Чье-то призвание — воевать за родину, чье-то — фиксировать историю того, как воюют за родину.
Главное, вовремя распознать, какая роль — твоя. Военный корреспондент Дэн Леви рассказал нам о войне в Донбассе, мифической объективности журналистов и близости к Богу под минометным обстрелом.
Фотограф Дэн Леви стал военным корреспондентом внезапно — не он пришел на войну, а война пришла на его землю в Донбасс. Заказные снимки мирной жизни сменились фотографиями разрушенных домов и детей в бомбоубежищах, а вместо красивых девушек в кадре появились бойцы с оружием.
Лучшие снимки разошлись по сайтам новостных информагентств и страницам в соцсетях как у доброжелателей, так и у врагов. Год они пролежали в архивах, а сейчас путешествуют по выставкам: Москва, Петербург, Волгоград, Челябинск, Берлин — все поразятся «Слезам Донбасса».
«Русская Весна» сообщала об открытии уникальной фотовыставки «Слезы Донбасса» в Санкт-Петербурге.
После открытия экспозиции в Санкт-Петербурге Дэн Леви дал интервью ФАН, у которого в архиве тоже есть несколько его великолепных снимков военного Донбасса.
— Дэн, поздравляем с выставкой — наконец-то она случилась, хоть и годом позже, чем ожидалось. Не устал от собственных фотографий за это время?
— Есть немного. Это связано с тем, что они лежали все это время, я периодически выкладывал что-то в соцсети, но уже не думал, что придется с ними еще работать. Период работы в Донбассе уже забыт, начался другой, как вдруг тебя отбрасывает к предыдущему — странное ощущение нелогичности. То, что у фотографий появляется вторая жизнь, — это прекрасно, но внутри уже есть потребность снимать нечто новое, и она только усиливается с каждой выставкой.
Когда я только начинал снимать, я фотографировал каждый день, постоянно искал желающих, бывало, даже за пару часов назначал съемку, тратил даже деньги на одежду для образов. А после Донбасса все зациклилось, так как обилие социальных тем закончилось, а возвращаться к прошлому жанру съемки — не вариант. Но прекрасно понимаю, и родителям постоянно доказываю, что выставки — это важное дело. Они завершают этап Донбасса, и было бы глупо упустить такие возможности.
Но важно также не задерживаться и не упустить другой момент — когда необходимо перейти с этого уровня на следующий. Многие, бывает, садятся на волну успеха, а потом заходят в тупик, потому что нет нового запаса, новых идей, новой темы. Так что надо уже заботиться о том, что будет дальше.
— После Донбасса удалось снять что-то, чем был бы так же доволен, как и предыдущими блестящими работами?
— В последнее время приходится снимать в таких местах, где нужно буквально выискивать: что же такого сфотографировать… Ищешь, ищешь, вдруг находишь — о, вот хороший кадр. Парочка или даже один получится — и то будет хорошо. Но я больше люблю поток событий, когда тебе даже искать специально не надо — все вокруг тебя, тогда больше сил тратишь на более важные вещи, чем выискивание тем.
Чтобы сделать кадры еще круче, чем у меня получились на войне, мне надо снова оказаться в гуще событий. Например, на Ближнем Востоке сейчас эти события хоть и стихли, по сравнению с прошлым временем, но в любом случае, их больше, чем в настоящее время в Донецке.
Война и смысл жизни
— Значит, если и быть фотокорреспондентом дальше, то только военным?
— Да, если честно, журналистика меня привлекает только на войне, на гражданке точно не смогу ею заниматься. Военная фотография появилась у меня в жизни очень своевременно: в коммерческой съемке я смысла уже не видел.
— В чем появился смысл на войне?
— Это было нужно обществу, это было востребовано. Я публиковал снимки пострадавших людей у себя в соцсети, а на следующий день к ним уже шла помощь: фотографии работали. Бывало, мы встречали обиду на журналистов именно из-за того, что те не показывали, не доносили правду и информацию, куда нужно. Так что, когда я видел возможность сделать это — так и поступал. Если видел сюжет, и не было причин не снимать — делал свой кадр. На меня не влияла редакция, политика чьих-то интересов, я делал, что хотел, и снимал все, что попадалось.
Однажды, правда, случился конфликт с самим собой, когда обстреляли автостанцию, и я снимал горящий автобус. В тот момент почувствовал себя этаким стервятником: отснял, потом побежал, как можно быстрее, сразу обрабатывать и рассылать снимки по изданиям. Чувствовал, что это, возможно не совсем правильно и отразится на моем будущем, потому что с духовной позиции всегда есть последствия подобных вещей. Если ты что-то нарушаешь — точно будут последствия. Так что я все время себя проверял: не нарушаю ли духовные законы, за что потом, может быть, моим детям расплачиваться. Но с другой стороны: что тебе было делать? Не снимать это? Чтобы это забылось? Упускать возможность сделать свое дело, свою работу — это гораздо неправильнее.
Но интересно, что потом, когда спрос на тему падает, приходит такая же бессмыслица. Когда есть внимание общества к этому, тогда есть смысл работать. Сейчас многие места, которые изображены на моих фотографиях, выглядят иначе, люди вернулись к обычной жизни, и всё постепенно забывается, приходит новая жизнь, новое время, и это правильно.
— Уехать из Краматорска в Донецк работать военкором — это же был порыв, верно? Твои снимки не сразу попали на главные новостные ленты?
— На самом деле, когда я в Донецк приехал, первые недели хотелось уехать обратно. Я даже не знал, что буду снимать, какие события произойдут, как я попаду на них. Но это желание вернуться было не настолько сильным, чтобы действительно заставить меня уехать домой. Думаю, все с таким сталкиваются после реализации радикальных решений и столкнувшись с неизвестностью. Знаю, что достаточно людей, которые приезжали воевать, вообразив войну как в фильмах и насмотревшись новостей по телевизору, достаточно быстро уезжали обратно. Видели, что все выглядит не так, и что военная реальность совершенно иная. Первую неделю я не снимал, потому что получал аккредитацию. Потом начал работу, но еще понятия не имел, как продать снимки, чтобы хотя бы восполнить свои расходы. Потом моему другу Джону Трасту (Сергею Белоусу) написали из РИА с предложением сотрудничать, он порекомендовал меня, и те сразу приняли мои фотографии.
— Настоящая война серьезно отличалась от того, что ты себе представлял?
— Скажем так, когда тебе не представляется возможности что-то реализовать, у тебя в мыслях есть радужные идеалистические моменты. Когда возможности нет, еще и страха никакого нет: ты в зоне комфорта, тебя напрямую ничто не касается, и дверь в реальность еще не открыта. И вот когда появляется реальная возможность, с ней появляется и страх, так как раскрываются и сложные, неприятные моменты, которые так же нужно будет проходить, чем-то жертвуя.
На войне атеистов нет
— В твоих собственных комментариях к снимкам в Facebook много цитат из Библии — даже радикально настроенным твоим недоброжелателям к таким постам было сложно придраться. Вера на войне укрепилась, проявилась в тебе еще больше?
— Как ни странно, лично для меня война была также возможностью сблизиться с Богом. В рутинной мирной жизни очень много суеты, в которую ты погружаешься, на Бога времени нет. Эта рутина заполняет твой мир, когда какие-то вопросы твоей жизни стабильно находятся под контролем. А на войне очень много такого, что тебе очевидно совершенно неподконтрольно — твоя жизнь и безопасность, например. Поэтому ты на это переключаешь внимание и фокус, обнаруживая, что от тебя мало что зависит. Это порождает близость к Богу, потому что надеяться можно только на него. Как, знаешь, говорят, в падающих самолетах атеистов нет. В моменты, когда от тебя не зависит практически ничего, а от него — всё, ты понимаешь, что острее его чувствуешь, что к нему приближаешься.
— Твоя политическая, гражданская позиция менялась с каждым новым днем на войне?
— Изначально я старался сохранять нейтралитет в политическом плане, а когда в Донецке какое-то время понаблюдал за происходящим, акценты все сами собой расставились. Невозможно сохранять нейтралитет, когда ты видишь конкретные последствия чьего-то беспредела. Пытался, конечно, чтобы меня не уносило совсем в радикальные мнения, но и вовсе не измениться было невозможно. Журналистика на войне всегда будет очень субъективной. Да и в принципе, объективность корреспондента — это что-то мифическое.
Вопрос только, насколько глубоко субъективным ты будешь. Я себя до сих пор считаю патриотом Украины. Но не таким, как радикальные националисты, которых мы сейчас наблюдаем. И патриотом не сегодняшней Украины, а той, что была дружна с братской Россией. Радикалы, по сути, украли страну у тех людей, которые не считали их вариант развития Украины правильным, очернили флаг, историю, культуру. Я считаю себя русским по духу, но родился и вырос уже на независимой Украине, закончил украинскую школу, и всегда почтительно относился к культуре и традициям.
— Какие свои снимки считаешь самыми мощными, на какие особенно реагируют зрители?
— Пожалуй, черно-белый снимок девочки в очереди за гуманитарной помощью, горящий автобус, дети в бомбоубежище, фотографию «Плач отца», портрет бойца на закате с оружием в руках. Кстати, это снимок «свидомые патриоты» однажды украли себе, подписали как фотографию своего солдата, она отлично разошлась по их пабликам, что было очень забавно.
— Назови главные проблемы военного фотокорреспондента.
— Свет и разрешение на съемку — для меня это были главные проблемы. Вопрос с разрешением на съемку мне всегда не нравится: это когда возникают вопросы, зачем ты здесь снимаешь. Конечно, когда снимаешь военных, обязательно спрашивать, можешь ли ты сделать снимок, иначе могут быть проблемы. Что касается бытовых сцен в городах, там чаще всего люди даже не заметят или не придадут значения тому, что ты их снимаешь, это только в твоей голове опасения: а что они подумают? Свет, бывает, подводил. Часто едем, и мне коллеги говорят: «Дэн, свет тебе сегодня не благоволит».
Жесткий свет с синим небом, пустыми голыми деревьями, ужас… Почти 85% всех снимков сделал на портретный объектив 50 mm со светосилой 1.4, на свой Canon 70 d. Набор не слишком шиковый, но считаю, что главное — это ровные руки, а не навороченность техники. Главная проблема — добраться туда, где есть сюжеты, где ты сможешь что-то снять, важно получить возможность, а дальше просто делаешь свое дело.
Выставка фотографий «Слезы Донбасса» открыта в Петербурге в КЦ «Троицкий» по адресу пр. Обуховской Обороны, 223.
Евгения Авраменко/»Русская весна»