Dun, Paris'te Charlie Dedbo dergisine gerceklestirilen silahli saldiri, bugun Istanbul Fransa Konsoloslugu onunde de protesto edildi. Sykp'in basin aciklamasi yaptigi eyleme Fransiz vatandaslari da destek verdi. 8 ocak 2015 / oguzhan kose

Нашему обществу очень не хватает тонкой настройки – нам привычны крайности. Мы умеем выбирать: ты за кощунства или за убийства? Ни за то, ни за другое? А как это, разве так бывает?

Казалось бы, еще в детском саду всем объясняли: если Вася ругается матом – это очень плохо, но это совсем не значит, что можно бить Васю лопаткой по голове. Но и если Петя бьет Васю, это не значит, что Васе можно ругаться матом. В пять лет, пожалуй, трудно запомнить, но к взрослому возрасту просветление, казалось бы, должно наступить.

Прежде тонкой настройки – грубая, еще из десяти заповедей: убивать нельзя. Вот просто нельзя, и всё, безо всяких там «но», без «он первый начал», без «они сами напросились», «они что, не понимали», «а чего они хотели», и прочие безумные глаголы. Потому что если убивать иногда все-таки немножечко можно, то убивать просто можно. И заповеди больше нет.

А вот когда – или если – мы согласимся с тем, что убивать неприятных тебе людей нельзя, мы можем настроить свое нравственное чувство несколько тоньше: а можно ли оскорблять их святыни? Очевидно, что разные страны и народы выбирают тут неодинаковые решения. Я бы предложил такое: можно, если ты делаешь это за закрытыми дверями. Точно так же можно ходить голым и вообще заниматься всякими неприличными делами у себя дома – но не на улице, не в общественном пространстве, и тем более, не в чужом доме.

Вас это шокирует, дорогие православные читатели? А давайте вспомним, что говорят об иудеях наши песнопения Страстной седмицы. Уж не буду цитировать, чтобы не разжигать религиозной розни, но если не помните, поверьте: ничего там хорошего о них не говорится. И если бы православные верующие исполнили эти песнопения в синагоге, это было бы предосудительным оскорблением чувств верующих иудеев и поводом спросить: нет ли здесь антисемитизма? И если бы на Красной площади – тоже.

«Самое разумное решение заключается в том, чтобы оставить каждой религии, каждой философии, каждому мировоззрению право на полную нетерпимость внутри своих собственных стен»

Но у себя, в своем собственном пространстве, каждый имеет право быть нетерпимым к вере, воззрениям, убеждениям другого. Так и в традиционных текстах иудеев много можно найти неприятного про христиан, и с мусульманами наверняка так же: средневековые люди, составлявшие эти тексты, вообще были на редкость нетолерантны. И самое разумное решение, по-моему, заключается в том, чтобы оставить каждой религии, каждой философии, каждому мировоззрению право на полную нетерпимость… внутри своих собственных стен.

Слишком тонкая, говорите, настройка? Не думаю. В семейной и бытовой жизни мы же находим компромиссы: в каждом доме свои правила, и что нормально у нас, то неприемлемо для соседей. Ходим в гости, стараясь уважать друг друга, поддерживаем общее пространство в относительной чистоте, оставляем его нейтральным.

Так что хотят атеисты смеяться над нашими святынями – не имею ничего против ровно до тех пор, пока у меня и моих детей остается возможность ничего об этом не знать. Меня, кстати, больше всего удивили те православные, которые стали сладострастно рассылать в соцсетях самые похабные карикатуры из парижского еженедельника… зачем? В целях борьбы с кощунством? Но тогда ради борьбы с развратом, очевидно, надо распространять порнографию?

«Я признаю за каждым право на собственную точку зрения, но из этого никак не следует, что я признаю любую точку зрения правильной»

Я вполне согласен с принципами, изложенными в российской Конституции, в частности, со свободой слова. Я признаю за каждым право на собственную точку зрения. Но сделаем настройку чуть более тонкой: из этого никак не следует, что я признаю любую точку зрения правильной, полезной, разумной и допустимой в общественном пространстве. Пусть атеист-карикатурист рисует всё, что ему взбредет в голову, и пусть читатель, которому нравится такое творчество, платит за него деньги и наслаждается им в своем собственном доме.

Но и за собой я оставлю право назвать это творчество гадостью и похабством и потребовать, чтобы на глаза оно попадалось только тому, кто сам его захочет посмотреть, ну примерно как порнография. «Я просмотрел этот кощунственный ролик восемь раз, и с каждым разом он всё больше оскорблял мои религиозные чувства» – никогда не понимал я этой логики.

Более того, я вполне согласен с тем, что и атеист имеет право считать мои взгляды, мое творчество, мой образ жизни гадким и похабным – ровно до тех пор, пока никто никому не препятствует и не мешает жить, верить и думать по-своему. И если я признаю право отца Даниила Сысоева утверждать, что ислам – ложная религия, если я осуждаю его убийство, я должен признавать и право атеистов спорить с моей собственной верой и обязан их убийство осуждать. Не бывает заповедей, которые действуют только в корпоративных интересах.

Я знаю, что сейчас этот подход становится все менее популярным, что тренд нынче другой: запретить или обязать. Как говорил капризный маленький мальчик в одном старом фильме, «тебя излупят плётками, и ты полюбишь меня как миленькая». Но этот мальчик был действительно очень капризным и очень маленьким, он явно не ходил в детсад. А мы вроде как взрослые люди.

И самые взрослые прекрасно помнят, как это было в СССР, который теперь многим православным кажется чуть ли не оплотом духовности и православности. Нет, это были семьдесят лет обязательного атеизма, экзамен по которому сдавали во всех гуманитарных вузах аж до 1991 года. Впрочем, перелом произошел несколько раньше, во время празднования тысячелетия Крещения Руси в 1988 году. Я это прекрасно помню, потому что тот год я провел в армии, и старшина конфисковал у меня карманный Новый Завет и грозил страшными карами, а замполит полка его потом вернул со словами: «Теперь можно». Старшина был просто поражен!

Так вот, вплоть до конца восьмидесятых воинствующий атеизм был в СССР частью общеобязательной идеологии. Те карикатуры, которые публиковались многотысячными тиражами всё это время, особенно в двадцатые-тридцатые, а потом и в хрущевские годы, намного превосходят парижское творчество если не по степени тупости и злобности, то уж точно по массовости, по обязательности. И что? Знаете, это ничуть не мешало верить: мы же из Евангелия знали, что христианам не обещан в этом мире режим наибольшего благоприятствования.

А вот самому атеизму эта обязаловка точно мешала. Мое знакомство с Библией началось с… «Забавной библии» Лео Таксиля, французского атеиста, писавшего вполне в духе пресловутого «Шарли». Я в подростковом возрасте прочитал эту книгу и сделал очень простой вывод: если атеизм предлагает такую злобную и унылую пародию на Библию, стоит при случае познакомиться с оригиналом: он наверняка намного лучше этой пародии. Так оно со временем и оказалось.

«Введение общеобязательного мировоззрения не просто противоречит Конституции, но и дискредитирует само это мировоззрение»

Так вот, я глубоко уверен, что введение общеобязательного православия или вообще какого бы то ни было мировоззрения не просто будет противоречить действующей Конституции, но и будет дискредитировать само это мировоззрение. Его будут навязывать детям и взрослым разуверившиеся пропагандисты, и маятник, качнувшись в одну сторону до упора, начнет всё быстрее двигаться в другую…

Двадцать первый век – все-таки век тонкой настройки, и это касается не только изящных гаджетов.