С Георгием я училась в одном классе. Каждые пять лет наш класс собирался на вечер выпускников. Георгий не приходил. Люди говорили разное: трагедия, алкоголизм. А вот на недавний 30-летний юбилей окончания школы наш одноклассник появился и рассказал свою историю. Может, она кому-то поможет поверить в свои силы, послужит хорошим примером.
Я был мальчиком-мажором. Рос, не зная проблем: в 80-е годы, когда был дефицит в магазинах, у меня было финское хоккейное снаряжение, спортивный костюм «Адидас» и всё остальное. Ровесников угощал конфетами «Белочка» и «Мишка на севере». Это сейчас смешно, а тогда… В старших классах был свой личный японский магнитофон Sharp – один из многочисленных подарков маме или папе от благодарных пациентов. Это в то время, когда «спутником советской молодежи» была исключительно магнитола «Юность». Импортную технику нереально было купить простому инженеру или рабочему, они продавались только в валютных магазинах «Березка» или втридорога в комиссионном, или на «черном рынке».
В садике и школе меня буквально носили на руках. Но не потому, что у меня мягкий характер или необычные способности – всё намного прозаичнее: папа – ведущий стоматолог, а мама – гинеколог, заведующая женской консультацией. Я с ранних лет знал, как произвести впечатление на женщин-педагогов, завучей. Достаточно было сказать: «А моя мама – хороший гинеколог», – и при этом выразительно посмотреть на собеседницу. И это действовало! Мне прощалось всё. Мог сорвать урок, рассказать неприличный анекдот во время политинформации, придумать кличку любому учителю, мальчику или девочке. Более того, взрослые даже говорили моей маме на собрании, что у меня особое чувство юмора, которое большинству недоступно.
Всё, чего бы я ни пожелал на праздник или день рождения, моментально выполнялось. Хочу щенка – пожалуйста, нужны «вареные» джинсы – вот они, билеты на популярную группу – не проблема.
Я был поздним ребенком, а моя сестренка Настя вообще родилась, когда мне было уже 10 лет. Удивительно, но я ее совсем не ревновал, наоборот – обожал. Наверное, Настюшка была единственным человеком, которому я был нужен. Просто нужен. Ни в коем случае не осуждаю своих родителей, они делали всё для меня и желали только добра, но я как бы был в стороне. Первым делом – пациенты, наука, диссертации, хобби. А вместе посмеяться за столом, ответить на мой глупый вопрос – на это времени не было. Мне говорили: пойди, померь новый кожаный жилет или ботинки, почитай хорошую книгу. Меня забрасывали дорогими подарками, кормили деликатесами. Друзей было много: они искренне восхищались видеомагнитофонами, западной музыкой, редкими книгами и так далее. Иногда хотелось резко обеднеть, потерять всё и посмотреть, придут ли ко мне или позовут ли с собой мои товарищи? А Настя просто радовалась, когда я вытирал ей слезки, строил рожицы, говорил голосами мультяшных героев. Она еще была совсем маленькой, только училась говорить, а я ей рассказывал, что влюбился в девчонку из секции по плаванию, прихожу на час раньше своих тренировок, чтобы посмотреть на нее. Конечно, сестра не могла дать никакой совет, зато она слушала и улыбалась. С рождения она стала моим самым близким другом.
Я уже поступил в мединститут, когда Настенька пошла в 1 класс. Я один повел ее в страну знаний, родители были на важной конференции. Некоторые мамы и бабушки поздравляли меня и говорили: «Какой же молодой папа! Сам еще недавно учился в школе. Как дочка похожа на отца!» А я от смущения прятал лицо в огромный розовый букет.
Учиться в вузе мне нравилось, к поступлению готовился, но за проходной балл не переживал – и так знал, что поступлю. Родители мне гарантировали это, плюс по химии и биологии были лучшие репетиторы. Были молодежные вечеринки, походы, нормальная студенческая жизнь. Но меня всегда тянуло к Насте. Я с удовольствием помогал ей делать уроки, хотя она особо в этом не нуждалась: девочка была сообразительная и талантливая. Я сам записал ее в музыкальную школу и на танцы.
Чувствовал себя счастливым и нужным благодаря сестре.
На каникулах после 3-го класса Настя и ее ровесники отправились на автобусе на экскурсию в ближайший город. Поездку готовили давно, погода выдалась отличная, свою сессию я сдал, поэтому сразу предложил учителям сопровождать ребят, приглядывать за ними. Недалеко от Москвы наш автобус сделал остановку. Настя пошла с подругами за мороженым. Лучше бы я ее не отпускал, лучше бы у нее болело горло, была бы аллергия на сладкое! На моих глазах сестру сбил грузовик. У моей самой любимой девочки не было никаких шансов. Она даже не успела испугаться или почувствовать боль. Я побежал к Насте, тряс ее, искал пульс, звал ее… Приехавшая «Скорая» с трудом справилась со мной, меня смогли отвести с места трагедии только благодаря сильному успокоительному уколу.
После случившегося я взял академический отпуск в вузе. На похоронах вел себя ужасно. Напился, не давал опустить гроб в могилу, обвинял всех собравшихся в том, что они живы и пришли сюда, чтобы поесть сервелат и крабовый салат.
Постепенно становился угрюмым, одиноким. Общался только со спиртным. Я не отвечал на звонки, потерял интерес к жизни, учебе. День начинался с рюмки. Обычная картина у меня дома: на столе бутылка, корка хлеба и фото Насти в черной рамке. Я пил и разговаривал с сестрой.
«Алкоголь не освобождал от боли, зато помогал становиться обозленным, быстро находить тех, на кого можно было свалить вину»
Я был крещен в младенчестве своей бабушкой прямо дома. После утраты возмущался и говорил: как Бог мог допустить, чтобы невинная, добрая и милая сестра погибла? Так нелепо и глупо, а главное – несправедливо? Алкоголь не освобождал от боли, зато помогал становиться обозленным, быстро находить тех, на кого можно было свалить вину. Очень сердился на Бога. Если Бог допустил это, значит, Он или злой, или Его вообще не существует. А иначе, как можно объяснить, что преступники живут и здравствуют, а такие, как моя Настя, умирают юными?
Мои родители заставили меня продолжить учебу в мединституте. Не помню, как я сдавал госэкзамены, как произносил клятву Гиппократа – всё было как будто не со мной. Как в тумане трудился над диссертацией, смутно помню, как защищался. Всегда мечтал стать хирургом, делать самые трудные операции и спасать людей, хотел быть таким же великим, как Н.И. Пирогов. Правда, делал всё, чтобы не стать специалистом с большой буквы: чем больше пил, тем менее реальным становилось воплощение желания. Разве может хирург столько пить? Среди друзей родителей были хирурги, они со студенческой скамьи дали себе обещание и держали его всю жизнь – никакого спиртного, даже бокала шампанского на праздник! Только так медик может сохранить работоспособность: всем известно, что от спиртного рано или поздно начнут дрожать руки. А я пил уже несколько лет. У меня была алкогольная зависимость, в чем себе я никогда не признавался, вернее, боялся признаться. Нет, я не выглядел как пьяница. Всегда был аккуратно одет, ежедневно брился, два раза в месяц посещал парикмахера, запах алкоголя скрывал с помощью жевательной резинки и полоскалок для рта. Но проснуться без водки я не мог, учиться или идти на работу – тоже. На трезвую голову настроение было плохое, концентрация внимания – еще хуже, а самое страшное – предательски дрожали руки.
Я сам не позволил себе работать хирургом. Сначала меня родители устроили на административную работу, и я не провел ни одной операции, даже банальный аппендикс не вырезал. Позже перешел преподавателем в свой мединститут, я хорошо знал химию и любил ее.
На могиле своей сестры пообещал, что никогда не будет у меня детей. Еще одного трагичного случая не выдержу, я панически боялся кого-то из близких потерять.
Когда познакомился с девушкой, тоже врачом по образованию, я сразу ей сказал, что брак будет бездетным. Катя, так ее звали, с сочувствием и пониманием отнеслась ко мне, не спорила, не настаивала на рождении ребенка. Мы жили хорошо, жена со мной ходила раз в неделю на могилу Насти, приносила цветы. Я даже со спиртным завязал и не вспоминал о нем. Но однажды Катя сообщила, что у нас будет пополнение. Я в ярости потребовал сделать аборт. Но Катя отказалась, и я ее выгнал из дома.
Позже от знакомых узнал, что у нас родилась дочь, правда, ни разу не пришел навестить жену и ребенка, как будто их вообще не существовало. А еще через несколько лет Катя развелась со мной, получила согласие на вывоз дочки за границу и уехала с новым мужем в США.
Сейчас стыдно вспоминать: не знал и не хотел знать, как росла девочка, на кого она похожа, не обижает ли ее отчим. Зато запил снова с большим усердием. Опаздывал на работу, прогуливал лекции, забывал являться на зачеты и экзамены к своим студентам. Из уважения к моим родителям в вузе это терпели, но раздраженно предупреждали, что «это в последний раз».
Катился по наклонной плоскости, и вообще перестал появляться на работе, опустился, в квартире не убирался, на улицу выходил только чтобы купить очередную бутылку и закуску. Мои родители, которые к этому времени стали совсем пожилыми и слабыми, очень переживали за меня. Денег они мне не давали, приносили только продукты. Но желание выпить было настолько сильным, что я ухитрялся на улице обменивать еду на спиртное. Алкоголь был сильнее чувства стыда, ведь приходилось унижаться, упрашивать прохожих, продавцов поменять кусок мяса или целую курицу на пару бутылок.
Однажды мне попалась «паленая» водка. Было сильное отравление. Если бы мама не навестила меня в тот вечер, я бы умер. В реанимации пробыл несколько дней, родители ночевали в больничном коридоре. А когда перевели в терапевтическое отделение, вместе с мамой пришел священник. Я закатил глаза и представил, что сейчас начнется занудство, чтение прописных истин. «Как не стыдно, – подумал я, – ведь человека только что вернули с того света». Так хотелось наплевать на приличия и закрыть уши. Но батюшка ласково поинтересовался самочувствием, на тумбочку поставил минеральную воду, достал журналы, сборник стихов русских поэтов. Незаметно втянул меня в разговор о хирургии, известных врачах, а когда уходил, подарил мне икону «Неупиваемая Чаша» и пообещал, что зайдет еще.
– А кто это? – спросил я у матери.
– Это отец Николай пришел проведать тебя и пожелать выздоровления. А иконочку ты не прячь, пока не можешь молиться сам, пусть она с тобой будет.
– Удивительно: священник, а о Пирогове, основах анестезии знает не меньше профессионального врача, – засыпая, проговорил я.
Отец Николай пришел снова, и на этот раз разговор у нас был не такой приятный, как первый. Я благодарен священнику за горькую правду, после этой встречи я встряхнулся, пересмотрел свою жизнь.
– Говоришь, что любишь свою сестру, скорбь не отпускает? Да ты себя любишь и жалеешь. Посмотри на себя! Обрюзг, под глазами мешки, взгляд злой и недовольный. На Бога обиделся, сердишься на Господа! А бутылке с водкой доверяешь? На себя не пробовал обижаться? Душе сестры нужна твоя молитва. Любишь сестру, а сам, как трус и предатель, прогнал беременную жену. Сердце за дочку не болит, совесть не мучает? Наверное, легче напиться и обозлиться, чем созерцать и жить в заботе о других. Твои родители унижаются, когда просят за тебя на работе, еду носят, болеют за тебя. А ты только плачешь, жалуешься и пьешь. Ты не врач! Великие медики были верующими людьми, помогали ближним, а не на шее сидели у других.
Батюшка развернулся и ушел. Я успел только крикнуть ему в след:
– Что мне делать?! Я так больше жить не хочу, но алкоголь сильнее меня!
– Молиться и трудиться! – услышал я.
После выписки мы с мамой стали ходить вместе в храм, заказывали молебен об избавлении от пьянства, молились у иконы «Неупиваемая Чаша». Конечно, было непросто. И кошмары мучили, и срывы случались.
– Ты сделал важный шаг: захотел бросить пить, начал исповедоваться, причащаться. Надо верить: Господь поможет, даст сил, – поддерживал меня о. Николай.
Вернулся снова на преподавательскую работу. Окунулся в химию, в студенческие курсовые, экзамены с головой.
Заговорил с мамой насчет жены и дочки, и оказалось, что родители всегда поддерживали с ними отношения. Мама тайно хранила фото внучки Иры, письма, открытки. Покупала подарки и с оказией передавала в Штаты.
Долго не решался на первую «встречу» с бывшей женой и дочкой по скайпу. Как они отнесутся ко мне? А вдруг не захотят говорить? И будут правы… Но оказалось, что жена и дочка-подросток не держат на меня зла. Они всё это время молились за меня и надеялись, что всё наладится. Через какое-то время я к ним съездил в гости, потом они ко мне. Ира не называет меня папой и, возможно, никогда не будет, я сам виноват в этом, но она и не сторонится меня.
А между прочим, до этого родители неоднократно силой водили меня по наркологам, психологам и даже гипнотизеру показывали. Ничего не помогало, а в кабинетах специалистов я думал: как выйду, сразу напьюсь. А теперь, благодаря Богородице и Её иконе «Неупиваемая Чаша», я не пью уже почти 8 лет.