Но и в социалистических государствах равенства не вышло – ни по уму и способностям, ни по социальному положению.
В какой-то момент взамен как бы устаревшему понятию «аристократия» возникло зыбкое двусмысленное словечко «элита». Подобно многим, оно к сегодняшнему дню уже так захватано и выхолощено, что вызывает скорее стойкую отрицательную коннотацию.
Но, может быть, речь идёт не о тех, кого сегодня причисляют к «элите» по счёту в банке, марке автомобиля или яхты, наличию особняка на Рублёвке или в Испании, вхождению в «медийную» тусовку? Может быть, другая элита всё же существует?
Говорим об этом с известным священником, настоятелем Храма Св. Мученицы Татианы при МГУ, публицистом и писателем, протоиереем Владимиром Вигилянским, чья книга «Русский ключ. Дневник священника» на основе его постов-размышлений в Facebook вышла недавно в издательстве Сретенского монастыря.
– Древнегреческие демократии ввели равенство граждан перед законом, а христианство – равенство всех людей перед Богом. Как Вы считаете, идея элитарности и идея равенства равно имманентны человечеству или какая-то из них является плодом умствования, а может даже и искушением?
– Самый дерзновенный и умный в истории человечества человек, на мой взгляд, был апостол Павел, до конца ещё недооценённый. В Первом послании к Коринфянам он через метафору тела даёт ответ и на этот вопрос, ключ к христианскому пониманию взаимоотношения людей в обществе. «Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге». Поэтому «страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены».
Протоиерей Владимир Вигилянский. Фото: Телеканал Царьград
Апостол Павел, безусловно, был ещё и поэтически одарён. В этом отрывке Послания есть такие любимые мною строки:
Если нога скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не рука, то неужели она потому не принадлежит к телу? И если ухо скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не глаз, то неужели оно не принадлежит к телу?
Если бы человечество жило по христианским законам, то не было бы этих дихотомий между личностью и обществом, элитой и плебсом или условными «белой» и «чёрной» расами.
Что касается искушений, то в Евангелии о них говорится так: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит». К сожалению, человек несовершенен, и даже самые возвышенные понятия могут стать соблазном (искушением). Да что там говорить – даже в ангельском мире один из ангелов – денница – был низвергнут до ада, так как именно что первым провозгласил равенство: он, как пишет пророк Исаия, «говорил в сердце своём», что будет подобен Всевышнему, взойдя на небо. Но в этом же «равенстве» от сатаны заключается и безграничная гордыня возвышения над себе подобными. То есть оба искушения имеют один исток.
– Увы, мир не живёт и, наверное, никогда и не жил по заветам Христа, поэтому проблема неравенства так вопиет. Вы сказали, что апостол Павел «даёт ключ», а какие замки открывает Ваша книга «Русский ключ»?
– Это сборник 500 эссе на самые разные темы – церковные, общественные, исторические, научные, культурные, филологические. Книга населена многими людьми – известными и малоизвестными, святыми, грешниками и злодеями. В каждой личности заложен промысл Божий о человеке. В списке имён, упоминаемых в книге, более тысячи человек. Почти к каждому из них я искал ключик для разгадки его исключительности и неповторимости.
– Среди героев Вашей книги есть и представители аристократии, и те, кого относят к «элите общества». А как бы Вы определили смысловую разницу этих терминов?
– Первое, что приходит на ум, – это то, что в элите, в отличие от аристократии, отсутствует или почти отсутствует родовая преемственность. И дело здесь не только в наличии «собственности», «крови» и семейных связей, но и в бережном отношении к традиции, которая понимается как сохранение и способ передачи духовных ценностей и знаний. В элиту несравнимо легче попасть (так же как и «вылететь» из её рядов), чем стать аристократом. Впрочем, все грани в нынешнюю эпоху постмодернизма почти стёрты. Повсюду правит бал самозванство…
– Актёр Лев Дуров как-то в 1990-х на вопрос, что он думает о нынешней элите, в сердцах ответил: «Да какая это элита, это …овнита!» А певец Трофим довольно метко окрестил её «аристократией помойки». Не устарело ли сегодня само понятие «элита»?
– Конечно, с тех пор, как в рекламах появились «элитные породы собак», «элитная сантехника» и «элитный секонд-хенд», понятие это очень уж девальвировалось. Хотя мы точно знаем, кого имеют в виду, когда говорят об элите: это те, кто чаще мелькает в телевизоре, кто на слуху, кто узнаваем, чьё мнение о событиях нужно для журналистов. Это те, кто чаще всего связан с общественными скандалами, политическим хулиганством и даже с преступлениями.
Понятие «элита» очень девальвировалось. Зачастую это люди, мелькающие в телевизоре и даже связанные со скандалами и преступлениями. Фото: Сергей Ведяшкин / АГН «Москва»
И это не только в нашей стране, но и во всём мире. В своей книге я рассказываю историю, как пришёл лет пятнадцать назад на приём к известному врачу. Узнав, что я священник, он неожиданно спросил меня: «Батюшка, мы живём в последние времена?» Я удивился и даже, кажется, улыбнулся. Он продолжал: «Всё, чему я учился, и все знания, которые я передаю своим ученикам, наталкиваются на глухую стену, выстроенную мамоной; власть денег уже практически уничтожила все клятвы, которые приносят медики, вступая в профессию; фармацевты уничтожают медицинскую науку». В ответ я пересказал мой разговор со знакомым учёным, историком науки, который мне поведал, что Нобелевские премии по научным направлениям уже даются не за новые открытия, а за развитие и усовершенствование старых, и что ничего нового в мировой науке не происходит. Про нобелиатов «за мир» и по литературе в последние годы лучше вообще помолчать. А ведь премия имени Нобеля считается самой «элитной»!
– У аристократии, особенно русской, кроме привилегий была прерогатива служения: Государю, державе. У интеллигенции она трансформировалась в «служение народу». В крайнем изводе этой идеи «дослужились» до революции, которая многих из «служителей» сгноила по тюрьмам и лагерям, а остальных сделала скромными «совслужащими». Но и советская власть не могла обойтись без идеи жертвенного служения «лучших людей». Помните: «У коммуниста есть одна привилегия – идти в атаку первым»?
С какого времени и эти идеалы подёрнулись пеплом, на котором взрастала другая, «теневая» элита, странным образом соединившая известных режиссёров, академиков и завмагов? А прорезала её, не сливаясь с ней, «контрэлита», молящаяся на Запад, презирающая «эту страну». Из неё образовался классический «малый народ», ставший двигателем переворота 1991-1993 гг. Но после и он был задвинут новой «элиткой». Так что, пути назад к прошлым элитам у нас нет: всё кануло в историю?
– Весь XIX век с момента зарождения и в начале прошлого столетия интеллигенция неистово боролась за духовную власть с аристократией, завидовала, подражала ей, ненавидела её за служение Царю и Отечеству. Для неё не всегда были ясны такие понятия, как долг и честь, которые не терпят каких-либо компромиссов с совестью. Наоборот, компромисс для интеллигента – привычная тактика выживания, что роднит его с дипломатом и политиком. Мыслитель-эмигрант Георгий Федотов писал, что русская интеллигенция «идейна» и «беспочвенна». «Это её исчерпывающие определения».
Двигателем всех трёх русских революций была именно интеллигенция, смешанная с разночинцами и инородцами.
Писатель Андрей Битов. Фото: Lev Sherstennikov / Globallookpress
Писатель Андрей Битов в своём романе «Пушкинский дом» рассуждал о сущности аристократа и его отличии от интеллигента. Про первых он писал, что их философия и мораль были им присущи по рождению, им не надо было тратить время и силы на выработку убеждений и принципов. После революции эта их способность и проявилась:
Они ничего не приняли из перемен, но остались жить в изменённом мире с тем, чтобы сохранить в себе те присущие им и несущие их структуру черты <…>: честность, принципиальность, верность слову, благородство, честь, мужество, справедливость, умение владеть собой.
Советская власть уничтожала дворянство именно как класс, но странная вещь: физически аристократы в лагерях чаще выживали, чем готовые на компромиссы интеллигенты. Сегодня, к сожалению, нет ни аристократов, ни интеллигентов в старом понимании этих понятий.
– Простите за этот вопрос, а Вы, батюшка, причисляете себя к интеллигенции или предпочитаете ответ на этот вопрос Льва Гумилёва?
– Про интеллигенцию написано так много отрицательного и положительного, что очень легко запутаться и впасть в противоречия. Есть определение Георгия Федотова, приведённое выше, есть знаменитое гумилёвское: «Какой же я интеллигент – у меня профессия есть, и я Родину люблю». Но, с другой стороны, есть замечательные рассуждения философа Алексея Лосева «Об интеллигентности», под которыми с некоторыми поправками я готов подписаться. Там, например, есть такие слова: «Интеллигентность есть в первую очередь инстинктивное чувство жизненных несовершенств и инстинктивное к ним отвращение». Или: «Для интеллигентного человека труд есть праздник вечной молодости и радостного служения общечеловеческому счастью». И ещё:
Интеллигентен тот, кто всегда целесообразно трудится, но он всегда настолько прост душой, что даже не чувствует своего превосходства над людьми неинтеллигентными.
В этом «лосевском» смысле я бы хотел обладать именно такой интеллигентностью. Про меня иногда пишут, что я священник-интеллигент. Сам не знаю, как к этому относиться.
– Пётр I, порушив многовековые устои Руси, сумел тем не менее частично из старой аристократии, частично из новых «птенцов гнезда Петрова» выпестовать новую служилую имперскую элиту. Также комбинируя старые и новые элементы, управленческую, конструкторско-инженерную элиту удалось создать Сталину. Почему в нынешней России вместо этого получился аморфный гедонистический и во многом паразитический слой, считающийся «элитой»?
– И у Петра I, и у Сталина (оставим в стороне отношение к ним как к личностям и к средствам, какими добивались они своих целей) была национальная идея – имперская, державная, государственническая. Элита выковывалась в подчинении этой национальной идее. А сейчас какая у нас национальная идея? Никакой! Отсюда и элита, потенциально готовая в любой момент продать и государство, и нацию. Я, конечно, далёк от всяческих обобщений – есть во «властной» элите люди ответственные и совестливые. Мой вывод такой: элиту надо выращивать, а не плестись за теми, кто сами себя таковыми считают.
– Раз Вы сами заговорили о национальной идее, вокруг которой может возрасти новая элита, могли бы Вы сформулировать её?
– Вопрос о национальной идее – сквозная тема сборника моих эссе «Русский ключ». Как сказал философ Владимир Соловьёв, идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности.
Национальная идея – это идея государственности, державности. В неё входит всё, что укрепляет Отечество и защищает его суверенитет, всё, что обеспечивает безопасность каждого гражданина, охраняет свободу каждой личности, приумножает материальное и культурное богатство родины. Государственная идея не может быть угрозой для других стран, она должна быть очищена от самодовольства, шовинизма, ксенофобии, анархизма, социального фашизма.
Для меня как священника и просто христианина национальная идея – это прежде всего идея религиозная: всё, что не противоречит евангельским истинам, должно быть востребовано в России. Это идея преображения эмпирической, социально-политической земной жизни, где правят зло и грех, несправедливость и порок, в жизнь подлинно духоносную, причастную Царству идеальных ценностей.
Что это за ценности? Это те признаки Небесного Отечества, которые в истории отражены в отечестве земном. Это сохранение красоты Божьего Творения. Это люди, народ – святые, герои, мученики, труженики, поэты и художники, живые и мёртвые, продолжающие свою жизнь здесь, своим трудом, творчеством, всей своей жизнью выявившие в себе образ и подобие Божие.
Владимир Соловьёв утверждал, что идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности. Фото: Александр Авилов / АГН «Москва»
Поэтому, возвращаясь к рассуждению апостола Павла, Россия – это не только территориально-географическое понятие, но и духовно-телесный организм, в котором каждый орган и каждая часть «тела» важны.
– Есть ли в Церкви элитарность?
– В Церкви есть своя элита. Только она не измеряется чинами и земными почестями. Здесь всё очень просто: это святые. А кто такие святые? Это те, кто исполняет заповеди Божии. Этих заповедей очень мало – читайте Нагорную проповедь, там всё сказано.
А чем отличаются святые от несвятых? Ответ дал преподобный Серафим Саровский, который на вопрос, почему мы не имеем такой строгой жизни, какую вели древние подвижники, ответил:
Потому что не имеем к тому решимости. Если бы решимость имели, то жили бы как отцы наши.
– Да, но я имел в виду не слова Христа «вы – соль земли», обращённые к апостолам, а именно социальную «элитарность», когда некоторые священники или архиереи услаждаются знакомствами в высших «светских кругах», гордятся своей «причастностью», «вхожестью». А то и просто примитивно обрастают «элитными» бытовыми аксессуарами, дорогими иномарками…
– Любой из нас, не только священник или архиерей, если начинает кичиться своим положением и властью, гордиться, как Вы сказали, аксессуарами, то становится рабом падшего мира. Именно к ним обращает Свой призыв Господь:
Собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.
– Отец Владимир, так как нам подытожить нашу интереснейшую беседу: нужна ли России сегодня принципиально новая элита и есть ли откуда ей взяться?
– Наша нация, а вслед за ней и государство с его богатейшей историей обязаны стремиться к суверенности, пествовать свою самостоятельность и уважать свою уникальность. Именно это даст возможность зарождения новой элиты. Она должна состоять из множества человеческих личностей, обладающих теми же качествами – суверенностью, самостоятельностью и уникальностью.
Александр Сергеевич Пушкин назвал эти качества одним словом – «самостоянье»:
Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога самого
Самостоянье человека,
Залог величия его.
Точнее, наверное, и не скажешь…