В тот день я впервые читала житие святого Афанасия и поражалась, как же актуально оно в наши дни. Не только примером самого святого, который жил в далеком от нас X веке, в раннем детстве оставшегося сиротой и добившегося всего в жизни упорным трудом, а затем оставившего, как сказали бы мы, блестящую карьеру ради того, чтобы остаться только с Возлюбленным Господом. Преодолел преподобный Афанасий искушения пустынного жительства, претерпел болезни, скитания, напраслину братии и несправедливые обвинения. Житие его словно беседует с нами, привыкшими обсуждать серьезные вопросы «от ветра главы своея», делая выводы, которые подсказывает нам не духовный, а греховный опыт.
Как часто мы знаем жития лишь в их кратком варианте! Читаем, как некий преподобный отец «подвизался столько-то лет», – и мнится нам этот срок таким же коротким, как строка, сообщившая об этом. А то, что годы, проведенные в келлии и на послушаниях, нередко суть годы скорбей, болезней, тяжелых душевных метаний, раздумий, сомнений живого человека, который мог бы вслед за апостолами восклицать: «Вот, я оставил всё и пошел за Тобой» (ср. Мк. 10, 28) – всё это остается для нас непонятым. И мы потом подозрительно морщимся и осуждаем, услышав, что кто-то из наших современников имел сомнения в вере или, не выдержав испытаний, выбрал более, как кажется нам, легкий путь. Особенно проявляется в нас «классовая борьба», если человек тот занимал в миру высокое положение и оставил его. Совсем не думаем о том, что на стороне вот того брата нашего во Христе, упавшего под тяжестью ноши, сейчас весь сонм преподобных, прошедших искушения (потому как «быв искушен, то может и искушаемым помочь» (Евр. 2, 18)), а на стороне осуждающих… кто? Тот, кто подталкивает нас к осуждению?
Кто-то из нас обсуждает болезнь брата, а иной раз и смерть «при странных обстоятельствах» – могло ли, дескать, произойти такое с богоугодным человеком? А когда про кого «всякое говорят» – разве не верим мы, считая, что-де нет дыма без огня? А уж если кто занимается церковным строительством, да еще и замечен в добрых отношениях с власть имущими – то такому человеку досужие языки и вовсе откажут в «духовности» и в соответствии монашескому званию.
… Обласканный константинопольскими вельможами, занявший важный пост в государственном училище, Авраамий – так было имя юноши-сироты, взятого в столицу исключительно за удивительное рвение к образованию и прилежание в молитве – вдруг знакомится с афонским подвижником Михаилом Малеином и после нескольких бесед понимает, что не может продолжать жить как прежде. Он бежит из столицы, уговаривает старца облечь его в иноческий чин и живет в полном послушании. Несколько раз ему приходится скрываться – и потому, что его ищет военачальник Никифор, будущий император, с братом его, желающие, чтобы такой молитвенник и философ жил при них, и потому, что увидев его образ жизни, многие опытные монахи приходят спросить его духовного совета. И однажды он находит некое пустынное место «на краю Афона», устраивает шалаш на холме и начинает там нести свой подвиг. Но как же тяжко приходится ему… День ото дня он всё больше ненавидит это место, сомневается в богоугодности своего выбора. Собирался отсекать свою волю – а вот же, ушел. Хотел держаться советов старцев – а где теперь старцы? Да еще и насельники монастыря, узнав, что он состоит в дружестве с самим Никифором, уж очень надеялись, что уговорит он своего покровителя почаще помогать с строительством новых церквей… В один день Афанасий решает: ровно через год он покинет это страшное, унылое место и вернется в лавру.
Минул год, полный лишений и душевной боли, тяготившей больше, чем холод и голод. В означенный день Афанасий встает на молитву, чтобы после нее покинуть место, где он провел год, – и тут осиял его небесный свет! Именно здесь, на этом холме, слышавшем его неустанные призывания Божией помощи, политом его слезами, благоволил Христос устроить обитель, которую сейчас мы знаем как Великую Лавру.
С Великой Лаврой и связано предание, которое отразилось в образе Божией Матери «Экономисса». Однажды, в самом начале строительства, в новой обители начался голод, и иноки, не выдержав, разошлись по другим монастырям. Наступил день, когда и Афанасий решил покинуть эти стены. Некоторые утверждают, что поколебалось его упование на Господа, другие же – что он отправился в Карею спросить совета у прота и старцев. Но не успел он далеко отойти от обители, как явилась ему Сама Всепречистая. Божия Матерь объявила подвижнику, что отныне Она Сама позаботится о монастыре. В знак верности Своего обещания велела ему извести водный источник, коснувшись посохом скалы. Этим явила Она игумену и образ смирения: будучи Царицей Неба и земли и Игуменией этого места, не Своею рукою совершает Она чудо, но велит законному игумену коснуться посохом скалы.
Приняв чудесное уверение, Афанасий возвратился обратно, и с этого времени в любые тяжелые времена Господь всегда посылал чудесную помощь насельникам Лавры. Нередко иноки свидетельствовали о том, что своими глазами видели Царицу Небесную молящейся на службе или обходящей монастырь.
«Царедворцам предстала странная картина: с радостными слезами заключает император в свои объятия старого монаха-странника, не стыдясь его лохмотьев»
Когда Никифор взошел на императорский трон, Афанасий в скорби еще раз оставил Лавру. Только он и Никифор знали о тайном желании военачальника стать скромным иноком и удалиться в монастырь, которому покровительствовал доныне. Ждала его уже и келья, выстроенная руками друга-игумена… Афанасий, плача о том, что Никифор предпочел пышность дворца уединенной жизни с Богом, скрылся, оставив лишь письма: одно из них рекомендовало преемника Афанасия во игуменстве, а второе было адресовано новому императору. Много времени прошло, прежде чем царедворцам предстала странная картина: с радостными слезами заключает император в свои объятия старого монаха-странника, не стыдясь его лохмотьев. В тот день Никифор издал указ, по которому Лавра отныне подчинялась только императору и имела от него постоянное денежное вспоможение.
Враг не оставлял подвижника без искушений. Однажды упавшее дерево перебило Афанасию ноги, и он лежал на одре около трех лет, даже в этих мучениях продолжая переписывать священные книги и почти круглосуточно молиться. В это же время некие отшельники, жившие в шалашах, приняли, как сказано в житии, такие помыслы о страдальце и его делах: «Зачем Афанасий причиняет насилие святой горе и разоряет древние законы? Он воздвигнул многоценные здания, устроил новые пристани, выкопал новые водоемы, накупил волов, засеял поля, развел виноградники, словом – сделал гору мирским поселком».
Осуждение привело их к следующему греху: отправить новому императору (преемнику умершего Никифора) посольство с наветами на игумена Великой Лавры. Однако император решил самолично узнать, кто таков этот знаменитый Афанасий, и велел игумену явиться во дворец. Афанасий, только начавший вставать на ноги, смиренно отправился к императору. После встречи император не только отверг все наветы на подвижника, но и велел уделить немалые суммы из казны на благоустройство Великой Лавры. Игумен Великой Лавры, которому важнее собственной жизни был мир с братиями, молился об умягчении сердец своих противников денно и нощно – и раскаяние и примирение вскоре состоялись. Сам же Афанасий получил от Бога благодать исцелений, поэтому, встречая на пути больных, с состраданием оставался рядом с ними и молился Господу, возвращая к жизни даже безнадежно больных и умирающих. Были и такие люди, которые покушались на жизнь Афанасия, однако Господь до поры сохранял Своего верного служителя невредимым.
Настали дни, в которые Афанасий, по преданию, предупредил своих ближайших учеников о том, что близка его кончина, и покажется эта кончина некоторым смутительной и даже бесчестной. Ученики не понимали, о чем идет речь.
Однажды игумен должен был осматривать новые строения. Против своего обыкновения, он задержался в келлии и вышел из нее с сияющим ликом, в клобуке своего учителя, приснопамятного Михаила Малеина, который надевал он только на самые большие праздники. Когда поднялся Афанасий на верх здания со строителем Даниилом и пятерыми братиями, строение обрушилось и погребло под собой людей. Пятеро сразу погибли. Мучения игумена и оставшегося с ним строителя продолжались более трех часов. Однако из уст Афанасия всё это время слышались только слова молитвы. Наконец братия смогла разобрать камни и вытащить искалеченного, но живого Даниила – и только потом смогли обнаружить своего авву, который уже предал душу Богу. Через три дня,
когда подвижника собрались оплакать и похоронить игумены и братия других обителей, оказалось, что тело Афанасия до сих пор нетленно и он имеет вид «как бы уснувшего человека».
Даниил же прожил еще несколько дней. Однажды он призвал ухаживавших за ним братий и возвестил, что имел видение: Господь позволит ему войти в Его Царствие уже сейчас, «если позволит отец, с которым он пришел». Явившийся в этом видении в великой славе Афанасий в сопровождении пяти погибших монахов взял его за руку и ввел в «царский дворец». Рассказав об этом, Даниил скончался. Так братия узнала об участи своего игумена и других братий, и таково было первое посмертное чудо преподобного Афанасия. С этого дня по молитвам к преподобному игумену Великой Лавры Афанасию произошло много чудес: те люди, что еще вчера могли сомневаться в его праведности, наговаривать на него или слушать наветы, сегодня молились ему – и милостивый Афанасий откликался на их зов.
Шли годы. Один император сменял другого, уходили и приходили военачальники, вельможи, ученики становились учителями, дети – взрослыми, взрослые – стариками, нищали богатые, внезапно возвеличивались безродные. И только таким, как святой Афанасий, каждый человек – и император, и нищий – был братом. Немало народу во все времена почитало Божиими людьми не тех, кто стяжал дух мирен, а тех, кто ходит в рубище и презирает власть, – но, как известно, и Арий был аскетом, а враг рода человеческого и вовсе не знает, что такое пища и сон… Истинные же подвижники Божии не имеют лицеприятия по-настоящему, они готовы разделить пищу и кров с бродягой – но и преподать духовное наставление «человеку, одетому в мягкие одежды» (ср. Мф. 11, 8), не боясь обвинения в заискивании перед властью. Они не размышляют, что скажут о них современники и потомки: они заботятся только о том, что скажет о них Господь Бог. Даже занимаясь строительством, и, как бы сейчас сказали, «административной работой» – прежде всего радеют они о «строительстве» души, своей и вверенных им братий. И неважно, сколько у таких людей оказывается сторонников на земле. Главное – что помогает им Сама Домостроительница — Экономисса, молящаяся Божественному Сыну о спасении каждого из нас.