала она мне мрачно, – я все сделала, как мне сказали. Покрестилась, за своего суженого, который и смотреть на меня не хотел, поставила свечку кверху ногами за упокой его души…
– Какой ужас! Зачем? – воскликнула я.
– Как это зачем? Верное старинное средство, чтобы он не только внимание на меня обратил, но и прикипел всей душой.
– Ну и как – подействовало? – внутренне содрогаясь, спросила я.
– Еще как подействовало. Чересчур. Он просто преследовать меня стал, проходу не давать. Прилип, как банный лист.
– Ну, так ты же именно этого и хотела?
– Ой, нет. То есть, конечно, да, в тот момент готова была душу за это положить. Но как только я его увидела после этого ритуала, он сделался мне так ненавистен, так ненавистен – до отвращения, до тошноты. А недавно подкараулил меня у подъезда, схватил за руку, да пребольно, и ка-ак тряханет – чуть дух из меня не вышиб. «Что ты, говорит, такое со мной сделала? Отвечай! Словно всю душу из меня вынула!» «Пусти, говорю ему, а то кричать буду! Не делала я ничего!» А он мне: «Врешь, мерзавка! Навязалась, как морок какой, как кошмар, прилипла. Чем ты меня опоила?» И больно так сжал мне горло. «Да не поила я тебя ничем, больно надо, – захрипела я. – Свечку за тебя, дурака, поставила. За упокой. И всё!» Ну, тут он вообще с катушек слетел – как шваркнет меня об стену, чуть все кости не переломал.
– Ой-ой-ой, как все плохо! Тебе бы как можно скорее поехать в батюшке, который тебя крестил, покаяться… в колдовстве.
– В колдовстве-е? Так я ж в церкви… Свечки в храме покупала. Церковные. Сама крещеная. Все, так сказать, легально, законно! Это ж можно! Или нет? Мне сказали – у них так принято, заведено. А что – нельзя?
Она мелко задрожала, словно ее била лихорадка, помолчала, а потом, словно вспомнив что-то важное, произнесла:
– А сон-то свой тогдашний я разгадала. Помнишь, про деньги? Я еще у священника спрашивала. Деньги-то в том сне были фальшивые! Фальшивые, понимаешь? В этом-то и ключ!