– Лена, здравствуй!
– Здравствуйте…
– Ты не узнаешь меня?
Я действительно с трудом узнавала в этой женщине Галину Петровну. Даже не потому, что болезнь сильно ее изменила. Что-то новое, совсем не свойственное ей появилось у неё в поведении, взгляде, разговоре…
– Конечно, узнаю.
– Ты давно приехала?
Всё это происходило в маленьком подмосковном городке N, где живёт одна моя родственница.
– Несколько дней назад.
– Зайдёшь?
– Зайду…
… Мы сидели на кухне у Галины Петровны и пили чай. И она говорила-говорила… Вспоминала, плакала…
– Леночка, как жаль, что жизнь не прожить заново. Всё было бы по-другому.
– А можно, я об этом напишу?
– Напиши. Возможно, это кому-то поможет, – грустно улыбнулась она.
И как-то по-старчески беспомощно ссутулившись, пошаркала в комнату.
– Лекарство пора пить…
***
А ещё недавно ее спина была прямой и гордой. По крайней мере, те лет двадцать, которые я знаю Галину Петровну Костюк и ее семью.
Она была замужем за Сергеем Ивановичем, начальником одного местного предприятия. Жили они хорошо, обеспеченно. Родили и вырастили сына Валерочку. И всегда здесь считались и сами себя считали людьми интеллигентными и даже великосветскими. Я до сих пор не знаю, за какие такие заслуги они приняли меня в свой элитный круг.
Наведываясь в тот городок, я всегда заходила в гости к Костюкам. Сначала одна, а потом с мужем. Слушала о том, что «один раз живём» и как важно добиться успеха, уважения и независимости. О профессиональных достижениях сына Валерочки и, конечно же, его больших перспективах. Ведь он своего не упустит. И так же, как Галина Петровна и Сергей Иванович, займёт достойное место в элите городка N. О том, куда они в очередной раз съездили на отдых и какие материальные блага приобрели за время, пока мы не виделись. И при каждой встрече женщина настойчиво повторяла, как бы пытаясь вдолбить мне это в голову:
– Нужно себя любить и хвалить!
И вопросительно смотрела на супруга.
– Да-да, нужно, – поддакивал Сергей Иванович, жуя какой-нибудь вареник с картошкой.
Нет, конечно же, не только об этом мы говорили, ведь люди они, на самом деле, хорошие, добрые, гостеприимные. Просто это был их «пунктик». Их, правда, несколько смущало, что мы с мужем ходим в храм. Сами они очень органично для себя поменяли партийные советские взгляды на ультрадемократические и считали православие одновременно дикой отсталостью и выгодным «поповским» коммерческим проектом. Но, поспорив несколько раз на эту тему, мы решили ее обходить стороной…
***
Но случилась непредвиденное. Валерочка женился. Против воли родителей. Чем несказанно всех удивил.
Хотя считался он перспективным в профессии и финансовом плане молодым мужчиной (а если быть до конца откровенными, без папы-большого начальника не видать бы ему этих перспектив, как своих ушей), был он маменькиным сынком. А я, если честно, даже не представляю, что могло бы быть как-то иначе.
Галина Петровна была не просто женщиной властной и своенравной. Она была бульдозером, сметающим всё на своём пути. Её желания и капризы были законом, как для неё самой, так и для окружающих.
У Валерочки не возникало даже сомнений, что он, взрослый, 27-летний мужчина, должен полностью отдавать ей всю свою очень немаленькую зарплату. А потом безуспешно клянчить на… Да, собственно, и клянчить ему было не на что. Вся его жизнь была подчинена интересам мамы. Для него было нормальным постоянно отпрашиваться с работы, чтобы сопровождать ее к очередному врачу: она была самым известным в городе ипохондриком.
Галина Петровна и Валерочку постоянно водила по больницам и поликлиникам и искала у него разнообразные несуществующие болезни. Чтобы потом удушить в объятьях заботы и любви, вытирая ему публично нос и звоня ему на работу с вопросом: «Как твой гастрит, сынок?»
Валерочка никогда не задерживался и всегда приходил домой вовремя. Хотя, где ему было задерживаться, если гулял он все время с мамой. Да что там Валерочка… Сам Сергей Иванович, перед которым трепетали подчинённые, тушевался в присутствии своей супруги, старался ей не перечить и отсчитывался о каждом своём шаге. Давно привыкнув к тому, что все у неё под неусыпным контролем, Галина Петровна и будущую семейную жизнь сына для себя распланировала и была на этот счёт спокойна.
В качестве супруги для Валерочки у неё была припасена Раечка – смазливая сотрудница Сергея Ивановича. Но смазливая-то ладно. В Раечке Галина Петровна видела, с одной стороны, себя. В смысле – продолжательницу их добрых семейных традиций, когда жена – глава семьи. С другой – послушную невестку. Которая, главенствуя над Валерочкой, будет находиться всецело под контролем свекрови.
Кроме этого, Раечка была неглупой, воспитанной, целеустремлённой и, как и Валерочка, перспективной в профессии. И из хорошей семьи. В общем, были они идеальной парой.
– Угодишь мне, всё у тебя будет хорошо, – говорила Галина Петровна претендентке на руку и сердце сына.
– Конечно, – сладко улыбалась Раечка и скромно опускала глазки.
Она очень хотела попасть в эту семью, а вместе с ней и в элиту городка N, до которой её хорошая семья всё же не дотягивала.
Раечка приходила домой к Костюкам, ворковала с потенциальной свекровью, слушала занудные рассуждения Сергея Ивановича и обхаживала Валерочку, который, правда, на ее заигрывания реагировал амебоподобно. Раечка очень напоминала ему маму и в ее присутствии он напрочь лишался каких-либо мужских качеств. Которых у него и так было немного.
***
«У него был очень скромный опыт общения с женщинами. Точнее, он вообще отсутствовал. Но в Маше он сразу почувствовал какую-то естественность»
А потом Валерочка встретил Машу. И впервые в жизни почувствовал себя Валерием и вообще мужчиной…
– Ой, простите, вы мне не поможете? – услышал он тоненький голосок.
На него снизу вверх смотрели огромные зеленые глаза, готовые расплакаться. А под ними по-детски уже хлюпал курносый нос, усыпанный веснушками.
– Аааа… Да. А что нужно сделать?
– У меня пакеты порвались, продукты все рассыпались, а мне нужно их отнести туда – в храм.
– В храм?
– Да. У детей в воскресной школе будет праздник, вот я и… И вот…
Валера собрал рассыпанные по асфальту конфеты, фрукты, пачки с соками, кулёчки с чем-то ещё и сложил их в свою сумку. А что не поместилось, просто взял в охапку.
– Вот туда, – пищал голосок. – Вам не тяжело?
Потом они пили чай в трапезной, и Валера с удовольствием наблюдал за этой смешной рыжей девушкой в беленьком платочке, которая порхала вокруг него и то подсовывала варенье, то подкладывала сушки, то подливала кипятку.
У него был очень скромный опыт общения с женщинами. Точнее, он вообще отсутствовал. Но в Маше он сразу почувствовал какую-то естественность. Она ухаживала за ним без задней мысли. Просто потому, что была ему благодарна за помощь. И не было в ней тех ломаных ужимок, которые пугали его в Раечке.
В этот день Валера, наверное, впервые задержался допоздна и никого дома не предупредил. Он провожал Машу.
– Знаете, с вами совсем не страшно, вы надёжный, – сказала ему девушка на прощание.
И в этой фразе тоже не было никакого кокетства.
– Я? – удивился он.
До этого момента Валера был уверен, что в этом мире есть только один надёжный человек – его мама.
***
– …Нет, ты представляешь, он женился, собака, и никого не спросил, – жаловалась мне через какое-то время Галина Петровна. Точнее, жаловалась она не только мне, а всем, кто попадался на ее пути. – И на ком?! На этой серой… Нет, рыжей мыши без гроша за душой. Ты знаешь, кто у неё мамаша? Инвалидка! И продавщица. Мой сын женился на дочери продавщицы-инвалидки! А эта рыжая. Медсестра! Утки выносит! Это же надо так себя не любить! Жена моего сына выносит утки! Понятно, что ей все это надоело, и решила заполучить мальчика из хорошей семьи! Я таких знаю! Я ей так сразу и сказала – не выйдет! Гусь свинье не товарищ! Серёжа, ты чего молчишь?! Да перестань ты жевать этот вареник!
– Нуууу… Она вроде… – мычал Сергей Иванович.
– Что «вроде», что «вроде»?!? Жуй лучше. Усы вытри, все в картошке!
Галина Петровна, действительно, «таких» знала. Сама она была родом из деревни, папа у неё пил и бил ее и мать. И окончив школу, она быстренько перебралась в город, где удачно забеременела от Серёжи, перспективного студента из хорошей семьи, и вышла за него замуж. Вопреки воле его родителей, между прочим. Которые говорили тогда примерно то же самое, что сейчас она. Но этот факт своей биографии она давно забыла, как и всю свою непрестижную родню, и чувствовала себя так, как будто была потомственной аристократкой…
– Мало того, что эта малахольная утки выносит и попы вытирает, так, представляешь, она ещё и в церковь ходит! – продолжала возмущённая женщина. – Молится! Мракобеска! Ой, прости, ты же тоже… И что вы в этих попах нашли? Они же все прохиндеи! Но ты ладно, а эта-то куда!
… Понятно, что при таком раскладе молодым лучше было держаться от Валериной мамы подальше. Жить они решили у Маши в однушке. А ее мама, «продавщица-инвалидка», с радостью уступила им комнату, переселившись на кухню.
Но при всей своей ненависти к невестке, Галина Петровна, привыкшая все держать под контролем, не могла смириться с тем, что она может быть не в курсе чего-то. И вскоре, наступив на поруганную сыновним вероломством гордость, они с Сергеем Ивановичем предложили новоиспеченной семье переехать к ним в их четырехкомнатную квартиру. Под благовидным предлогом: «А пойдут внуки, куда вы их приткнёте?».
Правда, про себя Галина Петровна всегда добавляла: «НЕ ДАЙ БОГ, пойдут внуки…»
***
Внуки, и правда, пошли. Точнее – внучка. Рыжая и зеленоглазая Варвара, копия Маши. Галина Петровна настаивала, чтобы девочку назвали утончённым, по ее мнению, именем Нелли, но «эти придурки (то есть Валера с Машей) сказали, что с таким именем не крестят».
– Ты представляешь, она и Валерочку в церковь тащит, – сокрушалась она. – Нет, Лен, я тебя, конечно, уважаю, но мы же современные люди. Какие грехи? Какие чудеса с исцелениями? …
А Валере в храме нравилось. Хотя бывал он там не так часто, как Маша. Местный настоятель отец Василий относился к нему серьёзно, неравнодушно. Интересовался его жизнью. Правда, нет-нет, а с сочувствием посматривал на Машу.
А сочувствовать было чему. Сразу после переезда к Костюкам жизнь Марии в новой семье протекала если не совершенно мирно, то хотя бы не в виде открытой войны. Галина Петровна была с ней высокомерно холодна и подчёркнуто вежлива. Сергей Иванович в присутствии жены – никак, а в ее отсутствие – даже приветлив.
Валера был с Машей ласков, но часто убеждал жену, что мама у него хорошая, просто она очень болеет. У неё сердце, давление, мигрени, язва, шалит поджелудочная и вообще непонятно что.
А дальше, когда все пообтесались, началась не такая уж редкая история. Невестка стала плоха. Галине Петровне не нравилось, как она готовит, как убирает, что часто бегает навещать свою «мамашу-инвалидку». Она считала, что Маша плохо ухаживает за Валерочкой, недостаточно его любит и, само собой, ужасная мать. Кормит Вареньку не тем, одевает не в то, воспитывает не так и так далее.
Маша старалась, но угодить привередливой свекрови не могла. Она ни на что никому не жаловалась, ни мужу, ни отцу Василию, и готова была терпеть всё. Кроме одного – попыток отдалить ее от дочери.
– Не мать у тебя, а недоразумение, – говорила Галина Петровна внучке Вареньке. – Только мешает. Но ничего… Мы с тобой ее нейтрализуем. И вырастешь ты хорошей, умной девочкой. Не то что она. Эх, жаль только, что ты на неё так похожа.
Маша, услышавшая всё это, вошла в комнату, и между женщинами произошёл скандал. Точнее, Мария, насколько могла спокойно, просила свекровь больше так не говорить. А та в ответ устроила «высокую трагедию».
Несколько дней Галина Петровна изводила всю семью тем, что «ей плохо, и она умирает». Что «эта рыжая змея таки сжила ее со свету, не позволяет ей общаться с дорогой внучкой… И что она, любящая бабушка, такого сказала… Подумаешь». Она не давала никому спать ночами, плача и стеная и вызывая каждый час скорую. В итоге Маша всеми возможными способами извинялась перед Галиной Петровна, а Валерочка упрекал жену в плохом отношении к мамочке, которая «всё для них делает».
После этой истории Галина Петровна, «чудом выжившая», отправила Машу в агрессивный игнор. Она совершенно перестала обращать на неё какое-либо внимание. Но делала это с таким выражением лица и посылом, что девушка понимала – хуже неё человека нет, и самое лучшее, что она может сделать, – это провалиться сквозь землю.
***
«Что-то странное, незнакомое, страшное вошло с диагнозом Вареньки в респектабельный и «элитный» дом Костюков»
Но больше всего Машу волновало другое. Она уже давно стала замечать, что с дочерью что-то не так. К трем годам Варенька не сделала даже попытки заговорить и вообще очень отличалась от своих ровесников. Местные врачи разводили руками и советовали Маше больше читать дочке книжек.
Галина Петровна на опасения невестки только махала рукой и говорила, что «в их роду дебилов не было». И прозрачно намекала, что если проблема и есть, то корни их нужно искать понятно где.
Удивительно, но несмотря на свою ипохондрию, попыток водить Варю по поликлиникам и больницам бабушка не делала. Наверное, боялась взглянуть правде в глаза.
В конце концов отец Василий, очень любивший Машу с дочкой, договорился об обследовании Вареньки со своим другом-психиатром из Москвы. И ножом по сердцу прозвучали слова: «умственная отсталость».
Месяц Маша плакала каждый день. И даже не заметила, как отдалился от неё муж. Как изменилась по отношению к ней свекровь. Нет, не в лучшую сторону. И не в худшую. Это было что-то другое. Галина Петровна как будто была растеряна и избегала Машу. И Вареньку тоже. А Сергей Иванович вообще отбыл вдруг в какую-то длительную командировку.
Что-то странное, незнакомое, страшное вошло с диагнозом Вареньки в респектабельный и «элитный» дом Костюков. Они не знали, что с этим делать. Как это вообще может совмещаться – они, такие прекрасные, успешные, любящие себя, и недоразвитый ребёнок?!
Однако Галина Петровна вскоре мобилизовалась, всё для себя решила и Маше было сказано, что Валерочка подаёт на развод. Мол, к этому давно шло, любви давно нет, да и была ли она? И нечего себя насиловать. Нет, деньгами они, конечно, будут помогать и Маше, и Вареньке. Хотя в их роду такого никогда не было. Да и девочка похожа на мать, и нет в ней ни капли от отца. Может, и не он отец? Валерочка молчал и смотрел в пол.
Так Маша опять оказалась в однушке с «мамой-инвалидкой». А теперь ещё и дочкой-инвалидом.
***
Шло время…
Маша вернулась на работу в местную больницу. И теперь она уже главная медицинская сестра. С Варенькой сидит ее мама, Надежда Федоровна, которая ради этого ушла из магазина, где работала продавцом. Инвалидность ей не очень мешает, главное не волноваться – у неё проблемы с сердцем. Во внучке она души не чает, и Варя даже делает определённые успехи. Насколько это возможно с ее диагнозом.
В семье Костюков большие перемены. Валерочку таки женили на Раечке. Живут они отдельно, и всем у них, как и мечтала Галина Петровна, заправляет молодая жена. А Валерочка, как и его отец Сергей Иванович, лишь кивает и молча жуёт какой-нибудь вареник с картошкой.
Только вот невестка из Раечки получилась не такая, о какой мечтала когда-то свекровь. Непослушная. Первый звоночек прозвенел, когда Раечка наотрез отказалась жить у Костюков. Но сделала это так виртуозно, что даже умудрилась не испортить отношения со свекровью. А окончательно всё стало ясно, когда в этой семье разыгралась драма, больше напоминающая фильм ужасов.
***
После того, как Галина Петровна очень удачно, по ее мнению, устроила развод сына и Маши и отправила с глаз долой больную внучку, всё вроде бы вернулось на круги своя в этой «элитной семье». А тут ещё и сын женился на том, кого выбрала ему мать. Живи и радуйся.
Но было тоскливо. Что-то темное, липкое, пугающее, как тогда, когда прозвучал диагноз Вареньки, опять вошло в дом.
– Мы были предателями, – и я, и муж, и сын, – мы не хотели это признавать, но не могли не чувствовать, – скажет мне «другая» Галина Петровна в тот день, когда мы пили чай у неё на кухне.
– Нам было невыносимо смотреть друг другу в глаза. Самое трудное – это даже не жить с предателем. Предательство можно простить. Самое трудное – жить с тем, кто знает, что ты – предатель! Ты!!!
Валерочка, правда, родителей навещал исправно. Раечка, как и раньше, сладко улыбалась, ворковала и слушала «занудства» Сергея Ивановича. Но выйдя за дверь, закатывала глаза и нетерпеливо дергала мужа за рукав. И тот послушно брел.
А вот с Сергеем Ивановичем случились более устрашающие метаморфозы.
Он начал пить. Сначала понемногу – рюмочку вечером за ужином, потом грамм 200, а на выходных – за завтраком, обедом и ужином. Выйдя на пенсию (время пришло), Сергей Иванович стал вообще крепко выпивать и однажды заявил поражённой Галине Петровне, что «ни на какую дачу он больше не пойдёт, а будет рыбачить с мужиками». Впервые в жизни ей не удалось подчинить себе мужа.
Теперь Сергей Иванович целыми днями пропадал на местном озере с удочкой и с такими же «синяками», каким стал сам. Домой приходил поздно. Жена скандалила, закатывала истерики, вызывала себе скорую, звонила и жаловалась Валерочке. После каждого скандала муж приходил (а чаще – приползал) всё позже. И однажды вообще не пришёл. Его подобрала на улице одна сердобольная вдовушка из соседнего дома. В прямом смысле.
В тот вечер Сергей Иванович до дома не дополз – заснул прямо на асфальте. А тут Марина Кирилловна. Так звали вдовушку. Костюков она немного знала и, если честно, мужчина ей давно нравился, и она даже приводила его в пример своему покойному супругу.
– Сергей Иванович, так же нельзя, замёрзнете, – причитала она, взволновано семеня вокруг мужчины, – Пойдёмте лучше ко мне, вот мой подъезд, я вас чаем напою. Приведёте себя в порядок. А то Галина Петровна заругает.
С трудом дойдя до квартиры Марины Кирилловны, Сергей Иванович рухнул на диван и захрапел. И даже чаю не попил. Когда утром он открыл глаза и удивлённо огляделся, его уже ждал ароматный кофе и тут же хлопотала хозяйка, спрашивая, что ему приготовить. Потом они завтракали, Марина Кирилловна внимательно слушала, а Сергей Иванович говорил-говорил и удивлялся про себя, что он, оказывается, может быть кому-то интересен. И никто не говорит: «Молчи лучше, жуй свой вареник».
Через неделю он зашёл ещё раз, трезвый и нарядный, – поблагодарить за заботу. Марина Кирилловна радостно хлопотала вокруг него, и он опять чувствовал себя важным и нужным кому-то. Как когда-то Валерочка с Машей. Потом зашёл ещё раз. А через месяц собрал вещи и переехал навсегда.
***
«Когда все традиционные способы вновь разжечь семейный очаг были исчерпаны, Галина Петровна решила прибегнуть к нетрадиционным»
Все это было настолько ирреально, что Галина Петровна долго не могла поверить в случившееся. А осознав факт ухода мужа, испытала такой шок, что даже забыла вызвать себе скорую и просто несколько дней подряд пила коньяк с Валерочкой и Раечкой, чередуя его с корвалолом.
Затем она решила действовать и какое-то время всеми доступными ее фантазии способами пыталась вернуть «старого козла» в лоно семьи. Теперь она называла вероломного супруга только так и не иначе. Она и сама сейчас не может ответить, зачем она это делала. Любви уже не было, квартиру и дачу Сергей Иванович готов был оставить ей. Наверное, просто потому, что не могла смириться, что что-то вышло из-под ее контроля.
Она подсылала поговорить с мужем сына и невестку и писала ему СМС-ки, леденящие кровь.
Она караулила на улице Марину Кирилловну, и эти встречи часто заканчивались рукоприкладством. Сергей же Иванович был весьма бдителен. Он каким-то внутренним чутьем ощущал приближение брошенной супруги, и ему почти всегда удавалось виртуозно избегать встреч с ней.
Когда все «традиционные» способы вновь разжечь семейный очаг были исчерпаны, Галина Петровна решила прибегнуть к нетрадиционным. Одна ее знакомая (тоже оставленная супруга) посоветовала ей обратиться к почти столетней бабке Казимире, очень почитаемой среди нецерковной, но мистически-настроенной части жителей городка N. О ее «духовных дарованиях» давно ходили легенды. Кто-то рассказывал, что она помогла ему исцелиться от страшной болезни, кто-то после похода к ней нашел хорошую работу, третьему устранила соперника в амурных делах и так далее. Правда, услуги ее стоили дорого, но объясняла Казимира это тем, что «жертвует всё, что в ее силах, на помощь бедным, несчастным, униженным и оскорбленным. А также тратит на повышение собственной духовной квалификации».
– Сходи к ней, сходи, – советовала Галине Петровне дружественная жертва адюльтера. – И посмотришь, через неделю твой старый козел будет у тебя в ногах валяться.
И Галина Петровна сходила.
***
То, что было дальше, она помнит плохо. Эту часть истории я знаю не от неё. Что-то я видела сама, что-то рассказали люди…
В очередной мой приезд в город N (ещё до той встречи, с которой я начала рассказ) ко мне на улице подошла соседка нашей героини.
– Ты знаешь, что случилось с Галиной? – спросила она меня тогда.
– Нет.
– Зайди к ней. Только она не сразу может открыть, ты звони, не уходи…
Я, действительно, долго звонила, потом «по ту сторону» раздались медленные шаги, и дверь открылась.
Я смотрела и не могла поверить своим глазам. Передо мной стояло «привидение» – страшное, неопрятное, худое, с безумными выпученными глазами и всклокоченными волосами. Только по каким-то отдельным чертам я поняла, что этот незнакомый, явно очень больной человек, весом 38 кг (вес я позже узнаю) – в прошлом яркая, красивая, ухоженная, «аппетитная» Галина Петровна.
– Здравствуйте, – промямлила я. – Это я, Лена.
Она молча, равнодушно смотрела сквозь меня.
– Можно войти?
Галина Петровна отошла в сторону. А потом вдруг заволновалась и начала заглядывать мне за спину.
– Ты одна? Ты их не привела?
– Кого?
– Их…
… Как и раньше, она налила мне чай. Только сделала это с большим трудом. Она еле двигалась, и руки у неё заметно дрожали. И не было на столе знаменитых «костюковских» пирогов и вареников с картошкой. Галина Петровна порылась на захламлённых полках и достала остатки какого-то старого печенья. Сама она ни к чему не притронулась и только повторяла:
– Я не буду есть. Там они…
– Да кто же?
– Они! Ты что, не видишь?
Так около часа она повторяла, что какие-то «они» везде, периодически вспоминая Сергея Ивановича, из-за которого «всё случилось».
Я предложила ей пойти прогуляться (в квартире стоял жуткий запах и от нее самой, если честно, тоже), она отказалась. Я заикнулась о том, что, может быть, позвать священника, она вдруг метнулась в комнату, спряталась с головой под одеяло, дрожала и стонала:
– Страшно! Как же страшно!
Я попыталась ее успокоить, она отползла от меня по кровати и свернулась калачиком.
– Никого не надо, – шептала она. – И ты уходи! И их уведи! Уведи! Мне страшно!
***
У подъезда я встретила ту соседку, которая посоветовала мне навестить Галину Петровну. И от неё узнала подробности этой части истории.
После визита к бабке Казимире с женщиной стали твориться странные вещи. Она перестала есть, спать. Металась днями и ночами по квартире и выла волком. Соседка та живёт прямо за стеной и все это слышала. На вопросы отвечала, что везде какие-то «они», которые мучают ее. А со временем проговорилась той же соседке, что это – ни много ни мало – черти. Они гадят ей в еду, потому она не ест. Залазят в нос, в уши, под одежду. Постоянно галдят и пугают…
– Мне страшно, страшно, – постоянно повторяла она, – уведите их…
Валерочка с Раечкой в «реабилитации» Галины Петровны принимать участие отказались. Точнее, отказалась Раечка, мотивировав это тем, что Сергей Иванович эту кашу заварил, пусть и расхлёбывает. Валерочка молча кивал.
А Сергей Иванович с Марией Кирилловной просто продали квартиру, где они жили, и куда-то уехали. В общем, сбежали.
Я немного знала отца Василия, того самого, духовника Марии, бывшей невестки Галины Петровны, пошла к нему в храм и всё это рассказала.
Выслушав меня, отец Василий позвонил своему другу. Тому самому столичному психиатру, который поставил Вареньке диагноз. Через два дня они уже были в этой квартире.
Подробностей их визита я не знаю, ну это и понятно – врачебная и священническая тайны. Но отец Василий обмолвился, что к лечению нужно подходить «комплексно» – и с медицинской, и с духовной точки зрения. А на мои расспросы про бабку Казимиру лишь сказал: «С этим не шутят».
Отец Василий сам ходил к Раечке с Валерочкой, убеждал, что маме нужно лечь в больницу. Галину Петровну уговаривал психиатр. При виде батюшки она, как тогда, когда я у неё была, пряталась под одеяло и тряслась, как осиновый лист.
В конце концов, при их содействии, она была помещена в психиатрическую больницу в Москве, лечилась от острого психоза и через какое-то время выписалась. Больше, до той нашей встречи, с которой я начала рассказ, мы с ней не виделись. Наверное, года четыре. Ровно столько, сколько я не была в городке N.
***
…И вот, мы сидим у неё на кухне и пьём чай. Со знаменитыми «костюковскими» пирожками. Говорим. Вспоминаем… Галина Петровна время от времени ходит в комнату за какими-то своими лекарствами.
– Как жаль, что жизнь не прожить заново, – грустно повторяет она. – Всё, всё было бы по-другому… Знаешь, а ведь Машенька…
Раздался звонок в дверь. Галина Петровна оживилась, засуетилась, засеменила в коридор.
– Проходите-проходите, – радостно щебетала она. – Лен, смотри, кто к нам пришёл.
Я удивлённо вытаращила глаза. В дверном проёме стояла Маша. Из-за ее спины смущенно выглядывала Варенька.
– Садитесь, мои хорошие, сейчас чайку налью, – хлопотала хозяйка.
– Да я сама, не волнуйтесь, – ответила Мария.
А я, если честно, просто онемела.
– Да, Леночка, вот так бывает, – грустно сказала Галина Петровна. – Вот как Боженька вразумил…
Где все те люди, которыми я дорожила? Элита вся. Все исчезли. Не нужна я им больная. И сыну не нужна. А кого обидела – вот, рядом…
… Чай давно остыл, пирожки съедены, Варенька спит на диване. А я все слушаю…
О том, как Галина Петровна вернулась в пустой дом из больницы. Помогли ей врачи? Наверное, помогли. Но вскоре она опять перестала есть. С тоски…
Слушаю, как лежала она целыми днями в кровати и смотрела в потолок. Когда однажды захотела встать – не смогла.
– Ну и ладно, – подумала она. И наступила темнота…
Когда пришла в себя, рядом сидела Маша.
– Проснулись, Галина Петровна? Ну и слава Богу…
… Машу благословил, нет, попросил, ухаживать за бывшей свекровью отец Василий. Посторонний вроде бы человек. Но его очень взволновала ее история. Забегая вперёд, скажу, что через какое-то время Галина Петровна перестанет бояться батюшку, начнёт ходить в храм, исповедуется и причастится…
Маша, не раздумывая, согласилась. Она и сама собиралась зайти, после того, как до неё дошли слухи о болезни бывшей свекрови. Но боялась, что та ее опять выгонит. Она взяла на работе отпуск за своей счёт и поселилась с Варенькой у Галины Петровны. Делала ей уколы, ставила капельницы, кормила с ложечки, меняла ей памперсы и мыла.
О чем они говорили в эти дни? Я не знаю, они мне не сказали. Знаю только, что когда Галина Петровна смогла вставать, первое, что она сделала – поклонилась бывшей невестке в ноги. И обняла внучку… И плакала. Долго, горько…
…Я слушала, смотрела… На Галину Петровну, на Машу… И знаете, мне тогда показалось, что где-то здесь, прямо рядом с нами Бог. Только Он, коснувшись сердец, мог так изменить одну и дать силы все простить и забыть второй. И я наконец поняла, что новое, что меня так удивило, появилось в Галине Петровне. Не то, что она постарела и подурнела. Нет!
В глазах у неё была любовь! То, чего раньше не было. Настоящая любовь. Это был совсем другой человек, новый, преобразившийся. И рядом с ним стало тепло. Только через что ей для этого пришлось пройти… Через что нам всем порой приходится пройти, чтобы понять самое главное…