Тапио ведет машину очень уверенно.
– Ха! А это Мянтсяля. Как у вас называют место, где нет ничего вообще? Где – полное нигде? И морально тоже.
– Кудыкина гора. Самый мягкий вариант.
– Ну вот, она и есть. Познакомься. Уныло. Слякотно. Пасмурно. Добро пожаловать, в общем.
– В такую погоду везде Кудыкина Мянтсяля, между прочим. Ты чего взгрустнул? Скоро ж весна.
– Да вспомнил просто. Я в таком вот полном нигде, в духовном смысле, чуть не сорок лет прожил. То еще счастье.
– В смысле?
– Объясню. У нас, как ты знаешь, человек официально принадлежит либо к Лютеранской церкви, либо к Православной. Отчисляет налог. Сейчас можно просто-напросто выйти из Церкви, заявив о своих убеждениях, которые могут ничего общего с христианством не иметь. Особенно большой отток у протестантов. О причинах тебе Ханну расскажет – ну, который монастырь строит – а я скажу, что с детства был, скажем так, записным христианином. Числился в лютеранском приходе. Стукнуло мне 18, и я, весь такой самостоятельный и взрослый, торжественно вышел из Церкви. Секуляризация сплошная. А если честно, обычное язычество.
– Погоди насчет язычества: ты что, через костры прыгал, мантры читал, птиц резал, камушкам и землице поклонялся?
– Нет. Просто я считаю ту свою жизнь без Христа язычеством. Оно всегда есть, когда живешь без Христа: ты на Его место ставишь что угодно, и этому чему угодно поклоняешься. У вас что, по-другому? Не думаю. Деньги, «комфорт», власть, респектабельность…
– А, понял. Тогда согласен. Только не всегда для этого официально из Церкви уходят. Ты честно поступил хотя бы.
«Не может быть такого, чтобы вся моя жизнь состояла из органики!»
– Не уверен. Так или иначе, жил я себе без Бога лет сорок – работа, то-сё, поездки, статьи, разговоры – и сильно жизнью не парился. Достаток, чтоб его. Мянтсяля сплошная – на небо если взгляд и поднимал, то очень уж редко. Тоска была страшная, особенно когда один оставался. Годы пролетели со скоростью машин Ватанена или Салонена. Пенсия. И вот сижу я в своем доме и думаю: ну, пожил ты, парень, а потом-то что? Организм свою социальную функцию выполнил. Это, получается, я состою только из организма? Дальше, получается, на удобрения наших финских лесов и полей? Как стеклом по пенопласту: противно от такой мысли. Ну не может быть такого, чтобы вся моя жизнь состояла из органики. Не может! Взбунтовался я ментально. Можно сказать, впервые за очень долгое время взмолился: «Выручай!»… О, смотри: лиса стоит! Большая! Финская!
– Привет, лиса, большая и финская. Итак, ты взмолился…
– Да, и Бог ответил. Как обычно, по-своему оригинально.
– «Как обычно»?
– А я понял, что Он все эти годы странствий меня хранил. Другой бы убил, а Христос хранил, вот. Чудо же. Потому и «обычно». Тут я узнаю, что рядом с Ламми, моим городом, какие-то непонятные люди – бородатый профессор богословия и пара студентов – начали устраивать православную общину, братство. Цель, говорят, обустроить монастырь по Афонскому уставу. Нашим интересно, стали заглядывать к ним, расспрашивать. А те молятся, работают, на вопросы отвечают. Мол, хотим жить по-христиански. И так шесть лет. Начал к ним заглядывать часто, беседовать. Стал ходить и в церковь, которую они обустроили.
В общем, разговоры с бородатым профессором (это который Ханну, но ты сам с ним познакомишься) привели к тому, что я твердо решил вернуться ко Христу и быть православным. Только трудно им быть-то – вот в чем дело.
– Ну, не знаю.
– Да ты пойми: христианин – это не тот, который церковный налог платит, а в церковь и не заглядывает. Или, там, пару раз свечу воткнет перед иконой. Тут жить надо по-настоящему.
– Ты говоришь, этот ваш бородатый профессор хочет обустроить монастырь, и чтоб по афонскому уставу? Может, он и на Святую гору ездит?
– Как не ездит! Дважды в год. Он давно начал, в 80-х. Всё к одному старцу ездил, сейчас вспомню: Па-и-сий. Который святой.
– Преподобный Паисий Святогорец, что ли?
– Точно! Ханну с ним много беседовал.
– А прибавь газу, а?
– Подождешь. Тут ограничение скорости. Успеешь наговориться.
– А ты был на Святой горе?
– Нет. Жду.
– Чего ждешь?
– Я не хочу быть там туристом – хочу быть паломником. Жду, когда хоть чуть-чуть стану похожим на христианина. Нет, не внешне, не улыбайся. Хочу преодолеть в себе эту Мянтсялю, Кудыкину гору эту вашу. Просто я поставил себе за правило быть на каждой службе в храме. Это недалеко – туда-сюда километров 50. «День седьмой – суббота – Господу Богу твоему» – вот я и езжу на каждую всенощную и на Литургию, а они там только по воскресным дням и праздникам. Скоро год будет, как езжу. Может, тогда начну походить на христианина, как думаешь?
Мне очень хотелось, чтобы большая финская лиса появилась на дороге именно сейчас, когда вспомнил о собственных подвигах – хоть переключила бы внимание. Но она куда-то педагогически скрылась. Тапио, к счастью, о чем-то задумался. Мы молчали.