Майя Александровна Кучерская — кандидат филологических наук, писательница, литературовед и литературный критик, творчество которой часто посвящено Церкви.

Наибольшую известность ей принёс сборник рассказов, который Майя Кучерская назвала «Современный патерик. Чтение для впавших в уныние». Предлагаем вниманию читателей один из этих зарисовок «Любушка», повествующую о тихой и незаметной жизни святой:

«Любушка была старушкой. Она ходила в чистом платочке, чулочках, старалась не садиться, не ложилась, почти не спала и ночами плакала. Слезы по ее щекам лились прозрачные, как вода. Пальчиком она все время что-то писала на ладони, только никому не рассказывала что. Если кто-нибудь просил ее помолиться и говорил имя, она и имя тоже записывала на ладонь. Это был ее помянник.

Но иногда писать она переставала, начинала сердиться, отмахивалась от кого-то левой рукой, топала и говорила: «Уходи!» Никто не видел, кого она прогоняет, но все догадывались.

Один человек часто выпивал и тогда сильно обижал свою жену. Так-то он был тихий, а как напьется — зверь. Однажды жена до того обиделась, что уехала в город к маме. Наутро этот человек просыпается: холодильник пустой, жены нет. Делать нечего, решил пойти в магазин. Открывает калитку, а перед калиткой — куча. И жутко воняет. Пока убирал, вышел сосед и все ему объяснил. Приходила, мол, к твоему дому бабка, чего-то все стояла и бормотала, а потом села и сделала огромную кучу. Увидела меня, говорит: «Скажи — баба Люба приходила». И ушла. Вроде сама-то маленькая какая, откуда что и взялось. И чуть не ржет в лицо. В смысле, сосед. Человеку, конечно, обидно, стал он вызнавать, что ж это была за баба Люба такая, и очень скоро выяснил: блаженная Любушка. А какашки — обличение в его бесчисленных грехах. Так объяснили ему добрые люди. Тогда человек совсем уже разозлился, хватил для смелости чекушечку и первый раз в жизни отправился в церковь. Ему сказали, что там застать Любушку легче всего. По пути он выломал себе хорошую палку: поучить хулиганку. Бабы Любы в церкви не было, но все ее ждали, вот-вот должна была прийти.

Вскоре блаженная и правда появилась, и человек наш чуть не выронил палку. Любушка оказалась совсем старушкой, согбенной, в белом платке, шла она еле-еле, с двумя набитыми сумками в руках, из сумок торчали буханки хлеба. Проходя мимо мужичка с палкой, Любушка подняла голову, кротко глянула прямо на него детскими голубыми глазами, ничего не сказала. И он вдруг подумал: «Да она-то тут, может, совсем и ни при чем. Сосед, небось, сам все и сделал».

И быстро пошел домой. С тех пор пить он больше не мог, не лезло. Вскоре и жена вернулась к нему от мамы. Лишь через несколько лет она призналась мужу, что обращалась к Любушке за молитвенной помощью, а Любушка ей ответила: «Твой Леня хороший. Только надо подождать». — «Что хороший ладно, но имя-то твое она откуда узнала? Я ведь не говорила ей».

В городе Санкт-Петербурге один батюшка на проповедях сильно ругал Америку и называл ее царством Антихриста. Наташа Анисимова, студентка биофака и батюшкино духовное чадо, слушая это, каждый раз удивлялась, потому что в Америку недавно уехал ее дядя, и ему, наоборот, там все очень нравилось. Но и батюшке Наташа верила, потому что дядя у нее был хоть и биолог с мировым именем, а неверующий, и, может быть, просто не все понимал и видел. Как вдруг этот дядя-биолог позвал ее учиться в Гарвардский университет, в котором сам работал. Университету выдали стипендию специально для русских студентов. Наташа сначала обрадовалась, а потом испугалась. Все-таки царство Антихриста, гиблое место. С другой стороны, родной дядя. Да и белый свет посмотреть хотелось. Наташа своими сомнениями поделилась, конечно, с батюшкой. И батюшка благословил ее съездить за советом к Любушке. Любушка встретила девушку очень ласково, а на вопрос, учиться ли ей в Америке, заулыбалась: «Учиться! Учиться». Девушка решила, что Любушка просто не расслышала и повторила: учиться-то предстоит в А-ме-ри-ке! Но Любушка снова сказала: «Везде благодать». И Наташа поехала учиться в Гарвард. Она окончила там университет и осталась работать в дядиной лаборатории. Правда, дядю после долгой борьбы и интриг так и не выдвинули на Нобелевскую премию. От переживаний он заболел и скоропостижно скончался. Так что и слово батюшки из Санкт-Петербурга тоже не пропало втуне.

О себе Любушка говорила: «Сама Матерь Божия Казанская придет за мной в белом платье».

Еще говорила, показывая на иконы: «Это не картинки». И разговаривала с иконами, как с живыми людьми, радовалась, плакала, но чаще всего уговаривала помочь.

Когда Любушка приехала в Дивеево, ее поселили в отдельную большую келью, а перед этим выселили оттуда всех сестер. Сестры они и есть сестры, а Любушка всероссийская знаменитость. Только сестринские вещи остались в шкафу.

Любушка тут же этот шкаф открыла, стала оттуда все выбрасывать и кричать: «Воняет!» И в комнате жить отказалась. Сестры на все это очень обиделись, и многие тогда решили, что никакая она не блаженная, а просто ненормальная старушка.

Когда Любушке предлагали принять постриг, она отказывалась и говорила: «Я странница». Отец Наум из Троице-Сергиевой лавры прислал ей даже куклу в черном монашеском одеянии. Не помогло.

Умерла Любушка не под Петербургом, то есть не там и не с теми, с кем прожила последние двадцать с лишним лет, а в Вышнем Волочке, в женском Казанском монастыре. Тут ее и похоронили. Многие говорили: «Как же так, на чужих руках, не дома». Но у нее просто не было дома. И для нее не было чужих».

 

Немного о Майе Кучерской и её творчестве из собственных уст писательницы. Отрывок беседы, опубликованной на портале «Православие и мир»:

«Для начала – несколько слов о том, кто и что я, и почему на творческих встречах представляюсь Майей, а не Марией, как в крещении. Один молодой человек здесь этим только что поинтересовался.

Когда я крестилась в семнадцать с небольшим, меня тоже посещали благочестивые мысли о том, что пора всё менять, – в том числе имя. Но тут один мой старший православный друг сказал: «А что скажут твои родители, которые выбирали тебе именно это имя с такой любовью?» Так я и осталась Майей.

Известность в узких православных кругах мне принесла книжка «Современный патерик». Это истории, большинство из которых вымышленные, но есть и реальные. Эта книга писалась около десяти лет, чтобы поделиться и понять. Мир, который мне открылся, когда я крестилась, был настолько не похож на все, что я знала до того, это был такой сокрушительный и цветной водопад впечатлений, что я хотела поделиться этим со всеми. Но записывание – это и рефлексия. И сочинение этих историй помогало мне понять, как православный мир устроен. К тому же жизнь церкви 1990-х, после катастрофы длиной в 70 лет, заметно отличалась от того, что было 100 лет назад. Ее наполнили люди с атеистическим прошлым. Для рассказа о них требовлась иная литературная форма, язык, отличный от древних патериков, поэтому у меня патерик – современный.

Книга вызвала много споров. С одной стороны, форма была выбрана традиционная, с другой – там много иронии. Людьми простодушными, которые, увидев название, настраивались на что-то серьёзное, иногда воспринимался ее как издевательство над тем, что им дорого, что для них свято. Не желая видеть, что это смех не над святынями, а над искажением святынь.

«Патерик» вышел маленьким тиражом в издательстве «Время» и тихо лежал себе в магазинах. Пока одна православная интернет-газета не поместила на своих страницах «Сказку о православном ёжике» из «Патерика», не заметив, что это пародия. Не на сказку монаха Лазаря, кстати, скорее на всю переслащенную детскую литературу, которая почему-то называет себя православной».