Когда решил принять новый догмат
Жила бы и жила католическая церковь своей жизнью, пока вдруг в голову ее иерархам не пришла идея реформ. То ли от скуки, то ли от желания почувствовать свою значимость и оставить след в истории, а, скорее, от тщеславия, властолюбия и стремления к жесткой централизации огромного католического мира, но папа Пий IX решил провести собор. Одним из серьезнейших предметов спора на масштабном мероприятии стал вопрос о принятии нового догмата. При всем скептическом отношении православного человека к католической церкви надо понимать, что они и в XIX веке воспринимались Западом как оплот консерватизма, а учение свое стремились связать с древностью и святыми отцами…
Но Пий вынес на обсуждение вопрос о том, что папу римского необходимо наделить особыми полномочиями, приняв догмат о его непогрешимости в вопросах веры. Надо сразу сказать, непогрешимость не означала личную безгрешность понтифика. Но вот его безошибочность в суждениях о вере предполагалась. В итоге догмат о непогрешимости был принят РКЦ с пояснением:
«…определяем, что Римский епископ, когда говорит с кафедры, то есть когда, выполняя обязанности пастыря и учителя всех христиан, своей высшей апостольской властью определяет, какого учения в вопросах веры или нравственного поведения должна держаться вся Церковь, — в силу божеского содействия, обещанного ему в святом Петре, обладает тою же безошибочностью по делам веры и морали, какою по воле божественного Искупителя должна обладать Церковь Его, когда определяет учение, относящееся к вере или нравственному поведению, а посему таковые Римского епископа определения являются неподлежащими отмене сами по себе, а не по решению Церкви. Кто же, — да не допустит Бог! — дерзнет против сего нашего определения возражать, да будет анафема».
И эта формулировка проложила еще более глубокую пропасть между православными и католиками. Человек есть человек, пусть он даже будет первым среди равных, может и допускать ошибки. Поэтому в вопросах веры Церковь всегда руководствовалась Преданием, Писанием и соборным мнением современников с тщательным обсуждением.
Справедливости ради стоит заметить, что принятое решение о непогрешимости РКЦ было реализовано всего один раз. Но даже этого хватило, чтобы понять всю суть деспотичного «догмата» о непогрешимости: папа Пий XII провозгласил догмат о Вознесении Пресвятой Богородицы на небо. О правильности или неправильности самого содержания можно спорить, но вот факт нарушения присущей Церкви соборности – налицо.
Главное: Первый Ватиканский Собор, на котором в 1870 году был принят догмат о непогрешимости папы римского, породил раскол в католическом мире. Несогласные не стали однородным движением, но однозначно солидарным. Старокатолики, очевидно, ощутив себя на страже консервативных ценностей Европы, принялись выстраивать диалог с православными и англиканами. Крупнейшим из новообразований после раскола стала Утрехтская уния. Существует и поныне, как и другие представители движения старокатоликов.
Календарный план не выполнен
Константинополь и Афины, которые до недавнего времени в России воспринималась как твердыни мирового Православия, «чудить» начали давно. Их роль в истории отечественной Церкви XVII века вспомним позже, а пока обратимся к событиям века XX.
Мы уже привыкли, что светское общество живет по григорианскому календарю (ну и пусть), а вот Церковь предпочитает «держать предания» и пользоваться древними пасхалиями. Святость отцов Вселенских соборов под сомнение не ставится, так зачем менять их постановления? Тем более, если они касаются календарных вопросов. Видимо, географическое и метафизическое положение на границе миров Востока и Запада, а еще традиции политического мейнстрима держать нос по ветру со времен Флорентийской унии сделали свое дело.
В 1918 году архиепископом Афинским стал Мелетий (Метаксакис). Своего взгляда на церковную политику он не скрывал: «положение Православной Церкви в России сейчас изменилось, и есть более благоприятные перспективы на сближение с Западом». Да, он сказал именно это, более того, не подвергся осуждению со стороны епископата. Реформу Православной Эллады проводил не Мелетий (поскольку он к тому времени стал Константинопольским патриархом), а его сподвижник Хризостом. Новый календарь не был григорианским, но был близок к нему. Даты празднования православных праздников вступали в противоречие с привычным порядком расчета пасхалии и других значимых церковных дат.
Константинопольская, Элладская, Румынская и Александрийская Церкви приняли нововведение. Богословская причина такого решения сомнительна, а вот политический подтекст ясно обозначил Метаксакис. Народу, кстати, внезапное решение архиереев пришлось не по душе. Божиим знамением стало явление креста над одним из «юлианских» храмов в день памяти Крестовоздвижения. События послужило ростом сторонников нарождавшегося движения старостильников и серьезным поводом задуматься для реформаторов.
Но священноначалие предпочло гнуть свою линию, несогласных архиереев «прижать» с помощью государственного вмешательства и жить дальше. Не поддержавшие разделения назвали себя истинно-православными христианами, правда, уже в 1937 году раскололись на два лагеря.
Внимание, вопрос: зачем Церкви, стоящей на фундаменте древности, заниматься реформами и нововведениями, которые с одной стороны, не требуются, а с другой работают на раскол Церкви?
Книжная справа
Если нырнуть еще немного в прошлое в поисках «недореформ», одно из первых мест может смело занять никоно-алексеевское детище XVII века. Не без помощи греков, царь с патриархом вместо привычного уже поддержания рутины по исправлению ошибок в славянских богослужебных книгах принялись менять церковные порядки, причем делали это на грани фола, с применением силы и попрания принципов соборности. Стоит отметить, что вплоть до наших дней Русская Православная Церковь производит возврат к дониконовским положениям дел, касается ли то богослужебных текстов, реабилитации старообрядчества или по непонятным причинам похороненных «реформой» православных традиций.
Реформа XVII века не была обоснована или согласована, а проводилась волей царя и патриарха. Консультантами реформаторов выступали сомнительные личности и восточные патриархи. Необоснованность сопровождалась нежеланием объяснять причину нововведений с параллельным преследованием. Чего только стоит проклятие всех приверженцев двуперстного крестного знамения. Удивительно, как можно было отказаться от традиции, пришедшей на Русь от… греков. Дальше – больше. Не исправление, а изменение смыслов в молитвах и чинах, отказ от благочестивых традиций (а они, между прочим, не украшение национального колорита, а внешнее выражение многовекового опыта святых для создания личной и эффективной среды спасения души) сильно ударили по консервативному русскому обществу.
Надо сказать, что реформа была авторитарной, то есть не предполагала общественного обсуждения. Несмотря на ее непопулярность среди верующих, дискуссии не предполагалось, но почему-то, не предполагалось и альтернативы (мол, давайте, ребята, кто хочет, держать старые традиции). Спустя 150 лет было учреждено Единоверие как реакция с опозданием, а в наши дни старообрядчество внутри Православной Церкви является органичным образованием. Но раскол уже произошел.
Русский или славянский?
Разговоры о реформах назревают, когда что-то не в порядке. Или кому-то кажется, будто что-то не в порядке (нередко непорядок существует в голосах тех, кто желает реформ). С конца XIX в Русской Церкви «гуляет» идея перевода богослужебных текстов на русский язык. Не запись русскими буквами церковнославянских слов для возможности их прочесть нашему человеку, а именно перевод. Например, псалом 90 будет читаться со словами «перьями Своими осенит тебя» вместо «плещьма Своима осенит тя». И так далее. Только речь не просто о переводах и даже распространении книг среди православных для «личного пользования», а совершения богослужений на этом языке.
Аргументы современных модернистов не отличаются от идей обновленцев оригинальностью: народ из Церкви уходит, в том числе потому, что ничего не понимает, значит, надо народу создать условия и сделать все для него понятным. Конечно, это ошибочное утверждение.
Начать бы его стоило с того, что искренне ищущий человек обязательно перешагнет рано или поздно «языковой барьер» в Церкви. И останется несмотря ни на что. Да и движение якобы по пути упрощения и прагматизма никогда ничего хорошего Церкви не приносило. Ее ценность как раз в неотмирности и неизменяемости, и именно это привлекает людей ищущих. Все человечество «загнать» в храмы не получится, а попытка идти на поводу у мира только подорвет саму Церковь. Компромиссы в сообществе верующих не в цене.
Мы прекрасно понимаем, что церковнославянский язык создан как язык сакральный для общения с Богом. И он действительно красив своей мелодичностью и звучанием. Он глубоко проникает в душу и здесь уже трудно усомниться в его уникальности и важности для человеческой души. Бывает и такое, что русский язык вынужден растолковывать одно единственное слово из церковнославянского целыми предложениями. Да, и ведь церковнославянский зык прошел молитвенную «обкатку» поколениями русских святых…
Это не чужой нам язык. Многие слова кажутся понятными, непонятые – знакомыми и родными. Научиться понимать церковнославянский язык проще, чем какой бы то ни было иностранный. Кстати, когда мы говорим о сакральном, нам в голову не приходит отказаться от сакрального места молитвы (храма) в пользу квартиры или дома, от сакральной одежды священнослужителей (а на некоторых приходах и мирян) в пользу обычной мирской одежды, снять с голов платки или обрить бороды (хотя здесь мы уже проигрываем духу времени). Примеров сакрального в жизни христианина много. Но зачем разрушать диалект, на котором он говорит с Самим Богом?
Реформы в Церкви, как мы видим, не доводят до добра. Нам стоит стоять и держать предания, а не заниматься изобретением новых форм. Возможно, стремление к реформам приходит в голову тем людям, кому наскучила их церковная жизнь, и они сами перестали ее понимать. Но не по причине несовершенства церковных постановлений, а из-за внутренних барьеров к ее правильному пониманию. Когда люди такого склада дорываются до принятия решений, Церковь испытывает потрясения. Происходят расколы. Рушится привычный религиозный мир общества.
Иногда реформы нужны, но они должны быть обоснованы Преданием и Писанием, многовековым учением Церкви и решениями соборов святых отцов. Церкви нужны реформы, приводящие ее к евангельскому образцу, а не потворствующие человеческим амбициям, удобству и разделению людей искусственно созданными преградами.
На заглавной фото — суд над патриархом Никоном