http://hramseversk.ru/?p=563

Уже два года Константин Капустин вел занятия в геронтологическом клубе при храме. До этого он вообще не знал, что такое «геронтология» и что в Церкви существует служение, ориентированное исключительно на пожилых. Разве только когда читал об Афоне, встречал слово «геронда», означающее старца.

Вначале его напрягало, что приходилось учить людей в три-четыре раза старше его. Да к тому же их интересы несколько отличались от духовных открытий и исканий, в которых сейчас пребывал сам Константин. Но вскоре он обнаружил, что пенсионеры в некотором плане даже активнее церковной молодежи. И если речь шла о миссионерских проектах, которыми в последнее время он все больше грезил, то обращаться стоило все-таки именно к соклубникам. Поэтому накануне праздника Крещения Господня Костя предложил своим старичкам раздать у храма брошюры тем, кто пришел за святой водой. А заодно рассказать им всё самое важное о Боге. Может, после такой акции хоть кто-то из них озаботится спасением своей души? Но в клубе не сразу приняли его предложение.

– Зачем что-то придумывать? И без нас, кому нужно, сам придет в церковь, – как всегда, первой возразила Тамара Андреевна, – вот я своей соседке без конца твердила: «Пойдем в храм». А у нее то огород, то засолка капусты. Короче, одни отговорки. А как мужа паралич шандарахнул, так тут же побежала «о здравии» заказывать.

– Вот именно! – трясущиеся руки выдавали волнение профессора Павла Маратовича. – Как мы можем своей активностью подменять действие Бога? Только Он способен обратить в веру.

– Обращает действительно Бог, – произнёс Константин, чувствуя себя как никогда уверенно, – а вот рассказать о Себе Он поручил христианам. И крещенские праздники – самое благоприятное для этого время. Люди сами приходят за водой. Не надо их искать, уговаривать. Причем это происходит из года в год. Они не разочаровываются, понимают, что вода действует, помогает, раз сама не портится. Только при этом люди к Богу ближе не становятся. Сделали Его карманным фокусником. Есть водичка, и уже чувствуют какую-то безопасность. Если что – побрызгают, попьют. Духовные потребности их таковы, что им этого хватает. А нам необходимо показать – нужда их больше, чем святая вода. Вода – это всего лишь маленькое чудо, в котором Бог хочет приоткрыть Свое величие. Чтобы обратились к Нему, увидели свои глубинные проблемы, а не только: «До еды ее пить или после?»

– Что важно рассказывать другим о Боге, мы уже поняли, – быстро схватила суть проблемы Тамара Андреевна, – а вот что именно говорить?

– Всё очень просто. Сказать, что Христос умер за наши грехи.

– Да ведь это и так все знают! – на лице женщины отразилось явное неудовольствие.

«Вода – лишь образ того очищения, которое мы имеем в Крови нашего Господа»

– Разве? Много ли значит для них Кровь Спасителя, если только раз в году показываются в церкви? Пожалуй, святая вода в их глазах имеет больше силы. Кстати о Спасителе – опросите сегодня десять человек: «От чего Он, собственно, спасает?» – и вы получите десять разных ответов… причем неправильных! Мол, от бед, болезней, несчастных случаев…Вот какого спасения, как правило, все ищут. А в истинном спасении будто и не нуждаются. Но мы, мы с вами, Тамара Андреевна, напомним им, что все мы – несчастные грешники, оторванные от Бога, и в этом наша главная проблема, которую решить своими силами – ну, никак. А вот Христос эту проблему решил – взял и умер, пригвоздив на крест вместе с Собой всё то, что нас разделяло с Богом. Кровью Своей смывает Он всякий грех кающегося. Вот для чего Он пришел! Вот от чего спасает. А вода – она лишь образ того очищения, которое мы имеем в Крови нашего Господа. На Христа, на Иисуса мы должны взгляд людей перевести, понимаете? В Нём, мол, счастье-то наше, в Нём весь смысл, вся радость жизни! – Константин победоносно оглядел окружающих и добавил, – увы, нам свойственно упускать из виду главное и зацикливаться на второстепенном. Вот и с Крещением подобная история вышла. Кто сегодня вспомнит, что праздник этот называется также Богоявлением? Почему-то в мирских кругах данное название вообще игнорируется. Вчера в Интернете просматривал открытки на Крещение. Такие, знаете, мерцающие. Хоть бы одна отражала суть праздника! Всё какие-то слащавые стишки, типа: «Пусть крещенские морозы принесут вам то да се…», «Приятного окунания в прорубь». Это тоже показывает, как люди воспринимают Крещение. А ведь на самом деле в этом празднике столько Евангелия! Христос явил Себя народу. Бог Отец подтвердил Его полномочия. А я, будучи грешником, нашел решение своих проблем в Них Обоих.

При последних словах воспоминание об Анастасии очередной раз острой болью полоснуло сердце Константина. Накуролесил же он в своей жизни. Жаль, но ничего уже не исправить. Хорошо хоть, что он принес Богу покаяние в своем грехе. Теперь, по крайней мере, на Страшном Суде история с Настей не будет ему вечным укором.

– Там еще Дух Святой сошел в виде голубя, – не преминула напомнить Галина, еще не старая женщина.

– Что? Да. Несомненно, – вернулся Костя в реальность. – Вот этой самой радостью Божьего прощения мы и должны делиться с окружающими.

– Но эта радость мужа не заменит, – насупилась Галина.

– Опять она за свое… – послышался со всех сторон неодобрительный шелест приглушенного ропота.

Год назад Галину оставил муж. И теперь любую тему, поднятую в клубе, она неизменно сводила к своей «болячке», порядком ею всем поднадоев.

Будто ничего не слыша, Константин обратился к профессору:

– Скажите, Павел Маратович, как бы вы, подавая нашу брошюру, объяснили основные догматы веры?

– Э-э-э… Бог трансцендентный в Своей сущности, в Своих проявлениях познаваем. – Как всегда с расстановкой и большими паузами между слов начал профессор. – В древности, конечно, встречались аберрации, когда и Божественную сущность считали познаваемой. Но это сущий пердимонокль, инвариантно.

– Простите. Я ничего не понял. Да и другие люди вряд ли что-то поймут в подобной терминологии.

– Не стоит утрировать…я…

– А я бы сказала так, – не дожидаясь, когда профессор завершит свою высокопарную тираду, встряла Тамара Андреевна, и стала скандировать, с экспрессией жестикулируя руками, – Приходите в храм! Исповедуйтесь! Причащайтесь! И Господь откроет, как жить дальше. На работе все устроится. В семье все наладится…

– Что наладится-то? Ничего не наладится. Наоборот, развалится и то, что хоть как-то держалось. Вам хорошо говорить. У вас муж есть.

– Какой муж, Галь? Я уже одиннадцать лет вдова. Но чтобы посещали храм, сказать надо обязательно, – обиженно заключила Тамара Андреевна.

– Лично я вообще не представляю, что можно говорить, когда даешь брошюрки, – неожиданно для всех переключилась Галина со «своей» темы на общую, – как-то я пыталась подзаработать раздачей флаеров на улице… В общем, не очень-то их берут, эти флаера. А если попадется какая-нибудь фифа, что нос от тебя отвернет, то и вовсе все настроение падает. Так сразу стыдно становится. Мне кажется, перед храмом раздавать брошюры тоже будет совестно.

– Нам нечего стыдиться, – твердо остановил ее Константин, – мы в своей стране, на своей территории разъясняем догматы веры тем, кто именно для этого пришел… ну… почти для этого. «Да постыдятся беззаконнующие вотще» – те, кто распространяет порнографию или предлагает наркотики. Мы же говорим людям о спасении. И нужно эту весть так преподнести, чтобы в самом деле захотелось и исповедаться, и причаститься.

– Разрешите вопрос? А можно кастрировать кота? – как обычно не в тему спросила суматошная Клавдия. Но Костя к подобным несуразностям, время от времени возникающим в клубе, уже привык…

***

Когда Константин вышел на улицу, короткий январский денек клонился к концу. Бледное зимнее солнце, едва поднявшись над городом, недолго проплыв чуть выше линии горизонта, устало плюхнулось за нее, обагрив небо ярким алым закатом. Вспомнились выпады Галины. Достала она уже всех со своими «матримониальными потребностями», как однажды назвал профессор ее манию замужества. Не успеешь оглянуться, как и его попытается окрутить, даром что на пятнадцать лет старше. Нужно с ней держать ухо востро.

Константин всегда пользовался успехом у женского пола, особенно до его прихода к Богу. Рост под метр девяносто, косая сажень в плечах, умный высокий лоб, проникновенный взгляд. В ночном клубе, где он когда-то тусовался, от девушек у него не было отбоя. Женское внимание Костя расценивал как подтверждение своей значимости. Парню позарез требовалось постоянное напоминание со стороны, что он не просто прожигает жизнь, а кому-то действительно нужен. Часто из клуба он приводил домой какую-нибудь прекрасную незнакомку. Для нее в комнате Кости всегда имелся «дежурный» халатик, который всякий раз после очередной визитерши стирался мамой. Родители не протестовали против разгульной жизни сына. Уже взрослый. Пусть сам решает, как и с кем ему проводить время. К тому же все сейчас так живут.

Анастасия задержалась у Кости надолго и практически переехала к нему. «Переходной» халатик она запихнула подальше, а комнату Константина заполнила всякими женскими штучками-дрючками, основательно потеснив его мужской гардероб. Ему с Настей было настолько хорошо, что когда она находилась рядом, остальное просто переставало существовать.

Все кончилось тривиально. Настя объявила, что беременна. Костя испугался и нагловато спросил: «С чего ты решила, что ребенок от меня?». Он и сам не мог объяснить, как такое могло слететь у него с губ? Ведь в принципе он собирался сделать любимой предложение. Только не прямо сейчас и не под нажимом обстоятельств. А через годик-другой… может быть. Но произнеся обидные слова, он уже не собирался давать «задний ход», а стал держаться заданного стиля поведения. Больше они не виделись.

Когда через год на его мейл пришли фотографии Анастасии с младенцем на руках, Костя не стал их показывать родителям, а просто нажал на клавиатуре компа «Delete». И ничего не ответил некогда любимой девушке. Подумаешь… у него еще тысячи таких «Насть» будут.

Обращение к Богу перевернуло всю его жизнь. Костя по-настоящему испугался последствий своего подлого поступка. В уме рисовались страшные картинки адских мук. Разумеется, он поспешил исповедаться во всех грехах своей разгульной юности. Но священник ему объяснил, что истинное покаяние должно быть подкреплено исправлением. Невозможно говорить о духовной жизни, если хотя бы не попытаться наладить чужие судьбы, поломанные тобой.

Целый месяц парень собирался с духом, перед тем как наконец одним субботним утром, превозмогая стыд, он позвонил в дверь Настиной квартиры, чтобы попросить у нее прощения. Полуторагодовалый малыш, как две капли воды похожий на Костины детские фотки, играл на полу с котенком и звал своего новоявленного отца непонятным словом «теся». Константин Капустин молча сидел на кухне за столом и не переставал помешивать давно остывший чай. Наконец, откашлявшись, он начал заранее заготовленную речь.

– Конечно, я понимаю, что слишком поздно, но может… может быть, мы все-таки… ну … поженимся, что ли? – Костя сглотнул и, опасаясь, что его неправильно поймут, поспешил добавить, – Вот и священник мне покоя не дает. Все время теребит – решил ли я свои доцерковные семейные проблемы…

К отказу он не был готов и вышел из Настиного подъезда совершенно ошарашенный. И что значила та непонятная фраза: «Мне не нужна любовь по наводке!», – которую Настя прокричала ему вслед.

«Перед Константином открылась грандиозная перспектива погружения в трудный, но такой прекрасный процесс, который преподобный Серафим Саровский назвал «обожением». А неверующая жена, да еще с ребенком были бы только помехой на этом пути. Теперь же можно хоть в монастырь»

Но скоро парень даже обрадовался такому обороту событий. Его совесть уже ничего не тяготило, и он был волен решать, как дальше строить свою жизнь. Перед Константином открылась грандиозная перспектива погружения в трудный, но такой прекрасный процесс, который преподобный Серафим Саровский назвал «обожением». А неверующая жена, да еще с ребенком были бы только помехой на этом пути. Теперь же можно хоть в монастырь. Да что там простой монастырь?! Хоть на Афон можно махнуть! Вот выучит он греческий язык и… Ну а пока суть да дело, Костя, в соответствии с советом священника, стал ежемесячно посылать Насте деньги на малыша.

Через полгода он пришел на день рождения сына с мягкой игрушкой и огромным тортом, всерьез опасаясь, что торт полетит в его голову. Однако, по неизвестной причине, Настя встретила его более радушно, чем в прошлый раз. Выглядела она великолепно. В глазах появился блеск, в движениях – игривость. Говорила она ласково, заглядывая Косте в лицо, словно надеясь в нем что-то прочесть. Ему даже показалось, что между ними не было двух лет размолвки. Чувствуя ее благосклонность, парень разоткровенничался о своих духовных исканиях и даже не скрыл про монастырь. Он так и не понял, почему Настя вдруг сникла и опять вытолкала его за дверь. Ну, было и уплыло. Теперь у них разные пути.

Время шло. Учебник греческого языка пылился на полке. Постепенно мечта о монастыре уступила место желанию благочестивого брака. Пробовал он ухаживать за дочерью священника. Все бы ничего. Но когда девушка узнала, что у Константина есть внебрачный ребенок, помолвка расстроилась.

Пытался он встречаться и с другой. Но кроме церкви, никакие иные жизненные интересы их не объединяли. И уж конечно, ни с кем Костя не чувствовал себя так уютно и хорошо, как когда-то с Анастасией. С ней они дышали одним дыханием. Увлекись он по-настоящему кем-то еще, перед его взором постоянно не стоял бы образ прежней возлюбленной, не вспоминался бы по ночам запах Настиных волос на его подушке, а посещения сына не превратились в повод хоть немного пообщаться с ней. Как назло, ни с кем у Кости не получалось завести романтических отношений. Словно что-то отпугивало от него всех нормальных верующих девчонок. Настя же вела себя вызывающе и всякий раз во время их встреч не упускала случая «подколоть» его насчет церкви и монастыря.

Как-то он забыл у нее бейсболку, а когда почти тут же вернулся, Настино лицо ему показалось заплаканным. Она не призналась, из-за чего слезы. Но почему-то Косте почудилось, что причина кроется в нем. Кто до конца сможет понять этих женщин? То ли дело – богословие, в которое он окунулся со всем жаром неофитства в первый же год своего воцерковления с той же ненасытностью, с которой некогда «зависал» в ночных клубах. Он почитал за счастье пребывать в этом океане богочеловеческой мудрости и знания. Вот в чем Костя сможет принести долгожданный плод! Богословие тоже трудно постигать, но там хоть логика есть. А в этом Евином роде отродясь никакой логикой не пахло. Нет, что ни говори, рождение ребенка меняет женщину. До этого у них всё было иначе.

***

Утро на Крещение выдалось классическим – ясным и морозным. Шубки пушистого белого инея облепили каждую былинку, всякую веточку городских насаждений. Расковыривая обмерзшее инеем стекло маршрутки, Костя надеялся определить, где он сейчас едет. А еще он пытался представить, что сейчас происходит у храма. Первыми на «дежурство» должны были заступить профессор и Галина. Потом их сменяли матушка Анна (жена протодьякона) и Тамара Андреевна. Свою очередь Константин разделял с немногословным и странноватым дядей Володей, который на их встречах отмалчивался, со всеми соглашался, а поступал как ему вздумается. Он мог полгода посещать занятия, а потом пропасть на несколько месяцев, ничего не объяснив, никого не предупредив и выключив при этом телефон. В общем, всерьез на него положиться было нельзя. За два года Константин так и не понял, что это за человек и зачем вообще посещает их собрания. Честно говоря, от дяди Володи он не ждал особой помощи и очень бы удивился, если бы тот сегодня все-таки пришел.

«На расстоянии всего нескольких метров встретились два мира – Церковь и Общество. Встретились, но так и не пересеклись»

Очередь за святой водой была пока только от церковной сторожки (где разливали воду) до ворот. Иногда от нее отделялся какой-нибудь человек, чтобы зайти в церковь погреться… А затем люди спешили в очередь, боясь пропустить свою. На расстоянии всего нескольких метров встретились два мира – Церковь и Общество. Встретились, но так и не пересеклись. Кто стоял за водой – не искал Бога. Кто предстоял в молитве Творцу, почитал за грех покидать богослужение до его окончания.

Первой из знакомых Константина увидела расстроенная Галина.

– Я же говорила, что не знаю, что людям сказать! Даю брошюрки, а они все отказываются, словно им дохлую кошку предлагаю.

– Неужели все-все отказываются? – переполошился Костя.

– Не то чтобы…– засмущалась женщина.

– Каждый пятый? Десятый?

– Ну, не пятый… Вон тот мужчина не взял.

– И всего-то?

– Между прочим, он меня обозвал, – надулась Галя и для большего эффекта демонстративно поджала губы. Словно ее оскорбил Костя, а не увалень, медленно несший на плечах двадцатилитровую канистру с водой.

– Как же он вас назвал?

– Сказал: «Женщина в церкви да молчит!»

– А-а-а… А у Павла Маратовича как дела? – попытался переключить внимание Галины Костя. В мыслях у него тут же всплыли всякие непонятные термины вроде «диффамации», «паритета» и, разумеется, «аннексии» которыми профессор время от времени «потчевал» прихожан храма и «клубников».

– У него-то все путем. Берут эти агитки и не морщатся.

– Что же он такого говорит, когда их подает?

– Ничего.

– То есть?

– А то и есть. Дает молча, и у него почему-то берут, а у меня ничего не получается. Я же предупреждала!

Успеху Павла Маратовича Константин порадовался, но еще больше удивился, что профессор подавал брошюры без слов, при этом искренне и смиренно кланялся. Он смотрел на людей с такой неподдельной любовью, что «отказников» у него вообще не оказалось.

Как истинный джентльмен, Константин остался с профессором вместо Галины, ушедшей восстанавливать свое душевное состояние на богослужение. Но очень быстро и он был выведен из равновесия. До этого Косте казалось, что с его багажом знаний довольно просто удастся достучаться до невоцерковленных людей. Стоит только им доказать, что они грешники и нуждаются в спасении, как очередь в сторожку тут же перестроится в очередь на исповедь. Он оказался не готовым к тому, что его доводы люди проигнорируют.

– … не в святой воде счастье, а в том, что Господь умер за нас. Вот, почитайте, – Костя почувствовал, что закипает. Особенно когда очередной человек, стоявший в очереди, демонстративно отвернулся от него. Волны удивления и обиды, сменяя одна другую, захлестнули душу новоявленного миссионера. Только теперь он по-настоящему понял Галину. А еще осознал, что просто физически не сможет каждому в очереди подробно и доступно рассказать о Христе, как это изначально собирался сделать. Поэтому он ничего лучшего не нашел, как предлагать брошюрки со словами:

– С праздником! Возьмите расписание богослужений нашего храма. Оно на последней странице. Также в брошюре найдете все самое главное о христианстве.

В такой подаче люди брали информацию более охотно, а если кто и отказывался, то это были единицы.

Когда озябшие миссионеры зашли погреться в храм, Костя поделился с профессором своим недоумением.

– Я смотрю, дела у вас идут на лад, а у меня как-то не очень. Кто же вас надоумил миссионерствовать молча?

Павел Маратович посмотрел на своего преподавателя очень внимательно и со всей серьезностью сказал:

– Знаете, последний инцидент, ну, когда выяснилось, что вы не понимаете мою речь, слегка меня эпатировал. Я бы даже сказал, ранил. Очень уж захотелось проверить легитимность этих ваших замечаний. А как это сделать? Все, что пришло в голову – попытаться, как могу, рассказать кому-нибудь о своей вере. Но не профессорам в нашем университете, а какому-нибудь простому работяге. Вот я дворнику и рассказал. И знаете, он действительно ничего не понял, а просто предложил вместе выпить. Будучи человеком скрупулезным, я решил апробировать свою речь еще в магазине и в очереди на почтамте. Как оказалось, ваша нотация вполне законна. Что ж, решил я, словам, несущим такую деструктивность, нужно устроить остракизм. Вот каков генезис моего поведения на сегодняшнем волонтерстве. Как видите, он вполне прагматичный.

«Без настоящей Божией любви всё остальное – только претензия на духовность»

Константина так называемая «прагматичность» профессора пристыдила. Слова словами, а та любовь к окружающим, которую просто источал Павел Маратович, была Константину совершенно недоступна, сколько бы духовных книг он ни прочел. Может, потому не приняла Настя его покаяние, что оно было основано на страхе за себя, а не на любви к ней и к сыну? Пожалуй, без этой настоящей Божьей любви всё остальное – только претензия на духовность, или, как сказал бы профессор, – аберрация…

Из храма Галя шагала понуро. Не радовали ее ни праздник, ни солнечная погода, ни деревья, облепленные сверкающим инеем.

– Наверно, в клубе думают, будто я не вижу своей зацикленности на замужестве. Я-то все понимаю, только что могу с собой поделать? Иногда так хочется, чтобы было кого обнять, с кем перекинуться словом. Да даже если кто-то просто лежал бы на диване со смартфоном, и то на душе стало бы теплее. Так она и профессору сегодня сказала, а он: «Вы уверены, что ваши потребности матримониальные? – и, как будто спохватившись, добавил, – действительно ли вы хотите замуж? Согласно всему сказанному, вам не муж, а ребенок нужен. Усыновите детдомовца и заботьтесь друг о друге. Вам хочется ласки, а детдомовцу она требуется вдвойне». Тоже мне, умник нашелся! Что сам-то не усыновляет? А тут еще эти брошюры навязали. Ведь как людям им говорила: «Не могу я их раздавать. Не получится». Нет! Все-таки назначили на дежурство. И какой результат? И к Богу никого не привела, и себе все настроение испортила. Пора с этим клубом завязывать. Я им не нужна, да и они мне тоже.

В трамвае Галина подала кондукторше свой проездной, не глядя ей в лицо. И вздрогнула, когда та назвала ее по имени.

– Галка, ты что ли?

Резко подняв глаза и всмотревшись в кондуктора, женщина неожиданно для себя признала в ней свою бывшую сотрудницу.

– Откуда это ты в воскресенье? С рынка? – поинтересовалась кондуктор, отрывая ей билет.

– Из церкви. Сегодня Крещение.

– А-а-а…то-то я думаю, с чего сегодня все с бутылями да с канистрами. А где же твоя вода?

– Да ее в любой день можно взять, не обязательно сегодня.

– Правда что ли?

– Вообще, у наших людей представление о том, что делается за церковной оградой, очень смутное, – заученно повторила Галя слова Константина, копируя при этом даже его интонацию. – И знаешь, святая вода – это не самое важное, что дает Церковь. Главное – понять и принять жертву Христа и жить в соответствии с этим пониманием.

– Ой, Галь, ты такая умная! Я и слов-то эдаких не знаю, а из тебя они сыплются как горох.

– Это не я. Это у нас в православном клубе так говорят, – слегка потупилась женщина, но было заметно, как ей по сердцу пришлась последняя похвала. Она сразу почувствовала общность с теми людьми, с которыми только что в душе практически распрощалась. Может, правы в клубе, что путь к счастью лежит не только через брак? Просто поделись своей верой – и увидишь небо в алмазах…

***

Осознание важности их миссии у Константина росло с увеличением количества людей, пришедших за водой. Теперь очередь выходила за ворота храма и спускалась почти до автобусной остановки. Три тысячи экземпляров, печатанные им вечерами на протяжении всей недели и розданные клубникам накануне, разошлись по рукам еще до того, как крестный ход двинулся к реке освящать воду в «иордани». Сердце у Кости возбужденно прыгало от радости, словно козлик, впервые выпущенный на весеннюю травку. Наконец-то он по-настоящему чувствовал свою востребованность. Что там четырнадцать пенсионеров из клуба или монашеская келья на отшибе цивилизации! Миссионерство – вот его истинное предназначение! Спасать сотни, тысячи людей, открывать для них смысл бытия… Парень просто задыхался от переполнявших его эмоций. За всю жизнь еще ни один подарок, ни одно событие не вызывали у него такого восторга, какой он пережил на этот праздник Крещения. Только одна мысль сверлила его мозг – где взять еще хотя бы сотню-другую брошюр?

Принтерная бумага, купленная на собранные в клубе средства, закончилась еще в пятницу. Но ведь ее можно приобрести и на собственные деньги. Когда речь идет о таких великих свершениях, не стоит мелочиться. Сорок минут до дома, магазин, потом столько же – назад. Час на распечатку. Как раз успеет вернуться в «свое» дежурство не с пустыми руками.

Когда спустя два часа брошюры уже допечатывались, усталость навалилась на его плечи. Настроение вдруг кардинально переменилось. Его начали терзать сомнения. С чего это он вдруг решил, что его деятельность кому-то нужна? А вдруг это ему лишь показалось? Перебаломутил стариков, сам завелся… Ну что страшного в том, что кто-то не получит втрое свернутый листочек? Все равно их на всех не хватит. Сейчас и так везде полно информации… Подобные мысли зароились в нем, как пчёлы в растревоженном улье. Неожиданный звонок вырвал его из этих размышлений. Это была Настя и она начала без предисловий.

– Слушай, Капустин. Ты, конечно, олух Царя Небесного и никаких намеков не понимаешь. Поэтому говорю тебе прямо и в последний раз. Я смотрю, в монахи ты так и не собрался. О сыне заботишься. Давай уже на что-нибудь решайся. Либо ты прямо сейчас делаешь мне предложение, либо я соглашаюсь на работу в другом городе, и ты нас больше не увидишь.

От такого неожиданного сюрприза сердце Константина забилось еще радостнее, чем сегодня утром у храма. Но тут же одно предположение охладило весь его пыл. Вдруг Настя опять решила посмеяться над ним? Пауза слегка затягивалась. Молчать дальше становилось просто неудобно. Наконец, нарочито спокойным голосом Костя произнес:

– Я бы с удовольствием повторил свое предложение, но у меня есть одно условие.

– Что?!!! – в голосе Анастасии звенели оскорбление и негодование. – После всего, что ты с нами сотворил, ты смеешь мне диктовать какие-то условия? Да я…

– Поможешь мне у храма брошюрки раздать? Прямо сейчас? Напарник у меня какой-то ненадежный.

Уловив в последних фразах Кости шутливый тон, которым они обменивались когда-то в самом начале их знакомства, Настя мгновенно поостыла и рассмеялась:

– Ладно. Тащи ко мне домой свои фантики, а я пока оденусь.

– Только учти, раздать их нужно быстро, – еще не веря в свое счастье, зачем-то брякнул Костя первое, что пришло ему в голову.

– Разумеется, – прыснула Настя, – моя мама не сможет сидеть с Ильюшкой до полуночи. Ему нужны свои родители.