Порой самая невинная вещь становится последней каплей, которая наполнит чашу так, что мысли как-то сложатся, сформулируются и превратятся в нечто такое, по отношению к чему можно вскрикнуть: «Ах да, я теперь все понял!» Вот на днях, читая в одном весьма презентабельном православном издании комментарии к рассуждению отца Сергия Правдолюбова о том, что к нобелевской лауреатке Алексиевич следует относиться как к пророчице, у меня всё и сложилось. Я всё понял.
Я понял, почему постоянно случаются попытки обсудить тему о переходе с юлианского на григорианский календарь или про смягчение регламентации поста, сокращения службы. Я понимаю, как все вместе это можно было бы назвать.
А было-то там всего-навсего написано неким комментатором в адрес этого самого СМИ, что его главный редактор «тоже пророк, ибо она не дает интеллигенции разбежаться из Церкви». Или что-то в этом роде. Ручаюсь только за смысл цитаты и слово «пророк». Ну, раз интеллигенция имеет все шансы разбежаться из Церкви, поскольку единственная ценность в Церкви для нее это не упомянутое по имени СМИ, то задаешься вопросом: а зачем они вообще сюда заходили?
Меня вообще смущает вся эта наша миссионерская ситуация, когда для привода в свое лоно той или иной социальной группы, Церковь должна проделать над собой нечто такое, что позволит этой социальной группе чувствовать себя в Церкви комфортно, сообразно приобретенным, так сказать, «на воле» навыкам, привычкам, самооценкам и претензиям. Групп у нас много. Нужно всем угодить. Всем нужно понравиться, причем привычным для них способом.
Ученым, например, нужна сущая малость: чтобы Церковь не смущала их научное мышление заявлениями о существовании Бога. Молодежи нужны в Церкви танцы. Евреям – чтобы Иисуса не считали Христом. Феменисткам – женское священство. Украинцам – чтобы всех москалей поперевешали. Гомосексуалистам… ох, им нужно, чтобы в Церкви их наклонности вычеркнули из списка смертных грехов и не ущемлялись права сексуальных меньшинств на участие в таинствах. А еще есть мотоциклисты, хиппи, панки, домохозяйки, шахматные клубы, участники белоленточного движения и прочая, и прочая, и прочая. Все они призваны ко спасению. Есть такие, кто вбил себе в голову, что ему нужно, чтобы отменили церковнославянский язык, посты и юлианский календарь. Всем чего-то нужно. И все обещают выгоды от удовлетворения их требований: а за это мы вас будем любить, вы нам будете нравиться. А не то они все не согласные. Это всё, конечно, крайние примеры и скорее ироничные. Но не всё так просто.
«Все мы, приходя ко Христу, должны отречься не от своей природы, а от своей группы и ее классовых предрассудков»
Вдумаемся в происходящее. Работая не с отдельным человеком, а с социальной группой, ловя людей не удочкой, а лихо, по-апостольски, закидывая мрежу в мутную воду человечества, Церковь берет на себя повышенные обязательства принимать эту «подцепленную» социальную группу такой, какой та сама себя осознает. Не человека с его немощами, заблуждениями и болезнями, а целую группу со своими классовыми предрассудками, за которые она держится, через которые себя идентифицирует. Не терпеть временно грех слабого, а создавать для этого греха достойные условия его воцерковления и развития уже в виде христианской добродетели. Вот в миру оно и слова-то приличного могло не иметь. А попало в Церковь – и это уже «добро есть». Прошу любить и жаловать. Никто не желает войти в Церковь голым, а лишь вместе с оговоренными 25 кг багажа, включенными в стоимость билета. А знаете, почему во Христе несть ни эллина, ни иудея, ни мужеского пола, ни женского? А потому, что все мы, приходя ко Христу, отрекаемся не от своей природы, а от своей группы и ее «прибамбасов».
Другой миссионерский парадокс – это наличие претензий к Церкви на внимание к своим нуждам у людей, даже отдаленно не принимающих ее вероучительного авторитета. Тогда, простите, а что им от нее нужно вообще? Люди приходят исключительно для того, чтобы получить нечто такое, что можно было бы назвать санкцией на грех. Да-да, именно так. Они приходят успокоить свою совесть. Либо получив утешение и успокоение совести в уверении милосердного священника, что все это не страшно. Либо вторым, противоположным по форме, но аналогичным по содержанию способом – увидеть, что в Церкви все – очевидные грешники, и тем самым обрести уверенность в том, что сам ты еще даже вполне приличный человек. Другие вон чего, и то – ничего. Именно этим объясняется непременное желание содомитов оформить свой грех венчанием, хотя никакого отношения к вере они даже в страшном сне иметь не желают.
Вообще, это открыл еще Л.Н. Толстой, который устами Элен Безуховой очень четко определил то, для чего нужна Церковь: «делать неприличное приличным». Если вдуматься, то при всем цинизме подхода это и вправду так и есть. Те же самые отношения мужчины и женщины в зависимости от наличия церковного благословения в виде венчания будут или законным браком, или блудом. Что ж, главная задача Церкви в нашем подспудном понимании – благословлять на «хотелки» и освобождать от угрызений совести. А потому действует и логика-перевертыш: грех, получивший санкцию в Церкви, уже и не грех, а благо. А потому даже сознательные христиане, по каким-то причинам не постящиеся или празднующие в пост новый год, мечтают, что их совесть будет освобождена от угрызений, если Церковь, нисходя к их нуждам, отменит пост вообще или перейдет на общепринятый Григорианский календарь. Был грех, и нет греха. Аминь. Естественно, что при таком понимании внешним миром роли Церкви, любые ее попытки говорить с населением на темы нравственности вызывают прилив злобы и требование «соблюдать законодательство об отделении Церкви от государства». В переводе на человеческий язык: «пошли вон».
Но вернемся к тому, с чего начали – к церковной интеллигенции, для обращения которой непременно нужно соответствовать их политическим предпочтениям, что в нашем случае означает, что Церковь обязана бороться с властью Путина, а не то она и не Церковь вовсе. Наличие в среде околоцерковных СМИ изданий либерального толка позволяет убедить интеллигента в том, что в Церкви есть и «приличные люди», которые разделяют их идеалы борьбы, а потому становиться православным можно, даже не отрекаясь от движения «белой ленты» или солидарности с киевским майданом.
Более того, амбиции этих церковных СМИ таковы, что приходящий под их влиянием в православие интеллигент уверен, будто именно в этой борьбе с властью и есть истинное церковное учение, что евангельские истины – это на самом деле протодемократическое и криптолиберальное учение, а посещая митинги внесистемной оппозиции, ты занят делом Божиим.
Сами квазицерковные либеральные СМИ объясняют или оправдывают свое участие или просто симпатии к таким модным политическим движениям «внутренней церковной свободой». При этом в ответ на недоумения их спикерами весьма уместно приводится мысль блаженного Августина, что в Церкви в главном – единство, во второстепенном – любовь, в остальном – свобода.
В общем, можно было бы считать увлечение церковных журналистов и примкнувших к ним новообращенных интеллигентов всякими «антипутинскими» революциями как нечто второстепенное, если бы всё это и оставалось вне церковной ограды. Но увы, всё это, когда никто не видит, подается вовсе не как хобби, которому они предаются в свободное от благодатной жизни время, а именно как часть христианского учения, которое активно двигают в церковные массы, шантажируя при этом церковную иерархию их обязанностью следовать христовым заветам, которые чисто внешне похожи на то, чем ребята заняты на самом деле – «борьбой за правду Божию», пусть и совместно с еще не обращенными во Христа братьями.
Так и борьба с коррупцией теперь – прямая и главная обязанность христианина. Забавно, но с подобной «энцикликой» на днях проявилась так называемая УПЦ КП, откликнувшаяся так вовремя «по-христиански» на критику вице-президента США Джо Байдена, назвавшего украинский режим коррумпированным прямо с трибуны сессионного зала Верховной Рады. Структура пространно объяснила, что коррупция – грех, христианин должен с ней бороться, как учит Христос и Джо Байден. В принципе, возразить нечего. Смущает только последовательность событий с появлением этого воззвания к нравственному чувству громадян.
У нас церковными интеллигентами либерального толка тоже практикуется в целях убеждения непонятливых несложный силлогизм для умалишенных. Просто, как апельсин. Итак, коррупция – это плохо. Значит, бороться с ней – обязанность христианина. Церковь состоит из христиан. Выходит, Церковь обязана бороться с коррупцией в высших эшелонах власти. Режим Путина коррупционный (это они не готовы подвергать сомнению – все и без того давно всё знают). Следовательно, Церковь обязана анафематствовать Путина. Аминь. Тогда интеллигент готов быть христианином: его приход в церковь должен повлечь движение церковных народных масс «на борьбу с прогнившим режимом».
Или так: как можно не бороться с Путиным, когда он придумал «закон Димы Яковлева»! Ты, что, не любишь сирот? Не хочешь, чтобы дети обрели полноценную семью? Тогда твой христианский долг бороться с Путиным. И снова – Аминь.
«Церковь милосердствует к грешнику, но превращать грех в правду она не умеет»
На самом деле это такой шантаж слабонервных. Надо отметить, относительно тонкий шантаж. Во всяком случае, в сравнении с шантажом каких-нибудь феминисток, которые видят в невозможности женского священства нарушение христовых заповедей о равенстве жены мужу, или шантажом блудников, которые требуют от Церкви отречения от «лицемерия», поскольку не по-божески мешать людям любить так, как им «Бог дал». Только успевай уворачиваться от обвинений в отсутствии Христовой любви к людям. Церковь милосердствует к грешнику, но превращать грех в правду она не умеет, как не умеет обращать порося в карася. Это ошибка адресом.
И еще одно. В 2011 году, когда вся интеллигенция болела темой «за честные выборы» и почитала нечестными любые выборы, где не выиграют те, кого они себе наметили, один очень известный протодиакон считал важным, чтобы Церковь в лице епископата по-миссионерски воспользовалась случаем возвысить голос за правду, т.е. за «честные выборы», и тем самым привлекла к себе как к источнику добра и правды сердца образованных неравнодушных людей, идущих на выборы и готовых пойти и на площадь – пусть придут лучше в Церковь. Что такое «честные выборы» и кто на них должен проиграть, у протодиакона, надо полагать, сомнений не было. Впрочем, отдадим должное – он, будучи человеком внутренне честным, требовал лишь признать грехом подтасовки. А вот то, что они непременно уже есть и точно будут – сомнению не подвергалось как общеизвестный факт, не требующий даже обсуждения. Мысль очень соблазнительная, и нашлись клирики, что себе на беду купились.
Сейчас нечто подобное пришлось услышать и от пожилого и, казалось бы, мудрого отца Сергия Правдолюбова, видящего в борце с властью непременно пророка-обличителя, увенчанного уже при жизни нобелевским венцом. Но аналогичный случай описан в литературе.
В раннем романе «Антихрист» Валентина Свенцицкого (будущего протоиерея Валентина Свенцицкого, написавшего «Граждане Неба», «Монастырь в миру») некий горячий сердцем юноша во время первой русской буржуазно-демократической революции 1905-1907 годов по сюжету пытается убедить епископа, что Церковь должна возглавить Божие дело, борьбу за правду и вести людей против прогнившего государственного режима, душащего все живое, к новой святой, чистой жизни, т.е. на баррикады. Действительно, как Церковь может быть против доброты, честности, жертвенности, справедливости?! Кто не согласится быть за правду? Ответ, казалось бы, очевиден. Вся пикантность ситуации в том, что этот юноша считал себя – не много не мало – Антихристом. Тем самым Антихристом, предреченным Апокалипсисом.