Шаляпин вышел из простого народа, и к славе и деньгам он пробивался сам, через множество тягот. К 1910 году он стал кумиром российской интеллигенции: Шаляпин помогает политзаключённым (за один благотворительный концерт сборы составляли 1-2 тыс. руб. — примерно 1-2 млн. нынешних рублей), он вместе с Максимом Горьким — «совесть нации» тех лет. И буквально один нелепый случай разрушил репутацию певца, сделав его изгоем в среде либеральной интеллигенции.
6 января 1911 года Шаляпин выступал в петербургском Мариинском театре в «Борисе Годунове». Утром того дня Николай II в Царском селе пожаловал ему звание Солиста его императорского величества. Вечером царь с семьёй прибыл в Мариинский театр на «Бориса Годунова». Опера прошла отлично. После многочисленных вызовов Шаляпин направился за кулисы. И зала раздались крики «Гимн!». На сцене грянули «Боже, царя храни!». Хористы ринулись к царской ложе и рухнули на пол. Шаляпин тоже опустился на одно колено.
Когда дали занавес, выяснилось, что эта верноподданническая акция была продумана артистами заранее – они надеялись растрогать царя и подать ему петицию о прибавке к пенсии. Царь и в самом деле в тот вечер подписал соответствующий указ. Шаляпин не был поставлен в известность об акции. Но тем не менее после коленопреклонения он пришёл в ложу к царю. «Царь был весел, и рекомендовал мне больше петь дома, а не за границей», — вспоминал певец.
Через два дня Шаляпин выехал на гастроли в Монте-Карло и уже там узнал о масштабах скандала. Интеллигенция негодовала: как так певец, после того, что «царь сделал с народом» (в первую очередь ему припоминала Кровавое воскресенье, подавление революции 1905 года и «столыпинский террор») расписался в поддержке этого «сатрапа». Хуже того, от Шаляпина демонстративно отвернулись даже его близкие друзья: Серов, Дорошевич, Амфитеатров. Во Франции в вагон артиста ворвалась молодёжь с криками «лакей», «мерзавец», «предатель». Лидер российских социал-демократов Георгий Плеханов прислал некогда подаренный ему Шаляпиным портрет с припиской: «Возвращаю за ненадобностью». Миф о Шаляпине-народнике рухнул в одночасье.
Зато с восторгом откликнулась на инцидент черносотенная пресса. «Мы счастливы, что в сердце первого певца России проснулась русская совесть и любовь к Родине! – писала газета «Южный богатырь» 19 февраля 1911 года. – Многие лета новому русскому Шаляпину, который, не испугавшись гвалта кагала и воя левой печати, открыто объявил себя патриотом».
Писатель Максим Горький, лучший друг Шаляпина, глубоко переживает этот случай. Он писал Е. Пешковой 24 января 1911 года: «Выходка дурака Шаляпина просто раздавила меня – так это по-холопски гнусно! Ты только представь себе: гений на коленях перед мерзавцем и убийцей! Третий день получаю из России и разных городов заграницы газетные вырезки. Любит этот гнилой русский человек мерзость подчеркнуть».
28 февраля 1911 года Шаляпин пишет бывшей жене Иоле (их дети живут вместе с ней) в Москву письмо: «Что же это за страна такая и что за люди? Нет, это ужасно, и из такой страны надо бежать без оглядки. Конечно, это задача трудная и особенно из-за детей, но что делать? Думаю, что поселившись во Франции, мы так же сумеем воспитать моих дорогих малышей, а главное, что они меньше рискуют испортиться. Прошу тебя ничего не строить на Волге, но постараться по возможности избавиться от всего и даже от дома, чтобы ликвидировать всякие сношения с милой Россией. Думаю я только о том, что жить в России становится для меня совершенно невозможным. Не дай Бог, меня убьют. Мои враги и завистники, с одной стороны, и полные, круглые идиоты и фанатики, с другой, считающие меня изменником Азефом. Россия хоть и Родина моя, однако жизнь среди русской интеллигенции становится просто невозможной».
Масла в огонь подлили пьяные беседы Шаляпина, которые опубликовала газета «Столичная молва» (артист не давал право на эти записи, он их произнёс в алкогольном порыве в каком-то французском ресторане): «Это был патриотический порыв, и я упал на колени. Это во мне сказалось стихийное движение русской души. Ведь я — мужик! Красивый, эффектный момент».
Шаляпин теперь выступает в Монте-Карло и во Франции, но и здесь его принуждают исповедовываться и каяться в грехах. Газета «Киевская почта» 21 июня 1911 года перепечатывает беседу певца с французским журналистом: «Я никогда не принадлежал ни к одной из партий, и мои симпатии были свободны от каких-то обязательств. Но почему те, кто стоят за правду и во имя её жертвуют даже жизнью, так несправедливы по отношению ко мне? Мне очень больно». Это интервью только усиливает травлю со стороны русской интеллигенции. Вдобавок Горький пишет письмо Шаляпину: «Мне жалко тебя, Фёдор. Но так как ты, видимо, не осознаёшь дрянности совершённого тобой, не чувствуешь стыда за себя – нам лучше не видеться, и ты не приезжай ко мне».
Шаляпин несколько раз пытался покончить самоубийством. Мария Фёдоровна Андреева вспоминала: «Он пытался застрелиться, не будь рядом такой сильной дамы, как Мария Валентиновна (вторая жена Шаляпина), он застрелился бы».
Певец всё же решился приехать к Горькому на Капри. Он плакал несколько дней, просил прощения. Горький прощает его, и начинает долгую, трудную кампанию по реабилитации Шаляпина. Он пишет статьи в его защиту, лично просит видных интеллигентов. Шаляпин, в свою очередь, в прямом смысле расплачивается перед русской интеллигенцией: он вносит деньги в партию эсеров, меньшевиков и кадетов, жертвует прессе. В общей сложности, до 1914 года, за три года, он потратил на эти цели не менее 40 тысяч рублей (40-50 млн. нынешних рублей).
Постепенно отношение к Шаляпину становится умеренным. Интеллигенция его готова терпеть, если он будет постоянно каяться. Но об истинном отношении к певцу говорит такой случай: в 1915-1916 годах Горький, со слов Шаляпина, пишет биографию певца. В октябре 1916 года журнал «Летопись» анонсирует на будущий, 1917-й год, «Автобиографию Шаляпина». Анонс вызвал резкую читательскую и редакционную реакцию – рядовые сотрудники пообещали уволиться, если в журнале выйдет это произведение. А читатели забросали издание ультиматумом, что они откажутся от подписки.
В России Шаляпина после 1911 года удерживают только огромные заработки – в год у него выходило до 100 тысяч рублей (100-120 млн. современных рублей). После того, как свершилась Октябрьская революция, отменившая заработки вовсе, Шаляпина в России более ничего не удерживало.
Да, прав был Столыпин: в России за 10 лет меняется всё, за 200 лет — ничего.