Тех, кто выбрал для участия в конкурсе «Евровидение» Юлию Самойлову — певицу, прикованную к инвалидному креслу, — обвиняли в циничном политическом расчете. Мол, во-первых, это сделано для того, чтобы выставить Россию гуманным обществом, где заботятся о людях с ограниченными возможностями, во-вторых — чтобы выставить украинские власти злыднями, нападающими на уязвимого человека. Ну и в-третьих, вписаться в популярный тренд западной политкорректности: мол, смотрите, мы такие же просвещенные и гуманные, как и вы. Что ж, очень может быть. Но мотивы, по которым творится добро, довольно часто имеют смешанный характер.
Как-то я видел документальный фильм про то, как некая фирма, производящая витамины, отправляет специалистов в бедные районы Африки, где люди теряют зрение от недостатка определенного витамина, и бесплатно распространяют его среди жителей. Конечно, это делается в том числе в рекламных целях. Африканцам, однако, это приносит несомненную пользу, так что было бы бессмысленно порицать фирму за то, что она избрала именно такую рекламную стратегию.
Благотворительность могущественных корпораций очень часто носит рекламный характер: оказывая благодеяния нуждающимся, они трубят о своих акциях. Можно увидеть это с негативной стороны: корпорации, мол, цинично используют отчаянную нужду бедняков, чтобы на весь мир выставить себя благодетелями, уверить потребителей, что покупая их товары, они не только тешат свое тщеславие, но и оказывают человеколюбие. Но можно посмотреть и по-другому — со стороны самих нуждающихся, которые получают пищу или медицинскую помощь.
Правительства могут оказывать помощь нуждающимися — у себя дома или за рубежом — из соображений пропаганды, и часто именно это и делают. Но если в итоге голодные оказываются накормлены, было бы странно против этого возражать.
Если бы мы воспретили оказывать помощь ближнему иначе, как только по соображениям чистой и бескорыстной любви, совершенно свободной от помыслов выгоды или тщеславия, очень и очень многие в этом мире остались бы без поддержки.
Какие бы мотивы ни стояли за решением послать на «Евровидение» Юлию Самойлову, влияние такого решения на общее состояние нравов можно признать позитивным. Все увидели, что люди с ограниченными возможностями не должны быть вычеркнуты из общественной жизни, что они могут добиваться успеха, признания и представлять свою страну.
В советские годы, когда я рос, увидеть на улице человека в коляске было неожиданностью и болезненным шоком; считалось нормальным прятать таких людей с глаз долой. Постепенное преодоление такого отношения к людям — несомненный нравственный прогресс, и если решение «Первого канала» направить на конкурс Юлию Самойлову тому способствует, то и хорошо. Другое дело, что в контекст «Евровидения» это бы не очень вписывалось. То есть, конечно, конкурс является политкорректным до тошноты — но это несколько другая политкорректность. Я бы назвал ее «вторичной».
Первично речь шла о совершенно верном нравственном мотиве — нельзя унижать, расчеловечивать, отторгать людей по какому бы то ни было признаку. А в отношении тех групп людей, которые исторически подвергались такому унижению — например, чернокожих — уместно то, что называют «аффирмативными действиями»: поддержка, которая должна помочь преодолеть общественные предрассудки и загладить последствия вековых несправедливостей.
Нам может казаться чем-то натянутым и смешным, когда в голливудской постановке белого по сюжету персонажа играет чернокожий актер. Но для англоязычного мира это часть борьбы за преодоление давней несправедливости.
Отношение к людям с ограниченными возможностями на том же Западе претерпело очень большие изменения: от желания задвинуть их куда-нибудь подальше, когда их могли отказаться обслуживать в кафе (да, у них тоже такое было), до самого активного присутствия и участия в жизни общества. И это само по себе хорошо и правильно.
Другое дело, что дальше в разряд людей, несправедливо угнетенных и нуждающихся в аффирмативных действиях, пробилась принципиально иная категория лиц — люди с особенностями не во внешности или состоянии здоровья, а в поведении. Люди, предпочитающие сексуальных партнеров своего пола, или люди, предпочитающие одежду противоположного — то есть люди, которые, конечно, могут сталкиваться с неодобрением, но неодобрением именно своего поведения.
И «Евровидение» как конкурс являет собой аффирмативное действие не в отношении людей, которые мужественно добиваются успеха, несмотря на физические затруднения, — а именно людей с особенностями в поведении. В отличие, скажем, от параолимпийских игр, он посвящен прославлению именно сексуальных девиаций, а не мужества перед лицом болезни или увечья.
«Вторичная политкорректность не имеет никакого отношения к человеколюбию или желанию исправить давние несправедливости»
Том Нойвирт, физически абсолютно здоровый парень, который решил взять себе женский псевдоним, отрастить бороду и выступать в женском платье — человек образцово угнетенный. Богатый, знаменитый, успешный. И именно такого рода угнетенные и будут характеризовать «Евровидение». Потому что сексуальные девиации — это со времен Древнего Рима (см. «Сатирикон» Петрония Арбитра) то, что влечет людей чрезвычайно пресыщенных и утомленных излишествами. Люди с ограниченными возможностями их ничуть не влекут. Вторичная политкорректность не имеет никакого отношения к человеколюбию или желанию исправить давние несправедливости.
СБУ, впрочем, избавила «Евровидение» от неловкости, запретив Юлии Самойловой въезд на Украину. Если «Первый канал» расставлял ловушку, то украинские власти в нее немедленно попались. Было бы гораздо разумнее — хотя бы с пропагандисткой точки зрения — впустить ее, дать ей спеть и, конечно, спокойно проиграть. Однако, как и в других случаях, людей не беспокоит, приносят ли они пользу своей стране. Их беспокоит, не заподозрят ли их в недостаточно надрывном патриотизме.
Но по итогам всей истории мы все, по крайней мере, узнали, что есть женщина, которой физические затруднения не мешают быть прекрасной певицей. И это послужит ободрением людям, которые борются с различными проблемами со здоровьем, да и всем остальным. Это также поможет изменить отношение к людям с ограниченными возможностями в целом. И это очень хорошо.