Встреча с митрофорным протоиереем Андреем Дубиной, строителем и настоятелем Луганского монастыря в честь святой царственной страстотерпицы великой княжны Ольги, произошла через день после моей паломнической поездки в село Красное, где в завершающей стадии строительства находится уникальный духовный комплекс, получивший в народе название «Луганская Голгофа».

Протоиерей Андрей Дубина

Находясь под впечатлением от увиденного – колоссального масштаба уже осуществлённых планов по строительству и восстановлению многих храмов, жилых и бытовых корпусов подворий Свято-Ольгинского монастыря, – захотелось отмотать ленту свершённого и посмотреть: а как всё это начиналось? Как получилось, что именно батюшке Андрею (уроженцу с. Николаевка Станично-Луганского района) суждено было взгромоздить на свои плечи и настоятельство в храме святого великомученика и целителя Пантелеимона при онкодиспансере, и восстановление десятка сельских храмов, в том числе разрушенных, осквернённых, отравленных ядохимикатами? Как в такое тяжёлое время его команде подвижников веры православной удаётся семимильными шагами идти в духовное возрождение Святограда Луганского, в наше прекрасное будущее? Ответ очевиден: с Божией помощью!

Взяв благословение на духовную беседу, я спросила:

– Батюшка Андрей, а чем для Вас стала Голгофа в с. Красное? С чего всё начиналось? Откуда возникла идея построить на луганской горе иерусалимскую святыню?

– Когда-то у нас тут был помощник губернатора из Западной Украины, который прославился тем, что каски немецкие целовал, называл немцев освободителями, а наших молодогвардейцев – бандитами. Он говорил, что в Луганске живут одни «красные», большевики и коммунисты, что Донбасс – это край безбожников, атеистов, и нет здесь никаких других мнений. Меня эти слова его очень сильно тогда затронули. Отчасти это было так, потому что не зря же Луганск называют колыбелью революции.

– Да, пролетарский у нас Донбасс. С этим не поспоришь.

– Не соврем пролетарский, а именно революционный. Край бунтовщиков и всякое такое. Посмотреть хотя бы по тем стараниям, которые они здесь совершили – сколько храмов разрушили! Единицы остались по области! Собор Петра и Павла клубом «Безбожник» сделали! Ну как до такого можно было додуматься? Вот так оно и получается, что не поспоришь с этим. Ну и всё равно хотелось как-то противодействовать высказыванию жителей Западной Украины о нас. В противовес поклонникам фашистских определённых действий нужно было что-то своё построить.

В 2005 году меня попросили принять храм в с. Красное. Там один Василий тогда трудился (он сейчас у нас монахом Власием стал). Свято-Введенский храм (1870 г.) был наполовину разрушен, ядохимикаты там хранились. Он вывозил из храма все эти удобрения и землю, пропитанную аммиаком. На 2 метра вглубь пришлось снимать отравленный грунт. Много раз он ездил в епархию, чтобы в помощь батюшку дали для восстановления храма. Но всё не получалось. Как-то мы с ним встретились в епархии, поговорили. Василий с ходу заходит к владыке и просит, чтобы храм передали о. Андрею. Владыка не понял, спрашивает:

– Какому Андрею?

– Так о. Андрею Дубине.

– Ага-а-а… Я там слышал, что он где-то по епархии ходит. Давай-ка его сюда.

Меня позвали в кабинет. Владыка и говорит:

– Батюшка Андрей, у меня к тебе есть одна просьба. Ты не должен мне отказать.

Спрашиваю:

– Какая просьба?

– Ну вот – просьба. Ты обещаешь, что мне не откажешь?

Куда деваться? Говорю:

– Обещаю.

Владыка тут же в ответ:

– Ну всё. Ставь руки под благословение.

Поставил.

– Я тебя благословляю взять храм Свято-Введенский в Красном.

Я удивился, говорю:

– Ну куда ещё? У меня и так уже их много. Как я смогу?

– Вот ты поедешь, тебе точно всё понравится.

Что ж там могло понравиться? Я как поехал, как посмотрел на то, что там творится, так чуть не упал… Он же громадина какая! И в ужасном состоянии. Весь пропитался химикатами. Дышать невозможно. И ничего нет: ни материальной базы, ни бытовых построек. Холодина в храме. Жуткое было дело!

Ну, надо – значит, надо. Печку в храме сделали. Потом домик жилой неподалёку купили. Два стула в нём поставили, шторочки повесили. Потом потихоньку-потихоньку начали восстанавливать храм, потом пленку натянули, навели внутри порядок. Первую службу отслужили.

Когда немного подправили Свято-Введенский храм в с. Красное, решили Поклонный крест большой поставить на горе.

– А монашеская община в Красном тогда уже была?

– Она уже была, но ещё небольшая. Первые коровки там у нас только появились. Тогда многие батюшки по селам начали кресты поклонные ставить. Указ такой был, чтобы крест при въезде в населённый пункт стоял. Ну а мы решили поставить крест на горе. Батюшка Диомид – священник, который за храмом похоронен – любил там сидеть и молиться. Так что всё началось с креста.

А потом появилась у нас идея построить храм Воскресенский на вершине горы. Ну а как подходить людям к кресту? По круче подниматься сложно, тем более в дождь или гололёд. Решили проложить ступени к кресту. Захотелось их сделать в таком виде, чтобы удобно было людям по ним ходить.

Специально ездили в Крым, чтобы посмотреть, как делать. Там же кругом горы, а по ним проложены подпорные стены и ступени всевозможные. Ну и обратил внимание, что если делать ступени такие, как в Крыму, то они будут неудобные. Если человек по ним идёт, то ему нет возможности отдохнуть. И решили мы тогда просчитать проступи с площадками для отдыха. Проект сами нарисовали, хотя это было сложно для нас – с учётом склона горы подсчеты делать.

А когда начали копать, там вообще всё было сопряжено с большими трудностями. Валуны в грунте были очень большие, их все приходилось выворачивать.

– А валуны из чего состояли?

– В той земле много кремния, кварцев, частично кварцитов, которые нужно было выдалбливать. Многие люди тогда нашу идею начали поддерживать. Они брали отпуск и долбили эту землю. Ведь на 80 см в высоту идёт красная стена по обе стороны ступеней вдоль всего подъёма и ещё на 1 м 20 см в землю уходит. Всего (80 см + 1 м 20 см) – двухметровая в высоту и километровая (500 м + 500 м) в длину стена из шлакоблока там пролегла.

Когда разобрались с этим делом, поразмыслив, пришли к выводу, что нужно, чтобы луганчане имели возможность благодарить Бога за всё, что Он для нас делает. Чтобы наша область была не только «колыбелью революции», чтобы всё плохое ушло в небытие. Ведь все наши деды и прадеды, все старожилы луганские, они же за всё, что здесь происходило в богоборческие времена, отвечают перед Богом. Вот так пришла идея в благодарность Богу, чтоб хоть как-то Господь вменил луганчанам в добрые дела, построить на пути к поклонному кресту часовни.

– Вы сразу их решили посвятить дням Страстной Седмицы?

– Да. Сначала построили Понедельник, потом – Вторник, Среду. Оно как-то так получилось, что под Средою соорудили Гроб Господень. Там склон так расположился, что место более подходящее для этого было. Ну а после этого мы уже поставили Четверг с Пятницей. И дороги нам нужно было делать сразу. Так всё спланировать, чтобы можно было подъезжать со строительными материалами к часовням и к нагорному храму Воскресения Христова. Это тоже было сопряжено с большими трудностями.

Вот так, потихоньку, шаг за шагом, мы шли к намеченному. Выбрали форму и размеры часовен, построили, потом с художником договорились.

– Говорили, что все ваши приходы расписывает один и тот же иконописец. Его работы потрясают, иконы приковывают внимание! Можно узнать его имя?

– Это Владимир Тарарин. Решили мы с ним расписывать эти часовни так, чтобы они разнились, одна на другую похожи не были. Купола тоже сами делали, потому что цены кругом – неподъёмные! Вот так и получилась эта наша Луганская Голгофа.

– Отец Андрей, я знаю, что Ваше подвижничество в деле восстановления храмов началось гораздо раньше. Также знаю, что немалые препятствия воздвигались на протяжении всего Вашего служения. Слава Богу, что Вы всё вытерпели и преодолели. А как всё начиналось? Кто Вам поручил ездить по селам и возрождать там приходы?

– Владыка Иоанникий (Кобзев), митрополит Луганский и Северодонецкий. Он давал благословение восстановить тот или иной храм. Я сам ничего не мог делать. Как я мог сам вселиться куда-то или взять себе храм? Все только по благословению делалось.

– И в каких селах вы восстановили храмы?

– В каждом селении своя история. В с. Третьяковка в 1913-1914 годы начинали храм строить. Фундамент поставили, а революция началась – землю забрали. Коровники на горе сделали. Но жила там одна женщина пожилая и всё молилась, чтобы храм открыли. И в Луганск приезжала просить. Я о её просьбе рассказал владыке Иоанникию. А он и говорит: «Ну, бери да строй». Спрашиваю: «А где строить-то?» Отвечает: «Ну… ты сам разберешься». Дал благословение – и всё.

Сначала мы в селе приобрели домик, а потом совхоз нам одну кладовую отдал. Там у них холодильники стояли. Мы их отдали им, а кладовую саму забрали. Вот из этого здания сделали для селян храм Казанской иконы Божией Матери.

Недалеко от с. Третьяковка находится с. Первомайка. До революции село называлась Поповкой. Это с Городищем связано. Там храм Свято-Успенский 1814 года когда-то стоял да был разрушен. Под самой его стеной ещё и туалет сделали, хотя в радиусе 50 м – пустырь. Что им, мало места было туалет поставить? Нет, надо под самым храмом, чтобы ещё больше осквернить. От самого храма осталось три стены, и то высотой всего 2 метра. Всё остальное было разрушено.

«Это знак от наших предков был, они таким образом передали нам привет из прошлого»

А ведь храм Успения Пресвятой Богородицы был в 1814 году построен, когда казаки наши Наполеона разбили. Представляете, как сильно наши деды нагрешили, когда его рушили? А когда мы стали разбирать стены, чтобы подровнять старинную кладку, что удивительно! Нам в руки попал кирпич, а на нём ладошка отпечаталась тех, кто отливал этот кирпич в начале XIX века. Я так понимаю, что это знак определённый от наших предков был. Они таким образом передали нам привет из прошлого, чтобы мы почтили память о них за их труды, и чтобы мы не давали больше отхожее место из храма делать. Мы восстановили этот храм полностью, отгородили площадь заборами. Храм вновь стал действующим.

Потом были негоразды в с. Щётово. Священник там попался такой, что вёл себя непристойно: и наркотики принимал, и оружием торговал. Был там батюшка Игорь такой, как оказалось, с пятью судимостями. Жуткое дело было! Вот владыка Иоанникий тогда попросил меня заняться этим приходом. Священник этот ещё и инвалидом был. После того, как мы забрали у него приход, он выехал в Россию жить. А храм Казанской иконы Божией Матери к тому времени в полную негодность пришёл. Пришлось его полностью разбирать и заново строить.

– А как средства на все эти строительства находятся? Это же затраты какие огромные!

– Пожертвования людей со всех храмов, которые у нас есть, стекаются в один, который строим. Я же настоятель десяти храмов сейчас.

– Но начиналось-то всё с малого!

– Начиналось всё с одного – Свято-Пантелеимоновского при онкодиспансере. Потом добавился храм иконы Богородицы «Всех скорбящих Радосте» при Луганском гериатрическом пансионате. Следующей стала катакомбная церковь свт. Игнатия Брянчанинова при Луганском госпитале ветеранов ВОВ. Они себя называли: «в подчинении Лондона». Это вообще непонятное что-то было. И меня люди попросили открыть там нормальный православный храм. Когда передал просьбу эту владыке Иоанникию, он опять одно и сказал: «Открывай». А священник, он ведь как в армии: сказали – значит, делай. Сделали.

А в храме святых сщмч. Киприана и мц. Иустины при Луганском психоневрологическом диспансере служил тогда батюшка Аркадий. Он решил из города уехать в с. Долгое, жить там и храм открыть. Пошел по этому поводу в епархию и попросил, чтобы я его храм принял. Владыка ему говорит: «Иди ты сам с ним разговаривай. Я ему уже и так столько храмов надавал. Он откажется». Подошёл он ко мне с этим. Я спрашиваю: «А чего ко мне?» А о. Аркадий говорит: «Я знаю, что ты храм этот не бросишь». Не смог отказать. Пошли с ним к владыке. «Неужели уговорил? – спрашивает. – Ну давай, руки под благословение подставляй. На тебе указ». Всё, ещё на один приход у меня больше стало.

Потом, в 2005 году, меня попросили принять Свято-Введенский храм в с. Красное, где мы Луганскую Голгофу построили.

Из Харькова к нам была вынуждена убежать матушка Мария-Магдалина. Был там архимандрит один, который убежал в Россию с монахами, а она приехала и поселилась у нас. В тот момент у нас была возможность приобрести домик небольшой в с. Новоанновке. Владыка благословил, мы преобразовали его в домашнюю церковь.

Ну и ещё у нас есть один храм в районе памятника Гастелло на ЛВВАУШе (Луганское высшее военное авиационное училище штурманов – Ред.). Военные обратились с просьбой к владыке Митрофану, чтобы он дал благословение построить в том районе храм. Ну и попросили опять-таки меня, потому что, когда мне 13 лет было, я стал сыном полка. Я с шести с половиной лет жил с мачехой, потом меня там бабушка усыновляла одна, потом ещё кто-то. В общем, непонятное все такое было, а потом воспитанником армии оказался.

Заложили камень, поставили крест. 31 мая 2014 года владыка Митрофан освятил место под строительство храма во имя святого князя Дмитрия Донского и в честь всех воинов погибших. Это ещё до военных действий в Луганске было, только начинало где-то грохотать.

Вот так у нас образовалось такое количество приходов, которые стали подворьями Свято-Ольгинского монастыря. Владыка благословлял – я исполнял.

«Итак, по плодам их узнаете их» (Мф. 7, 20)