Однако, на самом деле искусство Восточной Римской, или Византийской империи – наследницы Рима, никогда не порывало с античностью. Были периоды как ее угасания, так и свои локальные «ренессансы». По-настоящему «возрождать» античную культуру надо было тем народам, которые к ней не принадлежали и пытались усвоить (пример – каролингское и оттоновское возрождения). А у итальянцев же, как и у греков, античность была в крови, а античные памятники – в шаговой доступности.
Искусство делает человека со-творцом. Человек – образ Божий, стремится к творчеству и созиданию. Искусство любой эпохи имеет смысл, когда оно помогает человеку проявить заложенное в нем творческое начало и прославляет Бога-Творца.
Есть произведения искусства, которые вызывают сильные эмоции и не отпускают. Рассмотрим скульптурную работу Донателло – Святого Георгия из церкви Ор Сан-Микеле во Флоренции.
Вот он, человек нового времени – блистающий античной греческой красотой, исполненный внутренней силы и отваги. По канонам Ренессанса, святой предстает в образе героя-воина (кем он, собственно, и являлся), в его фигуре нет хрупкости и экспрессии готики , он твердо и уверенно стоит на земле. А что же лицо? Большие глаза, глубокий взгляд, приоткрывающий то, что сокрыто внутри – душу святого. Это – византийский прием, знакомый нам по иконописи. Эмоциональность взгляда, свидетельствующая о духовном напряжении – отголосок готики. На его лицо можно смотреть бесконечно. Молодой герой, само воплощение силы, красоты и цветущей юности, имеющий и богатство, и почет, казалось бы, что еще нужно человеку, вот он, счастливчик, обласканный императором, впереди – блестящая карьера… Всего лишь не надо никому говорить, что ты христианин, никто и не узнает. Зачем выдавать себя, зачем нарываться на крупные неприятности, когда все так хорошо, когда тебя ждет такое будущее. Глупо и безрассудно. Ну верь «в душе», никто же туда не залезет и не увидит. Но нет, это немыслимо, когда любовь горит в тебе и ты не можешь ее скрывать. Невозможно молчать о том, что для тебя важнее и дороже всего на свете. Невыносимо, когда друзья и братья по вере в опасности.
В сказке-притче начала 20 века греческой писательницы Пенелопы Дельта один из героев, молодой царский слуга, говорит о своем господине, царском сыне, которого любит всей душой и которому бесконечно предан: «Вся моя жизнь принадлежит ему, и если он скажет мне «бросься в огонь» — я брошусь в огонь». Говорит просто, буднично, как само собой разумеющееся. И через некоторое время гибнет при выполнении важного поручения. Символическая отсылка к мученикам за Христа, отдавшим жизнь ради любви к своему Господу, Сыну Божию.
При видимой статичности и величавой уверенности позы скульптуры, сколько эмоций, какое напряжение прочитывается в лице святого Георгия, в выражении его глаз. Нам все понятно без слов. Вот она, та самая внутренняя готовность. Броситься в огонь. Ринуться на копья. Претерпеть все муки. Отдать все, что есть – саму жизнь.
Ренессанс как бы вернул духовному телесную составляющую, выявил полноту жизни, соединив тело с душой.
Какая неудержимая сила, какая мощь, какая внутренняя пульсирующая энергия в греческом слове «жизнь»! Древнегреческое «ζητώ» — «да живет», «да будет жить» звучит о чем-то важном, значительном, эпохальном. Призывное «живи!», «живите!», исходящее из сердца говорящего – пожелание на все случаи жизни. Оно звучит, как гром, как горный поток, как рокот моря, как солнечный свет: «Живи!!! Радуйся, процветай, пой, танцуй, гори, прославляй Бога! Люби, будь любимым, расти детей и впитывай мудрость стариков, будь счастлив, ощути всю полноту сотворенного и дарованного Им бытия! И – не задумываясь, не колеблясь, без оглядки отдай свою жизнь ради любви к Нему, ради Жизни и Любви, изгоняющей страх, не знающей разлук, которой никогда не придет конец.»