К сожалению, многие серьезные недуги молодеют. Рак не жалеет ни старых, ни молодых, ни детей.

Дима и Вика пригласили к себе в гости, и пока мальчишки играли на площадке, мы почти час разговаривали о Саше. Искренне восхищаюсь их смелостью, стойкостью. Эти люди всегда оставались добрыми, отзывчивыми, ни на секунду не обозлились, не закрылись в себе. Их история поучительна, рак сына не сломал семью, не разрушил отношения. Как им это удалось, рассказали Вика и Дима. Большую часть времени Вика была с сыном, ни в коем случае не умаляем участия Димы, родителей, друзей. Как мама, женщина, конечно, Вика ближе к сердцу всё принимала, тоньше и лучше всё помнит. Справедливо, что ее рассказ будет больше:

От сухого кашля до лейкемии

– Саше было 23 месяца, мы пошли к педиатру. Два вопроса беспокоили: шишка на голове и сухой кашель. Никакие лекарства, народные средства, травы и ванночки для ног, полоскания горла не помогали справиться с кашлем. Мальчик шел вприпрыжку к врачу, хотя дорога занимает полчаса, ребенок не устал. Как обычно, был весел.

Педиатр очень озадачилась кашлем – сейчас мы понимаем, что она сразу заподозрила что-то неладное. Назначила тест на дыхание, а через несколько дней отправила к другому врачу. Медики хотели убедиться в своем подозрении, были очень тактичными и раньше времени не пугали. Сомнение было 50 на 50: либо кашель – следствие вируса, либо симптом лейкемии.

А до этого Саша ни разу не болел, не помню, чтобы чихал или нос был заложен.

После визита к следующему доктору нам вызвали скорую помощь. Бригада дала Саше кислородную маску, объяснив это тем, что мальчик в опасном и тяжелом состоянии. Мы не понимали с мужем, о каком таком состоянии идет речь, если сын только что был подвижным? Нас отвезли в больницу, взяли анализы крови, в течение двух часов на основании показателей крови поставили диагноз лейкемия. Причем тесты провели в двух лабораториях, чтобы избежать ошибки. Результаты были неутешительными.

Сашу поместили в реанимацию, и там мы пробыли три недели. Дима позвонил родителям. Его мама Татьяна, конечно же, не поверив, спросила: «Лейкемия? Ты понимаешь, о чем говоришь? Ты знаешь, что это такое?»

Я все время была с сыном в реанимации. Муж ездил утром на работу, а ночевал у нас в боксе на кресле. Медики запретили кормить сына после полуночи. А он еще был на грудном вскармливании. Я спорила с ними:

– Как же быть – сын привык к грудному ночному кормлению, успокаивается, комфортно себя чувствует.

А мне в ответ:

– Вам показать рентген грудной клетки малыша? Держать маску всю ночь и не снимать ее. Его грудь так отечна, что «лишнее» кормление может порвать ее.

«Мы выстоим, мы вылечимся»

Это, наверное, материнский инстинкт. Если я заболею, возможно, жалею себя, боюсь чего-то. А ребенок… Да, я проплакала три ночи подряд в туалете в реанимации. Но потом слезы вытерла, появилась сила, спортивная злость и желание бороться. Повторяли вместе с Димой: мы выстоим, мы вылечимся. Не было сомнений, что все исправится.

Саша, несмотря на возраст, был сознательным, серьезным. Я с ним разговаривала, всё объясняла. В моих глазах он был таким мужчинкой, не мальчиком.

Приходит медсестра и перед процедурами начинает развлекать Сашу, чтобы отвлечь от процедур, «заболтать». Я просила: «Перестаньте, вы мне скажите, что будет сейчас, а я сама ему объясню». И обращалась к сыну: «Саша, тетя возьмет иглу, тебе будет больно, но зато потом станет легче. Надо потерпеть». А сын не плакал.

Я Саше давала играть с трубочками для капельниц, стетоскопом, шприцами и другими мединструментами. Делала это специально, чтобы он понимал и привыкал: с помощью этих предметов его будут лечить и спасать, чтобы он не боялся их. Сын еще потом долго играл с ними.

Я говорила ему: «У тебя в крови появились маленькие монстрики, если не лечиться, они вырастут и съедят тебя. А так мы их побьем и победим!»

Рак не приговор

Потом нас перевели из реанимации уже в госпиталь, в отделение онкологии.

Нам составили план лечения: 10 месяцев интенсивной химиотерапии и гормонов, потом 2,5 года плановой химии.

Гормоны провоцировали дикий аппетит, сын сметал всё со стола. Когда курс гормонов прекратился, аппетит ухудшился, к тому же появились необычные пищевые пристрастия. Нас предупредили в больнице, что химиотерапия меняет вкусовые ощущения, еда кажется абсолютно пресной. Советовали следовать желаниям ребенка, и я ставила на стол разные душистые специи: карри, кардамон. Саша обильно приправлял порции.

Уклад жизни во время лечения был кардинально изменен. Химия практически убивает иммунитет, особенно при интенсивном курсе. Мы почти не гуляли, ни с кем не встречались. Человек с банальным насморком представлял для Саши опасность. Любая, даже легкая простуда оборачивалась для нас высокой температурой и госпитализацией. Дома было всё стерильно. Тарелки, ложки проходили через посудомоечную машину, прежде чем попасть на стол. Саше нельзя было есть клубнику, малину и другие ягоды с неровной поверхностью. Промыть полностью их невозможно. Огурцы были исключены, потому что в пупырышках могут остаться микробы. Зелень – тоже попала под запрет.

Были побочные эффекты от лекарств. Кровоточили десна, Саша отказывался от любимой морковки, потому что больно было ее грызть.

Рвота, тошнота, выпадение волос, руки и ноги были ватными от отеков. Ребенок не мог ходить. Я сына носила на руках. А по квартире передвигалась на офисном стуле с колесиками, а Саша – на коленях, так и делала домашние дела. Было ощущение, что у меня не 2-летний мальчик, а опять новорожденный.

Я молилась, чтобы как можно дольше кормить грудью, чтобы восстановить иммунитет.

Когда интенсивный курс закончился, и началась «просто» химия, мы, как ни странно звучит, немного вздохнули. Например, стали выходить на улицу. Саша гулял в перчатках, несмотря на время года, потому что из-за лечения кожа истончалась и могла стать проводником для микробов, вирусов. Глаза чувствительны к солнцу, поэтому он носил очки, панамку, иначе сосуды лопаются.

Постепенно восстанавливался желудок, нас даже гастроэнтеролог хотел «посадить» на пожизненные слабительные средства. Но выкарабкались без медикаментов: сначала Саша пил кефир, потом добавили овощи, фрукты.

Дорога к нормальной жизни

Для меня самые памятные – они же, наверное, роковые – две фотографии. На первой Саша светловолосый, кучерявый, переливает воду из банки в банку. Это за несколько дней до постановки диагноза. А вторая – Саша без волос, с огромными раздутыми щеками (действие гормонов) и играет в мединструменты.

В 2014 году лечение закончилось. Организм постепенно восстанавливался, иммунная система – тоже. Возвращались к нормальной жизни. Правда, после такого лечения, а у нас было и 8-дневное радиоактивное облучение, ожидались побочные эффекты. Когда мне врачи перечисляли, на какие органы и части тела могут быть побочный явления, я в изумлении спросила: «А есть хоть один орган, на который не ожидается пагубного влияния лекарств?» Ответ был: «Такого органа нет». Это, конечно, не значит, что обязательно что-то будет, но шанс есть, и вылезти проблемы могут и через несколько лет.

Стали отрастать волосы. Кроме физического восстановления, пошел некий откат, Саша наверстывал всё, что было пропущено из-за лечения. Он бросался дружить и играть с ребятами. Радовался любому выходу из дома. Например, говоришь ему: «Поедем в магазин за продуктами? Или пойдем в библиотеку?» «Конечно, пойдем!» – сразу соглашался он. Для него же это было маленьким путешествием, праздником.

«Саша всегда улыбается такой большой, искренней улыбкой»

Саша стал ходить на танцы в «Матрешки». Преподаватели танцев, чуткие православные женщины, всегда отмечали: «Саша всегда улыбается такой большой, искренней улыбкой».

Летом ходит в открытый бассейн – пока он плавать не умеет, зато играет и смеется.

Он уже два раза был в скаутском лагере, причем питание там было обычное, не наше домашнее, строго диетическое, но всё хорошо прошло. Но обучение у Саши на дому. Следуем программе, сдаем тесты, выполняем упражнения и задания. Перешел в 4 класс.

Помощь Гавайской Иверской иконы

– Еще в госпитале мы познакомились с русской медсестрой, это она нам посоветовала отца Виктора Потапова (настоятель Иоанно-Предтеченского собора), чтобы крестить мальчика прямо в больнице. Мы до этого планировали крестины в Москве, где у нас родственники, друзья. Мы позвонили о. Виктору, он приехал в больницу, правда, предупредил, что таинство будет не таким красивым. Сашу нельзя было окунать в воду, поэтому только побрызгали водой.

Иверская Гавайская икона Божией Матери

Стали ходить в храм. Сначала, конечно, выбрали время, когда было немноголюдно. Сашу спрашивали, к какой иконе он хочет приложиться. Он сам выбирал, и мы его подносили. О. Виктор приезжал к нам и причащал Сашу дома. Сыну нельзя было пить простую воду, только кипяченную, и батюшка освящал ее. Саша больше всего любил освященную воду и отказывался от другой.

После Причастия мы неоднократно замечали, что показатели крови становились лучше.

Отдельно мы хотели рассказать о Гавайской Иверской иконе Божией матери. Саша прикладывался к ней, мы все молились у нее, просили помощи и исцеления. А хранитель иконы Нектарий давал нам пузырек с благодатным миром от иконы. Мы не просили его, он как будто сам почувствовал, что ребенку нужна такая помощь. По совету Нектария, мы по одной капле ежедневно давали под язык Саше и, конечно, мазали миром. Гавайская Иверская икона спасла его, у нас нет в этом сомнений. Это, если так можно сказать, его икона. Когда Саша лечился, икона «гостила» в храме 3-4 раза в год. Тогда мы думали, что так и надо и всегда так бывает. А потом узнали, что обычно Иверская икона в храме бывает всего раз в год. Разве это не чудо? Когда Саша вылечился, икона опять стала приезжать в храм всего раз в год. И Нектарий перестал давать нам пузырек с миром.

Когда Саше было 4 года, ездили с ним в паломничество в Джорданвилльский Троицкий монастырь. Мальчик стоически перенес 7-часовую поездку.

У нас появилось много друзей и знакомых. Люди откликались, предлагали помощь. Одна из медсестер стала прямо ангелом-хранителем, давала советы, успокаивала, поддерживала, все подробно рассказывала о лечении, о побочных эффектах. Я же не знала английского языка, учила интенсивно прямо в реанимации.

Конечно, родственники помогали. Мама Димы бросила работу и приехала из Москвы, она знает язык, умеет водить машину.

У нас были хорошие показатели, мы рассчитывали на химиотерапию, но был и запасной вариант. В случае бездействия лекарств назначили бы трансплантацию. Но Славу Богу, до этого не дошло. Донора трудно подобрать, и не всегда родственники могут выступать в этой роли.

Говорят, у мужчин меньше терпения и сил вынести невзгоды. К сожалению, распространённая ситуация: ребенок родился с патологией или серьезно заболел – первым бывает сломлен папа, хорошо, если из семьи не уйдет. В семье Злодоревых и мама, и папа достойны восхищения. Дима всегда был поддержкой жены, всегда был рядом:

– Когда нам назначили план лечения в 2011 году и сказали, что в 2014 всё закончится, мне очень хотелось прикрыть глаза, заснуть и проснуться через 3 с половиной года. Но это было бы несправедливо! Мы бы тогда не прошли весь этот путь, не запомнили. Как говорит о. Виктор Потапов: «В жизни православного человека не бывает случайностей». Путь, который мы прошли, конечно, не из простых, конечно, не пожелаешь никому, но он нас сделал сильнее. Мы выстояли. Мы ходим в храм, мы молимся. Болезнь Саши не только закалила нас, но познакомила с храмом, с интересными людьми. Научила радоваться. Были разные мимолетные встречи, которые показали, что наш диагноз лейкемия… чуть сложнее ОРЗ. Например, ходил по отделению госпиталя и узнал о 8-летнем мальчике, который лежит неподвижно чуть ли не с рождения, врачи помочь ему не могут, потому что не знают, не могут определить, что у него. А у нас всё конкретно: есть диагноз, есть план лечения, прогноз.

Два раза в год ездим в клинику, медики проверяют кровь, слушают сердце.

На стенах в онкоотделении висят самодельные плакаты: «Кто не верит в супергероев, тот наших детей не видел», «Рак не может сломать нашу веру, надежду, любовь».