Первую часть интервью с Юлией Колеватовой мы закончили на её рассказе о волонтёрском экологическом лагере, после чего она продолжила рассказ о будущих планах:

— Я постараюсь ещё вернуться немного к нашим планам по созданию новых ООПТ и текущему состоянию. Попытаюсь сейчас загрузить на телефоне публичную кадастровую карту и показать вам, что такое ООПТ «Долина реки Издревая» в масштабе всего бассейна реки. Вот, видите – это очень маленькая часть. Памятника природы здесь даже практически не видно. А бассейн Издревой – это вот вся эта территория, вся водосборная площадь.

— На вскидку можно сказать, что ООПТ примерно раз в 100 меньше границ бассейна реки, которые вы обозначили.

— Ну, примерно. Хотя в 100 раз это, наверное, всё-таки будет преувеличением. А желаем мы придать статус ещё вот этой зоне в верховьях реки, вот здесь, в среднем течении, и вот здесь.

— А в этом случае, как я могу судить, памятник природы расширится по площади примерно на четверть бассейна реки, правильно?

— Ну, честно говоря по отношению площадей мы не промеряли… Примерно.

— Скажите, а статус ООПТ, насколько я помню, был присвоен в 2009 году. Это произошло благодаря вашей деятельности по привлечению внимания общества к сохранению этой местности или больше благодаря учёным, которые исследовали территорию Издревой?

— В тот момент, когда это происходило, ООПТ создавались регулярно и по всей стране. Тогда создание охраняемых природных зон было нормально и принято для наших властей. Мы собрали все данные, наметили границы, сделали описание, обоснование и дальше действовали по прописанной в законе процедуре. В итоге, документ ушёл на согласование и Толоконский тогда его подписал.

То есть не требовалось устраивать каких-то пикетов, чтобы создать ООПТ. А вот сейчас ситуация другая… Стало заметно больше бюрократии. У нас есть ряд ООПТ, которые мы хотели бы создать, но по каждой из них начинаются дебаты между министерствами…

Кроме того, чиновники, в том числе ВРИО Губернатора нынешний, говорят о том, что создание ООПТ не должно мешать хозяйственной деятельности на территории области. Мы побывали на нескольких совещаниях по этому поводу и там звучат слова «освоение», «развитие», но не употребляются термины «сохранение» и «сбережение».

Сейчас идёт написание «Стратегии развития Новосибирской области до 2030 года» и мы пытаемся вклиниться в этот документ с этими терминами. Чтобы подход чиновников был более комплексный – не только ради извлечения прибыли работать, но и на сохранение нашей природы, нашего наследия.

— Перейдём к вопросу мусоросортировочного завода (МСЗ). Когда идея о строительстве его именно там, поблизости от истоков Издревой, вообще была публично озвучена?

— Об этом стало широко известно тогда, когда было подписано концессионное соглашение, в июле 2016 года. Год назад в этот день мы делали пикет «День траура», согласованный с администрацией, куда пришли все в чёрном. Стало известно из СМИ. Но эти сведения какими-то отголосками к нам прилетали, мы не знали об этой угрозе, что это ещё и полигон будет, куда будут свозить все отходы города Новосибирска.

И жизнь изменилась. Кардинально. Она превратилась в протестную деятельность. В рамках закона, но протестную. Мы стучали во все двери. В итоге сейчас концессия на вывоз и переработку мусора даже не отменена, а пока только приостановлена…

Конечно, здесь послужило фактором и то, что место предполагаемого строительство попало в приаэродромную зону Чкаловского завода. Но я знаю, какое давление оказывалось и на руководство самого завода, и как этот факт пытались обойти и не признавать. Было сильнейшее лобби и до сих пор эта концессия не расторгнута.

— А разве ВРИО губернатора Травников не пообещал эту концессию расторгнуть?

— ВРИО губернатора как это позиционирует сейчас: «Я не допущу реализации концессии в тех условиях, в которых она есть сейчас». Но и расторгать её вроде-бы не собирается. Возможно, будут изменены условия, изменено месторасположение полигона.

— Но угроза сохраняется?

— Да. По-прежнему на публичной кадастровой карте этот участок существует. Концессия существует, хоть и приостановлена. И ФАС – Федеральная антимонопольная служба против изменения существенных условий концессии.

Но расторжение концессии несёт существенные финансовые потери для региона. И как раз Травников отмечает, что не допустит, чтобы из бюджета региона ушли деньги. То есть вообще непонятно, как эта ситуация в итоге будет решаться. Но я входила в состав рабочей группы, и мы несколько лет разрабатывали новые условия. Не конкретно для этой концессии, а мы для себя всё-таки понимали, что это должно быть расторжение договора и объявление нового конкурса.

— А при заключении этой концессии вообще было законно ставить область в такие условия, чтобы она была подвержена каким-то санкциям и огромным штрафам в случае расторжения договора?

— Мы подавали в суд, чтобы признать ничтожность данной сделки, но проигрывали его. Мы проиграли в Новосибирске, проиграли в Томске. Теперь будем подавать в следующий город по инстанции.

Мы сотрудничали с очень многими по этой проблеме. Не было какой-то монополизации темы. Например, в суд подавала партия «Яблоко». Митинги организовывали совместные с разными партиями и общественными организациями. Партия КПРФ очень много раз выступала. Последние митинги проводились и не от партий. Мы считаем, что так нельзя было… Но до сих пор нам не удалось это доказать.

Мы пытались обратить внимание на возможную коррупционную составляющую при заключении этой сделки. Но было мощнейшее ощущение, что вся администрация Новосибирской области как единый монолит совершенно не готова признавать неверность этого решения с заключением концессии.

Обещания о том, что не будет концессии в таком виде, в каком она есть сейчас, чтобы успокоить общественность, они даны. Но при этом никаких шагов по полному устранению этой угрозы нет. Идут переговоры…

Я и те люди, с которыми мы активно работаем в рамках рабочей группы, вышли с инициативой о том, чтобы действительно как можно лучшими для области сделать условия той же концессии. Сейчас, глядя на публичную кадастровую карту, совместно с людьми из села Ярское мы предложили новый участок.

Мы старались руководствоваться несколькими моментами. Например, чтобы максимально отдалиться от рек. Как оказалось, на правобережье этого практически нереально сделать… Весь правый берег испещрён малыми реками. При этом, место полигона должно быть ещё максимально удалено от населённых пунктов. Также место, которое выбирается – это должны быть некие поля, чтобы не рубить лес. И в районе Лекарственного нам удалось такой найти.

Но здесь ещё такой момент есть. Чем дальше от населённых пунктов, тем более дикая природа. И тут может достаться ещё от моих коллег-экологов, которые занимаются сохранением природы в той части области.

— Но ведь и хозяйственная жизнь никуда не девается. Вряд ли правительство области согласилось бы просто убрать полигон. Перенести ещё может быть, но убрать, если он нужен…

— Конечно он нужен.

— Нужно было предложить альтернативу.

— Да. Об этом я и говорю. В результате дебатов мне пришлось открыть эту кадастровую карту, излазить её вдоль и поперёк. В конце концов нам пришлось собрать всех депутатов и чиновников из профильных министерств и сидеть с ними обсуждать различные альтернативы.

И тогда было принято решение этот новый участок рассмотреть в качестве альтернативы. И вот эти наши все департаменты и министерства, пока им жёстко не поставят задание сверху и определённые сроки, как получилось на этом совещании, не хотят работать. Им и письма протестные отправляются, и собирались до этого сколько раз. Они всю ситуацию видят, знают, но не хотят работать. Один вариант возле Издревой они проработали и, пока не было спущено сверху какое-то указание, не пытались проблему решить вообще. Это всё грустно…

— А как возникла сама идея разместить мусоросортировочный завод неподалёку от природоохранной зоны и аэродрома Чкаловского завода? Ведь область же большая и его можно разместить где угодно. Зачем в таких местах? А если свалочные воды будут попадать в реку?

— Ну про Чкаловский аэродром они не знали. Этот факт они не учли, не обратили внимания. А мы именно за этот факт зацепились и «топили» на него до последнего. А по поводу размещения далеко от города – это логистика. Чем дальше – тем дороже туда вывозить мусор. Это любимый аргумент на этих рабочих группах.

Чиновники говорили, что всё у них на полигоне будет соответствующим образом огорожено, под полигоном будет двухмиллиметровая мембрана. А вот если она претерпит деформацию или порвётся, то как это исправить – непонятно. Но им важно, чтобы по документам всё прошло, фильтры, отстойники в проекте предусмотрены. На бумаге это всё есть. Но всегда же есть фактор того, как это будет реализовано и чрезвычайных каких-то ситуаций и опасность…

А сейчас я участвую в конференциях переработчиков отходов по Сибирскому федеральному округу. Есть два пути. Либо захоронение, либо сжигание отходов. Когда говорят «мусоропереработка» — это, в том числе, и мусоросжигание. Когда спрашиваешь людей в городе, на НГСе, например, нужен ли нашему городу завод мусоросжигательный, то в основном они отвечают, что нет.

— Юлия, в моём понимании мусороперерабатывающий завод – это некая линия по сепарации мусора на органический, пластиковый, металлический, стеклянный. И, соответственно, стекло идёт в переработку потом на «Экран», металл идёт на какой-то другой завод, пластик – на третий, а органические отходы в компостные кучи и на поля затем.

— Всё правильно. Но сам-то завод мусоросортировочный. Он не занимается переработкой. Мусор на нём разделили, и он ушёл на переработку в какие-то другие места.

— И почему бы не построить именно такой комплекс?

— Так его и хотят строить. Но отсортировывается и идёт в переработку, если взять статистику по России, максимум 10-12% отходов. Увеличить долю отсортированных отходов возможно. Но дальше вопрос, готовы ли переработчики переработать такое количество и такое разнообразие фракций. По сути мы также выступаем за то, чтобы по максимуму сортировать и перерабатывать мусор и по минимуму заниматься его захоронением.

Здесь ещё возникает целая тема раздельного сбора мусора от населения. Сетки для раздельного сбора мусора уже разные компании городские начали ставить, много где можно их встретить. Но и работа с людьми должна проводиться, чтобы в сознании у них появлялась мысль о том, что мы сортируем отходы и не выбрасываем их в общую кучу. Потому что, когда приехал мусоровоз и всё закинул и спрессовал – там умерло навсегда стекло – спрессовалось и превратилось в пыль, умерла навсегда бумага, потому что впитала органические отходы.

Качество сырья мусорного, которое попадает на полигон, в результате этого всего очень низкое. Поэтому сортировка мусора от населения по разным бакам – она первична. И мы также пытаемся и с этим работать сейчас.

— Ещё один вопрос, немного не связанный собственно с темой экологической деятельности. Все проекты, о которых вы рассказали, они требуют финансирования. Активисты-экологи должны где-то получать средства к существованию. Где вы находите эти средства?

— Наша деятельность – это волонтёрство. Нет никаких зарплат у нас. И заниматься такой деятельностью могут только те люди, которые могут себе это позволить. Выделяют своё время, свободное от семьи и от работы, чтобы ещё и в этом участвовать.

У меня это очень большая помощь родителей, работа в центре «Калейдоскоп». Мне просто повезло в жизни, на самом деле, что я могу себе это позволить.

Что касается средств на сами проекты и акции, то, когда работал «Сибирский экологический центр» и когда можно было подавать на гранты, в том числе и зарубежные, мы это усиленно делали. У нас были гранты также и от областного правительства. На один из лагерей мы собирали деньги на известном сайте краудфандинга «Планета.ру». Там насобирали денег. Был случай, когда один из лагерей нам полностью администрация Новосибирского района проплатила. Около 200 000.

Сейчас у нас есть ещё и материальная база, вроде палаток, одежды рабочей и т.п., которая была накоплена за несколько лет с использованием этих грантов. И мы её сохраняем.

— А помогает кто-нибудь из предпринимателей новосибирских?

— В этом году у нас просто времени и сил нет искать спонсоров. А раньше – бензин, еда, ещё какие-то вещи да, помогают иногда. Расчётный счёт у нас есть на сайте, куда люди могут свою лепту внести. Иногда люди со своей едой, в общий котёл, приезжают в лагерь. Вот так и набираем на всё необходимое.

— А Церковь, Новосибирская епархия как-то участвует в ваших проектах?

— А мы никогда не обращались. Я сама себя считаю человеком православным. Но не обращались никогда за помощью. Не из предубеждений каких-то, просто не доходило дело.

Единственное, что в минуту отчаяния максимального по борьбе с мусорным полигоном мы подготовили письмо митрополиту, думали обратиться за помощью, пытались тогда воздействовать любыми способами, любыми путями на наше областное правительство. Но так и не отправили письмо. Там как-то так много грязи было вокруг этого дела, то что могли посчитать какой-то политикой, что решили тогда не отправлять.

— И, в качестве окончания нашей беседы расскажите о ваших ближайших планах.

— Самое главное – это проведение волонтёрского экологического лагеря в ближайшее время. Причём, с максимальным привлечением различных людей, которые готовы приехать и пожертвовать свои силы и время для проведения наших природоохранных волонтёрских работ.

А более грандиозные планы – это создание тех трёх особо охраняемых природных территорий (ООПТ) в бассейне реки Издревой, о которых я говорила и отмена концессии или перенос места полигона на участок к Лекарственному и возвращение участку вблизи истоков Издревой по крайней мере статуса земель сельскохозяйственного назначения. Вот это тоже в планах.

— Спасибо за беседу!

— Приезжайте в лагерь!

Беседовал Анрей Сегеда