«Русский Майдан» — именно так называется одно из «сообществ» в Фейсбуке, статьи из которого почему-то каждый день появляются в моей ленте.
Можно было бы и не обращать никакого внимания на все их призывы к новой революции в России, смене власти, открытому сопротивлению, к поношению русской истории и Церкви, если бы это не было калькой того, что происходило у нас накануне революции 1917 года.
Ровно год назад я опубликовал в Фейсбуке выдержки из сочинений детей, которые из-за революции и гражданской войны стали эмигрантами. В книге, на которую я даю ссылку и в которой есть и моя статья, свидетельствуют об этом дети. Трудно представить себе более кричащий и кровоточащий документ.
Вот отрывок из сочинения одного мальчика:
Мы получили известие, что отец убит большевиками в одном из боев. Привезли труп отца. Сестра приехала из отряда, в котором она была сестрой милосердия, на похороны. В этот же день большевики заняли город. Я не знал, что представляют собой большевики, и хотел их увидеть. Желание мое скоро исполнилось… Несколько пьяных разнузданных матросов, с ног до головы увешанных оружием, бомбами и перевитых пулеметными лентами, ворвались в нашу квартиру с громкими криками и бранью: начался обыск. Все трещало, хрустело, звенело, все более или менее ценное быстро исчезало в поместительных карманах “борцов за свободу”… Все обыскали матросы, все подверглось разрушению и разгрому, даже иконы срывали эти богохульники, били их прикладами, топтали ногами.
Добирались уже до той комнаты, где лежало тело отца. Вот добрались… Они стали колоть, бить прикладами гроб, издеваться над телом отца. Мать и сестра, находившиеся до сих пор как будто бы в столбняке, бросились к матросам и стали умолять их не трогать мертвого. Но их мольбы еще более раздражили негодяев. Один из них ударил мать штыком в грудь, а сестру здесь же расстреляли. Мой двоюродный брат, приехавший к нам в гости, попал на штык матроса. Последний подбрасывал брата в воздух, как мячик, и ловил на штык. Меня пока не замечали матросы. Я стоял, словно пораженный, и не знал, что мне делать: кричать, плакать, умолять, просить о пощаде. Я не верил своим глазам. Мне казалось, что все происходящее сон кошмарный, страшный сон. Матросы стали уходить. Один из уходящих обернулся и, увидев меня, закричал: “А, вот еще один…” Затем последовал удар прикладом по голове. Зашумело в ушах, перед глазами замелькали разноцветные круги, и я упал без чувств.
Очнувшись, я ощутил страшную боль в голове и услыхал чьи-то глухие стоны. Передо мной… стали проноситься постепенно картины всего происшедшего. Пролежав еще часа два, я поднялся, шатаясь, пошел на стоны. Стонала мать. Между стонами прорывалась бессвязная речь. Через некоторое время она скончалась. Я почувствовал тогда, что я остался один, совершенно один — без родных, без крова и приюта. Все близкое, родное, дорогое так безжалостно отобрали у меня.
Хотелось плакать, рыдать, но я не мог… Хотелось поведать кому-нибудь свое горе, да было некому.