Во время поездки по монастырям Новосибирской митрополии мы встретились с епископом Колыванским Павлом, наместником Михаило-Архангельского мужского монастыря, викарием Новосибирской епархии.
Некогда обширная Новосибирская епархия, занимавшая всю территорию Новосибирской области, в 2011 году претерпела значительные изменения. Решением Священного Синода из ее состава были выделены три епархии: Каинская, Карасукская, Искитимская. Вместе с Новосибирской епархией они вошли в состав новообразованной Новосибирской митрополии.
За прошедшие шесть лет Новосибирская митрополия вырастила 8 архиереев, из которых 2 архиепископа. Семь из восьми ранее были насельниками Михаило-Архангельского мужского монастыря, расположенного в 80-ти километрах от Новосибирска, в селе Козиха, и известного как «кузница архиереев». Об этом феномене, о монашеском пути, о том, как совмещать труд и молитву в монастыре «МВ» беседует с епископом Павлом.
Мечты об Оптине
– Владыка, расскажите, пожалуйста, как Вы пришли к монашеству?
– Я родился и вырос в селе Щорс Казахстанской ССР, на целинных землях, где все было пропитано советским мышлением. От родных ничего не слышал о Церкви. Но сколько себя помню, мне всегда была интересна церковная тема. В детстве я где-то случайно услышал, что в храме дают кагор для здоровья и это меня заинтересовало (улыбается). И только в 10-м классе я узнал, что мой прадедушка был священником, служил в Сталинграде, в 1937 году был репрессирован, дальнейшая судьба его неизвестна. Представляете, каким был страх у людей в советские годы, что до конца 80-х гг. мои родные молчали об этом.
После школы я поступил в Челябинский государственный технический университет на специальность «Конструирование и технология радиоэлектронных средств». Круг общения в студенческие годы у меня был широким, я искал себя: немного общался с кришнаитами, книгу о них прочитал, протестанты учение свое пропагандировали, я разные философские мысли изучал. Однако это все вызывало у меня отторжение.
Для меня важными были три составляющие: чистота, святость, мудрость. Церковь казалась мне тогда чем-то исключительно обрядовым – свечки, бабушки, священники. Душа требовала большего. Но со временем, когда покрестились мои мама и тетя, я стал читать Евангелие. Сначала прочел Евангелие от Матфея. Вроде понятно, потом еще почитал, уже ничего не понятно, события повторяются, а оказалось, что я прочел уже другое Евангелие. Потом Лопухина изучал, историю Ветхого и Нового Заветов. Постепенно православие становилось для меня более понятным и интересным.
Уже на втором курсе я крестился, очень сознательно. Со временем пришел в один из челябинских храмов к священнику и сказал, что хочу больше узнать о нашей вере. Священник выделил мне хорошего катехизатора – Ольгу (она пела на клиросе), которая стала мне второй крестной. Каждое воскресенье я ходил в храм. После воскресной службы провожал Ольгу до дома, а это около 10 километров. В течение всего пути я задавал ей много вопросов, на которые получал важные для себя ответы. Наши беседы были очень интересными и полезными.
За студенческие годы мною было прочитано множество жизнеописаний Отцов Церкви. Ольга подарила мне книгу о старце Амвросии Оптинском, я раз пять ее прочитал. Стал склоняться к монашеской жизни, и уже тогда открыл для себя, что если встретить такого руководителя, как Амвросий Оптинский, то можно все бросить и уехать подвизаться. Позже я прочел книги и о других Оптинских старцах, собрание сочинений святителя Игнатия (Брянчанинова), житие преподобного Серафима Саровского, труды святителя Иоанна Златоуста, «Поучения» Аввы Дорофея, Лествицу и многое другое.
После окончания университета я отправился работать радиоинженером-технологом на военный завод в городе Трехгорный в Челябинской области. Городок этот был на московском снабжении, культура и спорт – на высшем уровне, преступность отсутствовала. Естественно, храма в Трехгорном не было, он находился в горах. Я приспособился: в будни работал на заводе, а на выходные уходил через горы в церковь, в соседний город Юрюзань. Рано утром, едва светало, я выходил за КПП и горно-лесистой дорогой прямиком шел в храм. Это вызывало во мне восторг, те времена до сих пор свежи в моей памяти: речки, лес, горы, птички поют. Красота!
– А когда Вы всерьез задумались о монашестве?
– У меня была большая мечта – увидеть Оптину Пустынь. Я взял отпуск и на рождественские праздники в 1997 году отправился в Оптину. Эта поездка вызвала немало эмоций и восхищений: я впервые встретил монахов, помолился у мощей, на могилки к убиенной братии сходил, выполнял свои первые послушания. Но я чувствовал, что еще слаб для пострига.
В Оптине мне дважды удалось пообщаться со старцем Илием. Уже на второй беседе он мне задал вопрос: «Зачем ты приехал в Оптину?» Я ответил: «К старцу». Но батюшка Илий благословил ехать в Троице-Сергиеву лавру, к старцу Науму.
Следующие полгода я проработал на заводе и летом отправился в Троие-Сергиеву лавру. Тогда принимали и отец Наум, и отец Кирилл. Попасть к отцу Кириллу не получилось, он болел и принимал мало, а старец Наум был в отпуске. Ни к кому не попав, я помолился у мощей преподобного Сергия и отправился домой. Только спустя полгода я посетил старца Наума на рождественские каникулы. Волновался, так как понимал, что нужно будет исполнить то, что батюшка скажет. Вопрос о женитьбе периодически возникал в моей голове, но в душе мне больше хотелось, чтобы старец Наум благословил на монашество.
Первый вопрос, который он задал мне: «Ты откуда?» «Из Челябинска», – ответил я. «Кем работаешь?» – спросил он. Я ответил громко, чтобы все слышали, поскольку было, что сказать: «Конструктор-технолог, на военном заводе работаю, с пятерками окончил университет». Батюшка в ответ: «Так, вот тебе ручка и листок, напиши формулу, по которой вычисляется частота колебаний электромагнитного контура». Я, конечно, формулу знал, но перед старцем забыл, хотя и сейчас, спустя 20 лет, ее помню. Элементарная формула, но перед отцом Наумом я напрочь все позабыл. Он улыбнулся: «Ладно, структурную схему гетеродинного приемника изобрази». И представляете, тоже из памяти вылетело. Я голову опустил и промолвил: «Батюшка, простите, я забыл». Тогда он во всеуслышание говорит: «Ну, двоечник, диплом купил, наверное. Ясно, наука – не твоя стезя, нужно духовному учиться, уровень духовного образования довести до светского. Ты Новосибирск проезжал, когда сюда ехал?» Я сказал, что Новосибирск в другой стороне, в Сибири. Сам я очень хотел в Оптину, и спросил у старца: «Можно ли мне в Оптину?» Батюшка заключил: «Что тебе поклоны бить, поезжай в Новосибирск».
Сибирская закалка
– Так Вы оказались в Сибири?
– Сразу по возвращении в Трехгорный я стал выяснять насчет поездки. Взял две недели выходных в феврале 1998 года и поехал в Новосибирск. А здесь пурга, знаменитые февральские метели, сугробы выше крыш – такими были мои первые впечатления о Сибири.
Меня отправили в село Козиха. Помню, братия что-то строили, носили, особо не распространялись, все больше молчали. Меня познакомили с иеромонахом Артемием (Снигуром, ныне архиепископ Петропавловский и Камчатский), отметив, что он здесь старший. Полтора часа мы проговорили с Владыкой. В этой беседе, собственно, он выдал мне программу на всю жизнь, сказав: «В Сибири мы строим храмы, но нужно еще построить храм в сердце своем».
В Козихе я сначала жил как паломник. Первые послушания были тяжелыми. Как-то дали нам с одним братом задание – наносить воды в баню. А колонка в одном километре ходу от монастыря. Выдали нам по две фляги на санки. Старший товарищ сказал, что будем отдыхать до шести вечера, а я не послушался и решил весь день таскать кирпичи.
Наступил вечер. Время идти за водой, а сил у меня нет. На улице темно, пурга, дороги заметаны, санки не едут. Напарник начал мне помогать: сначала его санки везли, потом – мои, а часть пути вообще фляги тащили на себе, и так по нескольку раз. Вернулся в келью я весь в снегу, полностью выжатый. Для себя в тот момент сделал открытие, что надо проявлять послушание во всем.
Владыка Артемий стал смирять меня. Однажды мне выдали кирзовые сапоги для работы, и прежде чем сдать сапоги на склад, я решил их помыть и начистить. Отец Артемий в то время собрался в Новосибирск и назвал точное время, когда я должен стоять у автомобиля. Пока я чистил сапоги, опоздал на несколько минут, и весь путь до Новосибирска выслушивал выговор, почему я задержался. И уже в городе владыка спросил меня: «Ну что, вернешься?» Я пообещал.
Через пару лет я обнаружил в монастырском дневнике запись: «Приезжал паломник Александр из Челябинска, выполнял такие-то послушания, уехал, обещал вернуться. Посмотрим…»
– Как долго Вы пробыли в обители в качестве паломника?
– Две недели. И, несмотря на то, что условия были непростыми, спартанскими (в келье саманные стены, половину пространства занимала печка, где мы и спали), мне очень понравилось в Козихе. Я осознавал, что это то, о чем я читал в святоотеческой литературе: современная братия жила и подвизалась в глухой Сибири так же, как об этом написано в монашеских житиях.
После утреннего правила, Литургии и завтрака вся братия выходила на работу – до 20.30. Сна не хватало, выходных не было. Лишь два раза в неделю удавалось немного отдохнуть: в четверг вечером (банный день) и в воскресенье после службы.
– В то время в Козихе еще был женский монастырь?
– Да, братия помогали там со строительством. Мужская обитель располагалась в селе Малоирменка в 20-ти километрах от Козихи, где сейчас находится женский монастырь. В Козихе пространства больше, техника крупная могла заехать на территорию, а в Малоирменке все очень компактно. Поэтому, как только строительные работы были более-менее завершены, летом 1998 года обители поменяли местами.
– Владыка Павел, как родители отнеслись к выбору Вами жизненного пути?
– Когда-то я прочитал, что на монашество нужно брать благословение у родителей, и поехал за ним в Казахстан. В нашей семье несколько братьев, но высшее образование было только у меня, поэтому я считался надеждой для родителей, они думали, что я все семейство со временем «подниму», из нищеты выбраться сможем, а тут такая новость – монашество.
Мама почти сразу согласилась, а папа пребывал в недоумении: «Я тебя не понимаю. Будешь работать на кого-то. Но ты взрослый человек, сам решай». Уже потом родители приехали в монастырь, папа увидел, что наместник работает больше нас, что братия все труженики. Папа и сам потрудился с нами (он строитель по профессии), успокоился и впервые пошел на исповедь. Для меня это было большим утешением. Произошло то, о чем говорят, когда человек уходит в монастырь: весь род вымаливается, и Господь помогает родственникам монаха. Так мои родные стали потихоньку воцерковляться.
– Получается, постриг у Вас состоялся в Козихе?
– Я приехал в монастырь 19 марта 1998 года, а в июле был пострижен в мантию
наместником обители иеромонахом Артемием (Снигуром) с именем Павел, в честь апостола Павла.
Стройка души
– Вы застали период активного строительства в монастыре. Каким он Вам запомнился?
– В основном все мои первые послушания были связаны со стройкой: в Козихе тогда много строили. Что-то переносили с одного места на другое, из шпал мосты возводили – ночью, под фонариками, прожекторами. Дело в том, что часто работа не прекращалась до самого утра, это называлось «включить лампочку». Кто не знал и спрашивал, что это такое,е му отвечали: «Вечером узнаешь» (улыбается).
Зимой до минус 27 градусов, тем не менее, братия продолжали работать на морозе: кирпич, кладка, бетон, раствор. В варежках, фуфайках, но справлялись с поставленными задачами. Вот так и домик деревянный отцу Науму построили – за сутки, когда в гости его ждали: в 9.00 начали и к утру следующего дня закончили.
Владыка Артемий в свое время служил в войсках, поэтому учил нас все делать по-военному – быстро-быстро. Конечно, многие не выдерживали тяжелых условий, уходили, не понимая, что так и должно быть. Я сравнивал наши проблемы с прочитанным в книгах и понимал, что подобные испытания проживали монахи во все времена.
Позднее меня келарем поставили, и на этом послушании мне также помогло чтение про монашество, которым я увлекался в студенческие годы. Однако я был в недоумении, что и как делать: соленья, заготовки и так далее. Я знал, что когда дают сложные послушания, нельзя отказываться, нужно браться за любую работу. Не понимая, с чего начать, я увидел на кухне пустую флягу (а в ней должна быть вода) и пошел за водой. Владыка Артемий проезжал мимо на «Ниве», остановился и спросил: «Что, решил с фляги начать? Это правильно».
Потом я стал сооружать хранилища для овощей, склады для заготовок, спрашивал совета у знающих людей и постепенно освоил послушание келаря.
– Строительство храмов и монастырских построек являлось на тот момент главной задачей в обители. У Вас в этом большой опыт. Поделитесь своими мыслями и выводами, полученными за многолетнюю практику, – как монаху совмещать труд и молитву?
– Долгие годы в нелегких условиях мы занимались строительством, причем не только на территории монастыря, но и в близлежащих селах – возводили храмы, чтобы у каждого жителя была возможность прийти к Богу. Однако стройка не мешала нам служить Господу, мы молились, что называется, «без отрыва от производства».
Братия исповедовались регулярно, во время стройки духовник ходил по территории монастыря с епитрахилью. Так мы и жили много лет. Молились в процессе труда, на Литургии бывали каждый день. И когда период масштабного строительства закончился, было принято решение, чтобы вся братия ходила на все монастырские службы.
– Владыка, Вы всегда в монастыре несли послушание?
– Почти четыре года по благословению священноархимандрита обители владыки Тихона я служил штатным священником на архиерейском подворье в честь иконы Пресвятой Богородицы «Скоропослушница» (ст. Мочище Новосибирской области). Потом меня вернули в Козиху уже в качестве благочинного, и мне опять пришлось вникать в вопросы хозяйства.
Монахи приказы не обсуждают
– Как давно Вы являетесь наместником монастыря?
– В мае 2012 владыка Тихон назначил меня исполняющим обязанности наместника, а в октябре того же года Решением Священного Синода я был назначен на должность наместника (игумена).
– И буквально через четыре года Вас возвели в сан архимандрита и рукоположили во епископа Колыванского. Я много слышала о феномене «архиереев из Козихи», поясните, в чем тут суть?
– Мы в этом не виноваты, начальству виднее (улыбается). У нас происходило разукрупнение епархии и нужны были новые кандидаты. Мы хоть и много работали в монастыре, но все монашествующие успели заочно получить образование. Окончили Томскую духовную академию, затем кто-то из братии – Киевскую, кто-то – Московскую академии. Кроме того, весь первый эшелон монахов уже пришли в обитель с высшим светским образованием. У нас превалируют технари, строители, инженеры, физик-ядерщик есть, гуманитариев почти нет.
Поэтому, вероятно, в силу того, что мы успешно прошли «курс молодого бойца» на стройке и получили физическую и духовную сибирскую закалку, изначально имели строительные способности и уже появился какой-то опыт, владыка Тихон посчитал нас способными нести архиерейское служение. А монахи, как солдаты в армии, приказы не обсуждают. Монахи – тоже воины, но воины Христовы. И если плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, то монахи архиерейства не ищут. Главное в монашестве – побороть свои страсти и таким образом постараться приблизится ко Христу.
Когда Святейший Патриарх Кирилл меня рукополагал, то отметил, что за это время Козиха дала больше архиереев, чем крупные монастыри центральной России. Он часто интересовался: «Что за Козиха такая в Сибири?» (улыбается).
– Козихинские архиереи служат в Сибири или их распределили по всей России?
– И на месте остались, и по стране разъехались. Нашим владыкам в основном достался северо-восток России – Камчатка, Чукотка, Салехард. Это люди, привыкшие к послушаниям в суровых природных условиях. Конечно, на Север проще отправить человека, который не понаслышке знаком с сибирскими зимами и морозами.
– Если сравнивать монастыри европейской части России и сибирские, тяжелые климатические условия влияют на монашеский быт, устав?
– Я мало где бывал и мне сложно судить, хотя слышал и от Патриарха Кирилла, и от других владык, что у священников Сибири есть определенная закалка, сталь, на Севере они закалились на всю жизнь. В Сибири монах летом трудится так, чтобы зимой не умереть с голоду: надо успеть заготовить уголь и дрова, ведь бывают очень сильные морозы.
Мы с владыками часто вспоминаем монашескую юность, когда горение было и все было по плечу, где с Божьей помощью, казалось, мы все могли. Здоровье, конечно, у всех уже как после боевых действий: позвоночники, суставы, грыжи. Но, как говорил старец Амвросий Оптинский, «полностью быть здоровым монаху не полезно, а подлечиваться можно».
Устав в нашем монастыре не меняется уже 20 лет. День начинается с молебна Пресвятой Богородице перед Ее «Иверской» иконой; затем читаются утренние молитвы, полунощница, три канона с акафистом, две главы из Апостола, глава Евангелия, 3-й и 6-й часы, служится Божественная литургия. В 17.00 вечерня и утреня, 1-й час, вечерние молитвы и чин прощения, во время которого мы с братией просим друг у друга прощение. Братия стараются исповедоваться каждый день.
Несколько раз в неделю по вечерам устраиваются совместные чтения «Добротолюбия» и других святоотеческих книг о монашеской жизни. По вторникам у нас братский день, когда все откладывают свои дела и попечения и занимаются исключительно душеполезным трудом. В этот день к нам приезжает духовник, игумен Серафим, читает аскетическую проповедь. После завтрака мы проводим духовные занятия в течение часа: изучаем отцов-аскетов, творения святителя Иоанна Златоуста, канонические правила Церкви.
Люди, которые часто приезжают в Козиху, отмечают, что у нас в монастыре семейная атмосфера, с теплыми взаимоотношениями между братией. Но это их мнение, сам я не могу сравнивать.
– С местными жителями дружите?
– Да, дружно живем, тем более многие в Козихе помнят, как начиналось возведение обители. Сначала никто не верил, что сможем, построим, зато теперь порой совета просят, приходят на службы, уже привыкли к нам.
– Сколько братии сейчас в монастыре?
– Около 50 человек. В целом за годы существования обители в Козиху приезжало более тысячи человек. Повторюсь, многие не выдерживали физической нагрузки и уезжали в другие монастыри. Сегодня же главным деланием у нас является молитва.
– А с какой целью создавались подворья?
– Подворья – это, в первую очередь, окормление местного населения, вид миссионерства. По воскресеньям некоторые из наших насельников разъезжаются на послушания в храмы и на подворья. Женатый священник не поедет в село, где доход 200 рублей в месяц, даже не 1000. Какой священник это выдержит? А монаха покорми, и он поедет, и храм построит.
– В Новосибирской митрополии есть специальный миссионерский поезд и корабль-храм. Монашествующие принимают участие в этих проектах?
– Своих представителей мы отправляем туда в том случае, если нас об этом просят, а в основном, к нам приглашаем. В Новосибирске был зафиксирован низкий процент по выбору предмета «Основы православной культуры», поэтому мы решили, что нужно работать с директорами школ. У нас в Козихе уже побывало 80 директоров, мы их колокольным звоном встречаем, в храм ведем, где братия поют, демонстрируем историческое развитие церковного песнопения, от чего у некоторых появляются слезы на глазах. Потом директора свечки ставят, записки пишут. В трапезной мы кормим их монастырским борщом, бездрожжевым хлебом угощаем и рыбой из нашего пруда; показываем русскую печку, а коровник выступает в роли контактного зоопарка. Так мы становимся друзьями, постепенно ситуация в школах меняется в лучшую сторону.
Учиться молчанию
– После хиротонии как часто приезжаете в Козиху?
– Два раза в неделю стараюсь быть: во вторник (братский день) и в субботу. В эти дни в монастыре духовник исповедует и наставляет.
– Сложно совмещать должности?
– Нагрузка большая, но с Божьей помощью справляемся. У меня еще в Новосибирске приход, воскресная школа, гимназия. Есть помощники, но их еще нужно воспитать и вырастить. Братия все хорошие, проверенные, за 20 лет мы уже знаем, кому можно доверять. Характер у всех разный, недостатков у нас много, немощи исполнены все.
– С какими еще проблемами сталкиваются монашествующие?
– Молчания нам не хватает. Братия за годы строительства привыкли общаться. Вот, учимся пребывать в исихии (улыбается).
– Ваши напутствия читателям «МВ».
– Монашество – это самая счастливая жизнь. Нужно радоваться, что Господь дал нам такую жизнь и хороших наставников. Я всегда вспоминаю слова святого апостола Павла своим молодым чадам: «Можете жениться, замуж выходить, но мне вас жаль, будете иметь скорби по плоти».
В миру человек истощается, и взамен ничего не имеет. Трудится, трудится, но суета все съедает. В монастыре, на первый взгляд, работы и суеты тоже много, но какой-то другой настрой. Монах подвизается во славу Божию, и понимает, что пока он трудится и молится, Господь с его душой работает. Поэтому кто желает, чтобы душа очистилась и украсилась, тому стоит идти в монастырь. Но сначала надо почитать труды святителя Игнатия (Брянчанинова), Оптинских старцев и других.
Монахам желаю держаться, молиться, а мирянам – читать святых отцов, посещать обители в качестве паломников, пожить там, посмотреть. Надо понимать, что цель жизни в монастыре – исправление своей души. Будем помнить слова преподобного Иоанна Лествичника: «Свет монахов суть ангелы, монахи же – свет для всех человеков; и поэтому да подвизаются они быть благим примером во всем, «никому ни в чем не полагая претыкания» ни делом, ни словом (2 Кор. 6:3)».
Беседовала Татьяна Карасева / Монастырский вестник