Небольшой, уютный уездный город словно спрятался в Новгородских землях, скромно, как некий старец, скрывается он от людских глаз, напоенный Божией благодатью. Старую Руссу мы полюбили, читая дневники Анны Григорьевны Достоевской.
«…Мы очень полюбили Старую Руссу… Но кроме самого города мы полюбили и дачу Гриббе… Дача г-на Гриббе была не городской дом, а скорее представляла собою помещичью усадьбу, с большим тенистым садом, огородом, сараями, погребом и пр. Особенно ценил в ней Федор Михайлович отличную русскую баню, находившуюся в саду, которою он, не беря ванн, часто пользовался», – пишет Анна Григорьевна.
Дача стояла на берегу реки, обсаженной громадными вязами посадки еще аракчеевских времен.
Несколько лет подряд мы ездили в Руссу именно благодаря Федору Михайловичу.
Любили прогуливаться по старой булыжной мостовой, сохранившейся чудом. Любили идти вдоль реки по земле, по тропам, которые то спускались к реке, то прятались в зарослях прибрежных кустов. Возможно, здесь бродил и великий писатель.
Эта набережная сохранялась в ее нетронутой, первозданной красоте, такой, какой знал ее Достоевский. Заповедные места! Георгий Иванович Смирнов, вдохновленный литературным подвигом Достоевского, много сделал для сохранения этой заповедной Руси. Сражался, можно сказать, до клочка, до пяди земли, отвоевывая то, что принадлежало памяти писателя. Но мы Г.И. Смирнова не знали, просто восстанавливаем его образ из воспоминаний других людей, близко знавших его. Он умер. Нам посчастливилось познакомиться с продолжателем его дела, Верой Ивановной Богдановой. Познакомились мы с ней в самый первый наш приезд. Мы побывали у нее в гостях и были тронуты ее теплым приемом, а также получили в подарок незабываемое вкусное варенье из апельсинов.
Вера
На мой вопрос, как она пришла к вере, она ответила просто:
– С самого раннего детства я была верующей. У нас вся деревня была верующей.
Вера Ивановна родилась в деревне в самой глубинке Батецкого района, что в 18 км от Луги.
– В нашей деревне стояло два храма. Деревня была разделена на две части и принадлежала двум помещикам, и каждый из них построил для своих крестьян храм. Один был Никольский, а другой Димитрия Солунского, куда мы и ходили всей семьей. Там, на кладбище возле храма, все наши родные похоронены.
– Слышали ли вы про потаенную Русь? – в свою очередь задала вопрос Вера Ивановна и сама ответила, – Россия, которая веру сохранила, обряды сохранила, верность сохранила… В 1962 году приехали закрывать собор в деревне Городня. Это было при Н. Хрущеве. Собрали все иконы и свезли в баню, для сжигания. Мама пришла домой и плакала. И долгое время мы думали, что иконы сожгли, и горевали от этого, но через несколько десятков лет, когда в храме возобновились службы в 1993 году, иконы вернулись.
Мы удивительно посмотрели на Веру Ивановну. Она улыбнулась:
– Мы тоже думали, что они сгорели, но истопник, которому было поручено их сжечь, раздал их людям, и вот эти люди стали их приносить обратно в храм, когда возобновились службы.
– В Руссу мы приехали вместе с мужем, оба учителя – он математики, а я литературы. Устроилась на работу в краеведческий музей, – стала рассказывать Вера Ивановна, – в это время Г.И. Смирнов восстанавливал музей Достоевского. В музее должны вестись научные работы, иначе это не музей, – считает Вера Ивановна. – Сердце должно трепетать от подлинности. Пусть в нем размещены экспонаты, не принадлежащие владельцу, но они должны принадлежать той эпохе. На каждый экспонат должно быть свое «досье».
Из соседней комнаты вышел черный грациозный кот, он испытующе оглядел нас: все ли в порядке? – и после миролюбиво потерся о ноги, не спуская преданных глаз со своей хозяйки.
– Ну что, Филимон, пришел проверить? – засмеялась Вера Ивановна.
– Красавец, – сказала я в одобрение коту.
– Филимона мы нашли на помойке и первое время выкармливали из шприца, – открыла нам секрет его возникновения хозяйка.
Филимон, деликатно удалился, и мы продолжили разговор.
– Как изменилась ваша жизнь, когда вы так тесно соприкоснулись с жизнью Достоевского?
Вера Ивановна не сразу ответила на этот вопрос. Немного подумав, она произнесла:
– Как Достоевский повлиял? Я стала тоньше чувствовать своих детей, – детей у Веры Ивановны трое. – Стала их больше понимать, чувствовать острее их боль, читая в «Братьях в Карамазовых» об Ильюшеньке. «Детками душа лечиться», «Дети даны нам для умиления», – процитировала она любимого писателя.
– Все дети похожи на Бога, всем улыбаются, всех любят и смотрят на мир и на людей доверчиво, но почему же так скоро некоторые из них вырастают в тиранов? – спросил Геннадий.
– Мы детей такими делаем, мы, – вздохнула Вера Ивановна. – Знаете ли вы любимую молитву Достоевского? «Все упование мое на Тя возлагаю, Мати Божия, сохрани мя под кровом Твоим». Каждый вечер он приходил к своим деткам с нею и на ночь благословлял их.
– Чем для Достоевского была Старая Русса?
– Старая Русса – это его дом, – чуть ли не воскликнула Вера Ивановна. – В самом глубоком смысле – дом, и сад, и почва, и земля. Это единственное место, которое ему принадлежало, место, где он имел своё. Дом, в котором его любили, ждали. Дом с садом. Саду Достоевский придавал огромное значение. Он считал, что если у человека есть земля, то он участвует в управлении государством. Он переживал, чтобы его дети не выросли «стрюцкими». «Стрюцкий», по выражению Достоевского, – это человек без земли, без корней, которому нечем дорожить. Он писал в дневнике: «Человечество обновится в саду, садом выправится».
– Общение с землей облагораживает, работа на земле – оживляющий труд, – добавила Вера Ивановна.
«Мужу нравился наш тенистый сад, и большой мощеный двор, по которому он совершал необходимые для здоровья прогулки в дождливые дни, когда весь город утопал в грязи и ходить по немощеным улицам было невозможно. Но особенно нравились нам обоим небольшие, но удобно расположенные комнаты дачи, с их старинною, тяжелою, красного дерева мебелью и обстановкой, в которых нам так тепло и уютно жилось. К тому же мысль о том, что здесь родился наш милый Алеша, заставляла нас считать дом чем-то родным», – писала Анна Григорьевна.
Анна Григорьевна и Федор Михайлович боялись потерять свой «излюбленный уголок». И случилось так, что наследница имения решила продать дом и запросила за него одну тысячу рублей. По тем временам это была большая сумма, и своих денег у семейной четы не было. Тогда Анна Григорьевна попросила своего брата, Ивана Григорьевича, купить дом на свое имя, с тем чтобы перепродать его им, когда деньги появятся.
«Брат мой исполнил мою просьбу и купил дом, а я уже после смерти мужа купила у брата дом на свое имя. Благодаря этой покупке у нас, по словам мужа, «образовалось свое гнездо», куда мы с радостью ехали раннею весною и откуда так не хотелось нам уезжать позднею осенью. Федор Михайлович считал нашу старорусскую дачу местом своего физического и нравственного покоя и, помню, чтение любимых и интересных книг всегда откладывал до приезда в Руссу, где желаемое им уединение сравнительно редко нарушалось праздными посетителями», – пишет Анна Достоевская в своих воспоминаниях.
Мы, заглянув к Вере Ивановне на «минуточки», проговорили с ней два часа. Поэтому нам пришлось все же попрощаться с ней, чтобы дать ей покой.
– Покой, – сказала Вера Ивановна, – это когда живешь в согласии с Богом. Чем больше я живу, тем больше убеждаюсь, что совершенен один Бог, поэтому на земле без Бога ничего совершенного построить нельзя. А у Бога главное – любовь.
– Издревле идет спор, христианский ли писатель Достоевский… – произнес в довершение разговора Геннадий.
– Достоевский – христианский писатель, больше того – православный.
… До сих пор стоит у меня перед глазами образ русской красивой женщины, с добрыми морщинками возле глаз, светлыми, спрятанными под косынку волосами. Образ Веры Ивановны для меня стал образом той потаенной Руси, богатой талантами, богатой верой и бесстрашными ее исповедниками.
…Долго гуляли мы по Руссе, хотелось «переварить», осмыслить то новое, что услышали.
Надо сказать, что Русса – город садов: зашел во двор, а там сад яблоневый. Однажды, несколько лет назад, во время нашей прогулки по окраине города улица завела нас в тупик. В тупике оказался фруктовый сад. Можно сказать, сад этот был народный, происхождение я его не знаю, говорили, что раньше на этом месте был интернат для детей. Кто им владел до этого, мне неизвестно. В августе можно было увидеть бабушек с корзинками, мальчишек, сбивающих палками яблоки. Приезжая в Руссу, мы всегда первым делом посещали этот сад. Радовались его доступности и красоте. В нем росли яблони разных пород. Мы бродили по саду и пробовали яблоки всех сортов. Мы его прозвали между собой райским садом.
Уже темнело, когда мы дошли до реки Полисть, прошли по Живому мосту и оттуда залюбовались берегами, Воскресенским собором, отражавшимся, как в зеркале, в неторопливой и безмятежной реке. Всё как раньше – чарующий закат, обаяние старины, но территория нашего «райского сада» выкуплена, сам сад наполовину вырублен, и вдоль берега, ведущего к дому писателя, проложена дорога из кирпича.
– Понравилось бы Федору Михайловичу гулять по дороге, закованной в асфальт? – задумчиво спрашивал муж, увидев это творение рук человеческих.
Амвросий Оптинский некогда сказал мудрые слова: «Мы должны жить на земле так, как колесо вертится, чуть одной точкой касается земли, а остальным стремится вверх; а мы, как заляжем, так и встать не можем».
Как бы нам вот так научиться жить, чтобы даже касаясь земли, мы бы ей не вредили, не портили ее красоту?..
Продолжение следует