Верочка шла домой не в духе. По объемному пакету продуктов в каждой руке, сквозняк в карманах и фокусы Юрасика, «порадовавшие» очередной «опять тройкой», в общем, не женщина, а фурия неслась домой. В яростный образ она вжилась, подлетая к своему двору, и уже была готова к встрече с каким-нибудь лешим, как внезапно её остановили. Свеженькими грибочками выросли перед ней её Юрасик и другой, незнакомый пацан лет семи.

– Мам, этот мальчик, он, – сбивчиво начал Юрка, – в общем, ему помощь нужна, вот!

– И?! – поднимая брови, она старалась справиться с захлестывающим негативом.

– Мамочка, понимаешь, он, – взмолился Юрик, указывая на мальчика, – ударил котёнка. Ну, как ударил… пнул. Теперь его собираются бить всем двором. Помоги ему!

Только теперь она распознала противный тикающий звук – новоявленный дружок Юрасика шмыгал носом, растирая грязной рукой слезы. На ногах были кое-как нацеплены видавшие виды кроссовки, а грязненькие штанишки он стабильно подсмыкивал, и вообще вид у ребёнка был заброшенный. Где только умудряются дети из академической семьи, как у них, выискивать таких товарищей? Сдерживаемое цивилизованностью и вялыми попытками быть верующей раздражение прорвалось, и женщину «понесло»:

– Котёнка, говоришь, ударил? Бездомного, небось?

Парнишка кивнул, растирая очередную жемчужинку по щеке. Юрасик расширил глаза и сложил брови крышей, демонстрируя свою надежду на нее.

– Так вот: не стану я вмешиваться в это, – провозгласила она, стремясь придать своему голосу максимум веса и почти ощущая на себе тяжесть невесть откуда появившейся черной судейской мантии. – Ты ударил беззащитного, так ведь? Так теперь и ты побудь беззащитным! – И женщина с победоносно поднятой головой направилась к своему подъезду.

По мере приближения к дому подол «мантии» стал незримо цепляться за ноги, вынуждая ее спотыкаться на каждом шагу. Она даже сжалась и уменьшилась в размерах, как Нильс из сказки Лагерлёф после того, как обидел лесного гномика.

«Причащаясь, мы не задумываемся, что каждый раз вновь роднимся с Ней»

Дверь дома легко открылась, и взгляд хозяйки упал на образ Божией Матери «Покров», размещенный в настенном календарике. Её, принявшей себе в родню весь род человеческий по слову распятого Иисуса Христа. Причащаясь, мы не задумываемся, что каждый раз вновь роднимся с Ней.

Мысли женщины завертелись вокруг родителей и детей и, внезапно осененная, Вера бухнулась на колени перед иконостасом и заголосила. Она умоляла о прощении Ту, к Которой припадают преступники и правители, врачи и пациенты, обиженные и обидчики, и все надеются, что Матерь всего мира им поможет. Тот мальчонка в грязных штанишках, уныло шмыгавший носом, и ее собственный сын, тоже надеялись на материнскую помощь, а она отмахнулась от них, как от комаров…

Наревевшись, женщина занялась домашними делами, одновременно ведя диалог с совестью. Сердце, союзник совести, вворачивало своё: «Ты неправа, обидела слабого, иди и покайся!»

Наконец день сошёл на нет, и когда порыжевшее солнце померкло, разогнав по домам детей, вернулся домой и Юрасик. Он сообщил с порога, что ВанькА не побили потому, что он, Юрка, заступился и поручился за него.

Еле дотерпев до утра, Вера одной из первых примчалась в храм. Она готова была исповедаться, как первые христиане, громко и открыто каясь. Ей и казалось, что она стоит перед всей церковью и громко рассказывает обо всём, что натворила. Под взглядами прихожан она ощущала себя как раздетая, и казалось, все смотрят только на неё – так было стыдно. Едва сдерживая слезы, она исповедалась, и добрый молоденький батюшка благословил ее, но легче стало ненамного. «Только любовь помогает нам вернуть душевное равновесие, только любовью искупается вина», – наставил ее священник, только вот где и как проявить её, он не сказал.

Спать после исповеди она смогла, но прямо над сердцем, сдавливая его, висел черный камень, прямо «преступление и наказание» какое-то. В мучительных размышлениях о том, как надо жить по любви, и поисках случая сделать доброе дело, минуло недели две.

Однажды на пути Верочки, прямо за углом ее дома, стояла четверка школьников, громко обсуждавших что-то. Один из них громко плакал, хлюпая красным носом, и кричал, что «уже вызывает ментов». В руке этого ребенка лет восьми был сотовый, на котором он трясущейся рукой набирал номер. Слева от него стоял парнишка повыше, в костюме и с рюкзаком, а справа – двое других, облаченных в спортивные брюки и куртки. Исходя из характера доносившихся до Веры воплей, правая сторона представляла группу поддержки пострадавшего. Парень слева громко доказывал что-то, размахивая руками и цепляя того, с сотовым, за голову. Вера решительно подошла к ним и обратилась к ревущему «сотовику»:

– Помощь нужна?

«Сотовик» сбивчиво рассказал, как этот Игорь (назовем его «нападавшим»), хотел его задушить, а «группа поддержки», бешено жестикулируя, пыталась поддержать друга.

Игорь же, выждав, пока ребята замолчат, изложил свою версию:

– Да я просто хотел пошутить! Шел позади него («сотовика») и как бы обнял за шею, думал, приятно будет ему, что здороваюсь по-дружески, а вышло наоборот, – понурив головушку, сообщил «нападавший».

Верочка сообразила, что перед ней обычный детский максимализм и простое неумение общаться. Что наши дети слышат и видят вокруг – из ТВ, из песен, из школы – то и транслируют, причем отрицательные эмоции обычно перевешивают. Призвав на помощь все познания по психологии и стараясь не проваливаться в разборку, женщина протянула руку к Игорю-нападавшему:

– Подойди-ка и повернись спиной ко мне, – при этом она обхватила его сзади. – Скажи, тебе это приятно?

Мальчик ответил, что нет. Да и кому же приятно, когда тебя внезапно обхватит кто-то выше ростом со спины?

«Группа поддержки» загалдела разом, очевидно, переходя на сторону женщины. Тогда она протянула «нападавшему» ладонь для рукопожатия:

– А так? – и несильно, но слегка встряхнув, пожала детскую ладошку.

– Так –да! – Парнишка расплылся в улыбке. Заулыбалась и «группа поддержки», но «сотовик» все еще хмуро молчал. Вера обернулась к «сотовику»:

– Теперь ты покажи сам, какое приветствие считаешь дружеским? На мне.

Мальчик молча протянул ручонку, пытаясь похлопать тетю за плечо, но явно стесняясь сделать это. Скорее всего, некто раньше уже преподнёс ему «ответочку», либо толкнув, либо проявив свою доминанту, вот он и закрылся, стал бояться дружбы и не понимать ее. Тут-то и нужна была «рука», протянутая ему, маленькому, напуганному и беспомощному перед взрослым миром, и именно из взрослого мира она могла быть протянута.

– Потрепать по плечу сверстника можно, правда? Сейчас можно и меня, чтобы попробовать. – Вера ласково, как могла, улыбнулась мальчику и придвинулась поближе. – Тебе всё еще хочется звонить в полицию и отрывать взрослых дяденек от серьезных дел? Может быть, вы и сами можете поговорить и разобраться?

– Не хочется. А он потом меня не побьет?

Этого она и ждала как подтверждения своих соображений и обернулась к «нападавшему» за ответом.

– Да ты чего, Димка, зачем? – удивление Игоря-«нападавшего» было искренним.

Тогда она попросила их снова разыграть, как бы они шли, если бы Игорь поздоровался так, как приятно Димке-«сотовику». Мальчики с готовностью пошли так, как шли, когда все началось, только на этот раз Игорь, нагнав «сотовика», слегка потрепал его по плечу, а тот с улыбкой обернулся и протянул ему руку. Костер, полыхавший в слезах детей и их голосах, был потушен, и женщина, попрощавшись, продолжила путь.

Осеннее солнце светило как-то по-особенному ярко, урчали голуби, сверху их накрывала свистом радостная синичка. Так легко идти бывает, когда груз несёт кто-то другой, как будто огромную торбу отдала кому-то сегодня Верочка.

Было тепло и радостно на сердце, как бывает, когда цветные шарики отлетают от земли в день рождения. Верочка даже подняла голову, чтобы успеть их увидеть, но вверху было лишь лазурное небо, напоминавшее о цвете Божией Матери, о Её молитвенном Покрове, простираемом над верующими.