27 января в госпитале был концерт, посвященный годовщине снятия блокады, я торопилась поздравить мою новую знакомую с этой датой. Я опаздывала на концерт. Но то, что я увидела, проходя мимо мусорных ящиков, заставило меня остановиться и ужаснуться. На земле валялись куски хлеба, в большом количестве, я даже сначала не поверила своим глазам. Вспомнился рассказ крестной о Дороге жизни…

Изюмова Галина Григорьевна, 83 года.

Я познакомилась с этой женщиной в петербургском госпитале для ветеранов войны, где навещала маму. У большого, высокого окна, выходящего в больничный сад, лежала пожилая женщина. Рядом сидела ее дочь, разбиравшая красный гранат на зернышки. У изголовья кровати висела табличка: Изюмова Галина Григорьевна, 83 года.

Галина Григорьевна приветливо поздоровалась, взгляд ее голубых глаз показался мне зорким и пронзительным. Аккуратно причесанные волосы на голове казались припорошенными снегом.

– А мама всю блокаду прошла от начала до конца, – сказала ее дочь Ольга, когда мы познакомились.

Надо сказать, в Петербурге к блокадникам люди испытывают особенное чувство.

Когда я училась в школе, учительница математики, пережившая блокаду, никому из нас, детей, не позволяла относиться пренебрежительно к хлебу. Не дай Бог, если кто-то из нас бросил хлеб. Хлеб – это была святыня. Это сейчас к хлебу относятся небрежно. А раньше говорили: хлеб – всему голова. Потому что знали и помнили цену хлебу. Моя бабушка никогда не разрешала нам выбрасывать еду или не доедать положенную на тарелку порцию.

– Галина Григорьевна, расскажите про блокаду, – попросила я ее через день.

Галина Григорьевна села на кровати, пригладила рукой убранные в пучок волосы и спокойно начала свой рассказ:

Когда началась блокада, мне было 8 лет. Родилась я на проспекте Обуховской обороны.

Мама работала машинистом компрессоров на заводе «Большевик». Завод был оборонного значения. Папа, Григорий Игнатьевич, работал заместителем директора в ремесленном училище. Он заболел туберкулезом. Поскольку он был лежачий, за положенным ему пайком в училище ходила я и носила еду.

За водой

У меня была еще одна обязанность – приносить каждый день по два ведра воды из проруби в Неве, чтобы постирать и еду приготовить. Берега Невы были обледеневшими. Мы спускались с невысокой горки к проруби, вставали на коленки и черпали ковшом воду, а вверх подняться иногда не могли, и всю воду разливали на себя. Приходилось ползти обратно.

Был такой случай: мальчишки есть захотели, до Невы добраться не смогли, набрали воду из Обводного канала и сварили суп. И все умерли. Вода там плохая.

Неужели можно было прожить на 125 граммов хлеба? – спросила я.

– Нас еще в школе кормили, и плюс трава – лебеда – лепешки из нее пекли, дуранда и жмых, но я дуранду не могла есть. Дуранда – это отходы от злаковых культур. И еще рядом был мельничный комбинат. Мы детьми забирались, пролезали туда, где в вагонах в мешках зерно стояло. Мы из мешка горсть схватим – и бежать.

Страшно было?

Галина Григорьевна немного удивилась:

– А чего взрослых бояться? Мы, дети, еще бегали, а они слабее нас были. Идет человек, раз – и упал. Были случаи, когда люди обрезали у умерших мягкие места. Но кто так делал, тот становился зависимым человеком, и без этого уже не мог жить. И после войны многих таких посадили.

А птицы в городе, их ели?

– Какие птицы, мы их и в помине не видели! Еще в начале войны в городе съели всех собак, кошек и птиц.

Были случаи, когда у вас паек отбирали?

– Да, было несколько раз. Идешь с пайком из ремесленного училища, а у тебя хвать из рук – и тут же выпьют суп. И бросят тебе пустую посуду: «На, бери». Обидно было за отца, что он больной и голодный. Папа умер в 1942 году.

Когда у Александро-Невской лавры горели Бадаевские склады, то мы потом лазали туда. Наберем ручонками, что осталось, – жженый сахар – и потом пили «чай»: вода становилась коричневой, и заварки не надо. Бадаевские склады – в них были продуктовые запасы на десятилетия. Дым по всему району стоял.

– А рыбу ловили?

– Какую рыбу! Неву так обстреливали! У нас ведь в районе одни заводы были.

Летом нам выделили в Обухове землю, и мы там сажали капусту. Ой, какие вкусные щи из хряпы. Хряпа – это капустные листья.

Мы в эвакуацию решили не уезжать. Что будет, то и будет, а из города не поедем. В городе были отряды, которые собирали детей в машины в эвакуацию. Меня тоже забрали, но я сбежала. У нас с мамой такой вопрос не стоял, чтобы уехать.

Когда район обстреливают, мы свернемся калачиком и лежим – окна заклеены, шторы завешены. В бомбоубежище не ходили, в старых домах бомбоубежища не было.

На улице стемнело, часы посещения заканчивались, я поблагодарила Галину Григорьевну и попросила вернуться к нашей беседе завтра.

Я шла домой по скользкому льду, покрытому тонким слоем выпавшего снега, боясь поскользнуться, и вспоминала, как крестная мне рассказывала об эвакуации из Ленинграда.

Крестная

Моей крестной Галине Антоновне Журкиной было четыре с половиной года, когда она попала в осажденный город.

Отец ее работал в Ленинграде, а жили они под Гатчиной, в Пудости.

– Когда началась война, папу мобилизовали, и мы с мамой Ольгой поехали с ним попрощаться, – вспоминала крестная. – А когда захотели вернуться обратно, то нам на Балтийском вокзале сказали: «Электрички не идут, Пудость заняли немцы». И мы остались в блокадном городе. Мама стала работать на Кировском заводе, а меня устроили в садик при заводе.

Эвакуировали нас, детей, зимой 1942 года. Посадили в грузовую машину и в руку дали горбушку хлеба. Но не разрешили ее есть, а велели только сосать. Пальтишко у меня примерзло к сидению. Рядом взрывались машины и уходили под лед, а мы ехали по огромному, бесконечному белому ледовому полю. Я сосала горбушку хлеба и боялась его проглотить. Я думала тогда, что хлеб растет на деревьях…

Что помогло выжить

На следующий день Галина Григорьевна ждала меня, ее обещали выписать через день, и она была в приподнятом настроении. Она продолжила свой рассказ.

– Из нашего класса выжили не все. Меньше половины. По-разному сложились судьбы выживших детей. Уже после войны мы с мужем поехали на Украину в отпуск. В вагон зашла банда, и я вижу – входит Костя, одноклассник. Мы вместе в блокадном городе жили. Он, оказалось, руководил разбойничьей бандой! Увидев меня, он сказал своим: «Всё, уходим, грабить не будем». И не стал нас грабить.

– Что вам помогло выжить?

Сила, характер русского человека Настойчивость. Шли напролом, не обращая внимания на невзгоды. Что такое блокада – одни слезы!

Мы выжили во многом и благодаря тому, что делали зарядку в школе. Девочка играла на пианино, а мы под ее музыку делали зарядку. Нас так разогревали, не давали замерзнуть, у нас была физкультура. Физкультура – всему голова. Попробуй физкультуру прогулять! А сейчас хочу – иду, хочу – не иду. Спортзалы все платные. А тогда для всех обязательное образование было. Дети брошенные сейчас. У нас кружки были, интересы, а сейчас один компьютер заменяет всё.

– Я слышала, что у людей в блокаду не было некоторых болезней.

Мы не знали, что такое рак. Раковых заболеваний вообще не было, и диабета не знали. Многие болезни от вкусной пищи, от сладостей. Сосудистые заболевания от жирной пищи. Надо есть меньше, но качественную пищу. Не надо объедаться вкусностями.

Как надо есть? Чаще, но по чуть-чуть. Это я как пережившая блокаду говорю. Позавтракал в 9 часов. А потом в 12 фрукт, пообедал в 14.00, а потом фрукты. И после 18.00 не есть, а если очень сильно захочется, кефирчику выпить.


– Есть ли какая-то особенность в характере жителей Ленинграда?

Ленинградцев можно отличить по воспитанию. Это люди, на которых всегда можно положиться.

А к Богу как Вы пришли?

– У меня сильно заболела дочь. И я буквально жила в клинике, только выходила на улицу и гуляла вокруг храма, очень боялась сложной операции. И когда вышел поговорить со мной доктор, он сказал: «Операции не будет». Я говорю: «Слава Богу!». После этого я поехала сразу же в храм – и вот прикрепилась к нему. Стала его часто посещать.

Дорога жизни

27 января в госпитале был концерт, посвященный годовщине снятия блокады, я торопилась поздравить мою новую знакомую с этой датой.

Я опаздывала на концерт. Но то, что я увидела, проходя мимо помойки, заставило меня остановиться и ужаснуться. На земле валялись куски хлеба, в большом количестве, я даже сначала не поверила своим глазам. Вспомнился рассказ крестной о Дороге жизни.

Дорога, по которой ехала моя крестная, подвергалась обстрелам и бомбежкам. Люди, обслуживавшие работу дороги, рисковали своей жизнью ради хлеба, чтобы жители города смогли выжить.

Разбирая документы несколько лет назад, мой муж показал удостоверение своего родного дяди: «За участие в героической обороне Ленинграда. Приходченко Федор Иванович. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 декабря 1942 г. награжден медалью «За оборону Ленинграда»».

До сих пор неизвестны все имена людей, которые обеспечивали работу Дороги жизни, в том числе и имена погибших водителей, и Ленинградцев, так и не достигших берега спасения.

Крестная не имеет никаких льгот, полагающихся жителям блокадного Ленинграда, потому что документов, подтверждающих, что она была блокадницей, в архиве не найдено. Моя крестная стала уже прабабушкой двух правнучек, но она до сих пор плачет, вспоминая эту зажатую в руке горбушку. Может быть, кому-то покажется наивным, что маленькая девочка и другие дети верили, что хлеб растет на деревьях. Но они бы никогда не поверили, если бы им сказали, что он может валяться на помойке.