Эту историю мне рассказала мама. Каждый год на Троицу она ездит в город своего детства. Не так давно на кладбище, где похоронены наши родственники, построили часовню. И в один из приездов мама узнала в женщине, хлопотавшей неподалёку, учительницу из своей школы. Хотела поговорить, но та строго возразила что-то вроде «Чего болтать? Только проблемы наживать». Мама решила, что обозналась и перед ней какая-то блаженная при церкви.
Но местный сторож растолковал: да, это действительно Екатерина, бывшая учительница, – странная она, в церковь-то не часто заходит, всё больше около, работает с утра до вечера. Напросилась заниматься газонами бесплатно и ухаживать за одной могилой, которая несколько лет была совсем заброшенной. И вот что странно – не родственника какого, а совершенно чужой женщины.
Мама подошла к той могиле и всё вспомнила…
***
Екатерина Васильевна, учительница младших классов сельской школы, имела все шансы остаться старой девой. Прямо затылком чувствовала дыхание конкуренток и слышала ядовитый шепот дворовых бабушек вслед: «Так и не взял ее никто!» Шутка ли – осенью уже 22 исполнилось! И надо смотреть правде в глаза: перспектив не намечалось.
Хотя Екатерина была девушкой видной. Налитая, «кровь с молоком», модная химия на голове, брови ниточкой. И в клуб ходила на танцы, и стенки вроде не подпирала. Находились кавалеры. А вот чтоб замуж – не складывалось. Но Катя надежды не теряла и положила глаз на учителя физики, от которого ушла жена. Выждав три месяца, – приличный, как ей казалось, срок, чтоб пережить измену – девушка начала атаку. Ласковые речи, домашние пироги к чаю на большой перемене… Но Федор Николаевич отчего-то не поддавался. Даже на приглашение «в лоб» сходить на танцы отвечал вежливым отказом.
Первого сентября в школу пришла новая учительница Нина Ивановна. Преподавала русский язык и литературу старшим классам. Милая, худенькая, изящная. Такая вся возвышенная, постоянно в поэтически приподнятом настроении, все даже посмеивались. Но зато как она вела уроки! Отпетые двоечники, раскрыв рты, слушали.
Лучше всего она рассказывала про Анну Каренину, с горечью, и очень странно для советской школы – не оправдывала поступки героини, но жалела: «Она сгорела еще раньше, чем бросилась под поезд. Не справилась с собой. С этой страстью…» Почти тут же к новой учительнице прикрепилось прозвище «Каренина», не в глаза конечно, а так – между собой, причем и ученики, и учителя в этом были единодушны.
Федору учительница литературы приглянулась. Перед новогодним маскарадом в учительской только и говорили о том, что физик по уши влюбился в Каренину. При виде нее вытягивается, глаз не сводит, да неужели кто-то еще не заметил? Катя поперхнулась чаем. Еле дождалась конца уроков и побежала к нему в класс, в кино пригласила, на вечерний сеанс. А он: «Не могу. Тетрадей пачка, всю ночь проверять буду». Сам же потом мерил шагами коридор у выхода, чтоб, когда Каренина домой пойдет, дверь ей подержать, до угла школы рядом пройтись и смотреть ей вслед. Катя видела всё из окна и тряслась от злости.
На карнавал она надела новое платье, по случаю заказанное у городской портнихи, и лаковые туфли-лодочки, которые три года назад буквально зубами вырвала в одном магазине и носила только по большим праздникам. По ее расчетам, у Федора не было шансов устоять. Но ошиблась. Нина Ивановна исчезла сразу после официальной части. А физик сначала выглядывал ее в актовом зале, потом загрустил и весь вечер просидел с учителем труда в углу. Сколько Катя ни кружила рядом, даже не взглянул.
«Все новогодние каникулы она вынашивала план мести. Случай подвернулся сам, да такой, что лучше и не придумаешь»
Такого пренебрежения она снести не могла. И еще сильнее обозлилась на Нину. Прямо в жар бросало от возмущения! Ведь ей же Федор был не нужен, зачем же? Что именно «зачем» Катя не понимала, но кого-то винить в своей неудаче нужно! Все новогодние каникулы она вынашивала план мести. Как назло, безуспешно. Но желание сделать больно, насолить этой Карениной сжигало. Какие только фантазии не приходили тогда в ее задурманенную злобой голову.
Случай сам подвернулся. Такой, что лучше и не придумаешь! От знакомых Катя узнала, что возвышенная Каренина приторговывает у себя дома дефицитными импортными вещами, которые ей кто-то из города присылает. В то время такая деятельность называлась не предпринимательством, а спекуляцией. И вроде бы даже каралась по закону. Но как правило, спекулянтов не выдавали – у кого же тогда брать дефицитный товар.
Будто ничего не подозревая, Катя явилась на порог квартиры соперницы. Увидев явный испуг на лице учительницы литературы, широко улыбнулась и завела непринужденную беседу. Потом купила кофточку. И видела, как Каренина смущалась и краснела. И как неловко ей было цену называть. Екатерина со знанием дела ударилась в торг, а продавщица не знала, куда себя деть. «Простите… не могу так много… деньги нужны». Виновато улыбалась и бормотала: «Эти вещи брат купил мне в подарок. За границей. Он военный. А мне велико. Я вот продаю… дешевле… просто маме сейчас деньги нужны… Она болеет». Катя с понимающим видом кивала.
Но про больную маму и ошибившегося с размером брата промолчала, когда в красках рассказывала директору школы про «преступную деятельность нашего педагога». Само собой, где-то приукрасила, что-то додумала – как же без этого!
Потом активно кивала на собрании, когда Нину Ивановну перед всем коллективом школы клеймили и ругали на чем свет стоит за поведение, недостойное звания советского учителя. Спекулянтка! А еще в партии состоит! И ей доверили неокрепшие умы и души молодого поколения. Какой пример она подает, чему научит молодых комсомольцев? Продавать заграничные шмотки? А может, ей вообще Запад и его образ мыслей ближе? Директору вторили завучи, другие учителя, даже физрук. Нина Ивановна стояла молча, бледная как смерть.
«Нина Ивановна временно отстранена от своих обязанностей. Окончательное решение примет город», – подвела итог директор.
Проходя мимо учительской, Катя слышала, как плакала Каренина. «Не пишите в город, умоляю вас! А если мне не разрешат преподавать… Как я буду жить?» – «Я обязана это сделать» – «Я не смогу без школы, как вы не понимаете!» – «Почему же? Пойдете в торговлю! Опыт у вас есть». Директор стремительно вышла, явно довольная собой. А Кате почему-то стало не по себе…
«Точно как Каренина…»
Следующую неделю опальную учительницу почти никто не видел. Пару раз она появилась в аптеке, прозрачная и молчаливая. А потом вдруг, днём, среди уроков, пришло страшное известие – Нина Ивановна погибла. Бросилась под товарный поезд.
В учительской все застыли. Расходились молча, не глядя друг на друга. Только кто-то выдохнул тяжело: «Точно как Каренина…».
У Екатерины Васильевны вечером случилась истерика. Рыдала и не могла остановиться. Уснуть не помогли даже успокоительные.
На похороны приезжала мама Нины. С отрешенным видом она подходила ко всем и умоляла: «Не думайте о Ниночке плохо… Ну какая спекуляция? Она не такая была. Это ради меня всё. Она мне деньги собирала. Подарки брата продавала… Она никогда не торговала. Верите? Поверьте мне, пожалуйста. Она была хорошая».
***
Вскоре Федор уехал в город. Катя осталась-таки старой девой. В школе кое-как дотянула до пенсии, каждую четверть рискуя быть уволенной: классы у нее были самые слабые, дисциплины никакой, успеваемость ниже среднего, работала спустя рукава. Не могла сосредоточиться. Жаловалась, что стены школы её душат. Почти каждое утро приходила на работу с красными от слёз глазами, и настроение чаще всего было какое-то подавленное. А в 90-х еще к алкоголю пристрастилась, еле выкарабкалась. Практически ни с кем не общалась, а от бесед и промываний косточек в учительской бежала как от огня.
Когда построили часовню, пришла и стала помогать. Впервые за сорок лет подошла к могиле Нины, увидела, что никто за ней не ухаживает, и взяла шефство. С раннего утра и до темноты она метет дорожки, пропалывает грядки, сажает цветы, без отдыха, позволяя себе пару перерывов по 10 минут. В принципе, вся территория кладбища – на ней. Те, кто знает Екатерину, говорят, что с тех пор она стала спокойнее. Сама же она как-то призналась работнице за свечным ящиком, что обрела смысл в жизни. Ведь еще давно, как раз в 90-х, Катя впервые прислушалась к словам о Боге и жизни после смерти. О том, что за каждое слово придется ответить. «Я много думала тогда о Нине. Получается, что мой поступок – хуже убийства, – сокрушалась она. – Но ведь и унывать нельзя». Поэтому Катя надеется, что своим трудом вымолит прощение у Бога, у бывшей соперницы, искупит свою вину перед ней, ну и, может, как-то самой Нине облегчит посмертную участь.