Только там облегченно вздохнула. Все-таки негоже опаздывать на службу, даже если единственный трамвай, идущий к храму, где-то затерялся на полчаса. Надо было просто остановить маршрутку, а лучше, конечно, ни от кого не зависеть – выйти пораньше из дому и пройтись пешком. Как любит повторять старенькая тетя Катя, грехи нужно нести самой, а не везти их на общественном транспорте.
Лена огляделась по сторонам. Увидев знакомые лица прихожан, радостно закивала в ответ на их приветствия. Недалеко от алтаря узнала Ольгу по ярко-голубой косынке, которую та никогда не снимала, поскольку считала, если храм в честь Царицы Небесной, то и платочки надо носить богородичного, голубого цвета. Может, она и права… Лена еще раз взглянула на подругу, а затем прогнала от себя все суетные мысли и стала усердно молиться – за своих детей, за больного мужа да за себя, грешную, неугомонную.
Служба уже подошла к концу. После благословения Лена не торопилась уходить домой и некоторое время еще оставалась в храме – хотела приложиться к иконам Матронушки, Ксеньюшки Петербургской и Серафима Саровского. Иначе просто не могло быть. Она всем сердцем чувствовала близкое родство с этими святыми. Какое-то особое чувство согревало ее душу, когда она подходила к их образам. Блаженных матушек просила о благополучии дочки и сына, а вот преподобному Серафиму всегда каялась, не сдерживая горьких слез: «Прости меня, батюшка, такую нерадивую. Каждый раз обещаю тебе, что исправлюсь: «отлипну» от телевизора, не буду много болтать и есть на ночь. А получается так… что ничего не получается».
– Лена, – неожиданно прервал ее молитвенный настрой знакомый женский голос. Она обернулась и увидела приветливое лицо Ольги. – А я тебя все жду-жду во дворе, – затараторила подруга, – потом испугалась, а вдруг ты уже ушла, а мне так надо с тобой поговорить. Пойдем?
Она подхватила Лену под руку, словно боялась, что та вырвется и, извиняясь, убежит по своим неотложным делам.
– Тут такая история со мной приключилась… Давай присядем.
Ольга буквально потащила Лену к длинным лавочкам, укромно стоящим в церковном дворике.
– История-то, наверное, хорошая, – улыбнулась Лена, глядя на подругу. – То-то ты сияешь, как начищенный чайник в монастырской трапезной.
– Это я сегодня такая счастливая, а видела бы ты меня несколько дней назад…
Ольга сделала глубокий вдох и быстро начала свой рассказ.
– В прошлое воскресенье я была на молебне в монастыре. Хотела освятить крестики, которые накануне приобрела у своей хорошей знакомой, торгующей серебром. Уж больно они мне приглянулись — красивые, «под старину». Подумала, дай-ка подарю своим многочисленным племянникам. Они, родственники, хоть и крещеные, но от Церкви очень
далеки. Вот и купила сразу всем в подарок. А тут еще одна сотрудница попросила об одолжении: освятить и ее крестик. Таким образом и набралось целых пять штук.
Сложила их в прозрачную пластмассовую коробочку, а перед самым молебном акку-ратненько пристроила ее на столе, рядом с поминальными записками о здравии.
Как полагается, какие-то деньги опустила в рядом стоящую карнавку.
Но тут подошла маленькая матушка, стала порядок на этом столе наводить, а потом вдруг и спрашивает:
– Это чья коробочка с крестиками?
– Моя, — отвечаю.
– А вы оформили в церковной лавке?
– Нет, — говорю.
Вижу, взяла она коробочку и подает мне – иди, мол, оформи, как полагается, а затем и приходи.
Я со всех ног в лавку:
– Сколько нужно заплатить?
– Десять гривен за один крест. Открыла я сумочку, чтобы достать нужную сумму, а когда подсчитала, умножила, то загрустила от такой математики. Десять гривен за один – мож-но, а вот за пять – это уже пятьдесят получается! Отошла в сторону, чтобы не мешать другим людям требы оформлять.
Стала думать дальше: деньги-то у меня были, десять гривен и пятьдесят – одной бумажкой. Только вот эти самые пятьдесят гривен предназначались для других целей. После службы по пути хотела зайти на рынок, купить капусты для засолки.
А время-то бежит быстро, дальше рассуждать некогда, вот и решение пришло мгновенно: отдала я десять гривен, оформила квитанцию и положила ее в ту же коробочку, где лежали пять крестиков.
Только вот когда бежала на молебен, стало как-то не по себе, неприятно, что схитрила, обманула. Но дело было сделано, коробочка снова пристроилась на столе, да и батюшка уже начал службу.
– А я, веришь, всё не могу успокоиться, – наконец перевела дыхание Ольга. – Мысли в голове спутались, не до молитвы как-то стало. Такое чувство недостойности, что ли, переполнило всю меня. На чем решила сэкономить? На святых вещах! Стыд и позор!
Виню, корю себя и вдруг слышу, будто бы во мне другой «голос» заговорил – и мысли пошли какие-то оправдательные:
– В первую очередь о семье надо заботиться, да и деньги у тебя не лишние. Подумаешь, поступок совершила! Ничего ведь страшного не произошло!
– Как же не произошло? — терзалась я. – Слукавила, схитрила… Грех совершила…
– А какие требы дорогие, — словно не слыша меня, продолжил защиту невидимый «адвокат».
– Подумать только, такие деньжищи люди отдают, а ведь сказано: «по возможности» – сколько можешь, столько и плати. А они тут прейскуранты развешали, как в магазине.
– Но ведь других-то доходов у монастыря нет! – пыталась я возразить сама себе. – Им строиться надо, кормить нуждающихся и бедным помогать. А мы-то, прихожане, хороши: бросим в карнавку рублик, а считаем, что «десятину» Богу принесли! Кто из нас отдает настоящую, реальную десятину?
– А ты тоже недавно бедной старухе помогла деньгами. Забыла, что ли? – неожиданно всплыл в памяти благородный поступок. Да-да, забыла, а ведь действительно помогла…
– Знаешь, – тяжело вздохнула Ольга, – эта бабуля и стала той маленькой гирькой, которая качнула чашу весов терзаний и противоречий в сторону моей «невиновности». Я даже как-то успокоилась.
«Что я почувствовала тогда? Ужас! Ноги стали ватными, даже сердце на секунду остановилось…»
После молебна взяла свою коробочку и поставила ее в сумку. Затем машинально стала искать кошелек, но почему-то не нашла его сразу. Еще раз заглянула в сумку, порылась в ней. Кошелька действительно не было. Куда он мог подеваться? Я ведь точно помнила, как положила в него деньги. Что я почувствовала тогда? Ужас! Ноги стали ватными, даже сердце на секунду остановилось. Вышла из храма, подошла к ближайшей скамейке, села и вывалила все содержимое сумки на колени. Никакого результата.
Некоторое время я сидела, как завороженная, только бормотала себе под нос: «Так тебе и надо, так тебе и надо. Вот как Господь проучил за жадность и обман». Вдруг вспомнила про ключи от квартиры и снова полезла в сумку, чтобы убедиться в их наличии. Открыла внутренний карманчик и сразу заметила розовую купюру. Это были все те же злосчастные пятьдесят гривен. Оказывается, кошелек я не брала, а деньги из него переложила в сумку перед самым выходом из дома… Вот растяпа, всё забыла… После пережитого мною страха это было такое счастье!!
– Представляю себе, – глядя на Ольгу, сказала Лена. – Ты сразу же вернулась в монастырь, чтобы отдать долг?
– Как бы не так. Я тут же побежала… за капустой.
– Не понимаю тебя. После стольких терзаний принять такое безрассудное решение…
– Если ты помнишь, чаша весов склонилась в мою сторону.
– То есть победил тот, кто стоял рядом и нашептывал тебе все пагубные мысли?.. А что было дальше?
– А дальше начались сплошные мучения и угрызения совести. Так продолжалось целую неделю до следующего воскресенья, пока я не вернула эти деньги монастырю. А вот сегодня исповедала грех батюшке. И так спокойно стало на душе, так радостно – видно, Господь простил меня, дурочку несусветную…
-Удивительное дело, – задумавшись, сказала Лена. – Правду говорят, что первая мысль от Бога, а потом – от лукавого.
– В этом я сама убедилась, – сказала Ольга. – Долго беседовала с батюшкой, потому что донимал один вопрос: «Почему всю неделю я думала только об этом грехе, отчего он так тревожил меня? Разве другие проступки, которые совершала до него, были менее отвратительны в духовном плане?»
А батюшка ответил мне:
– Нет больших и малых грехов. Любой грех – это зло. Просто у тебя было время, когда все молились, спокойно постоять и подумать о содеянном. В каждом из нас живет грех. Это он заставляет оправдываться перед самим собой. И вся наша жизнь состоит из борьбы добра со злом. Помнишь, у Достоевского: «Бог с дьяволом борется, а поле битвы – сердца людей»? Вот ты стояла на молебне и чувствовала, как внутри тебя шла непримиримая борьба, как лукавый подставлял тебя, оправдывал, старался заглушить твою совесть. И кто в этой битве выиграл, а кто проиграл? Догадываешься?
Трудно, ох, как трудно бороться с грехом, но нужно учиться побеждать его.
Учиться молиться, а мы порой небрежно относимся к выполнению нашего молитвенного правила. А ведь именно на сон грядущим мы исповедуем Господу все грехи, совершенные за день, как бы прокручивая назад прошедшие сутки. Эти молитвы определяют всю нашу жизнь, они указывают на то, что мы должны делать, а чего должны избегать. Многие старцы советовали вести дневник, тогда все грехи стояли бы у нас перед глазами и поступки наши проявлялись бы четче. А то согрешим мимоходом и бежим по своим делам. А вечером – всё та же суета, да и телевизор всё время что-то нашептывает…
– Правильно сказал батюшка, что не находим времени для себя, – задумчиво сказала Лена.– И куда все бежим?
– А знаешь, какую притчу рассказал мне батюшка напоследок?
– Давай, расскажешь по дороге.
– Один инок, глубоко опечаленный своей греховностью, обратился к опытному старцу с вопросом: «Отче! Что мне делать: я пал?» Старец ответил ему: «Если ты пал – встань». Инок снова посетовал: «Отче, я встал и опять пал». Старец сказал: «Встань снова». Тогда инок воскликнул: «Отче, доколе же мне вставать и падать?!»
«До самой смерти» – ответил мудрый старец.