Передо мной уникальный представитель мировой литературы: в этой книге невооруженным взглядом можно проследить и черствым сердцем прочувствовать приближение человека к Богу. Шаг за шагом – стихотворение за стихотворением. Поэт Евгений Туренко писал ее в последние полгода своей жизни, когда уже точно знал, что до встречи с Ним остается всего несколько страниц.
Книга называется «Здравствуя, Я»
Но перед тем как я пролистаю сборник и сопровожу его своими пространными комментариями, не будет лишним рассказать о самом поэте.
Евгений Туренко к поэзии пришел в тридцать лет. Для него она изначально не способ выразить чувства (как у графоманов), а способ существования. На мой взгляд, это вообще тот случай, когда сама поэзия выбрала своего проводника. Посудите сами: Туренко был строителем, причем с успешной карьерой – от мастера цеха до директора одного из уральских заводов – и вдруг он всё бросает и начинает рифмовать слова. Причем надо понимать, что суровый Урал, где работал Туренко, совсем не располагает к занятиям поэзией. Тут за мужика считают только того, кто руками вкалывает.
Сам Туренко в своей автобиографии уход с завода объяснил так:
«Видимо, система человеческой мясорубки оказалась не по мне. Тут я даже не о событиях и фактах, которых было более чем… а о процветавшей системе производственных отношений, тотально уничтожавшей и коверкавшей личные качества людей и судьбы»
Туренко начал преподавать в уральских училищах и техникумах, а в 1986 году переехал в Нижний Тагил. Город, который он внесет на литературную карту мира, открыв в индустриальной столице поэтическую школу.
Я познакомился с Евгением Владимировичем в середине нулевых – он пришел в наш колледж читать стихи.
Кто я – слепой и почти что юродивый – вот кто…
«Юродивый!» – назвал я его тогда, в хорошем смысле этого слова. Во-первых, его выдавали глаза: они были не из этого мира, взгляд откуда-то из иных реальностей на нашу, немного потерянный , странный, слегка шальной и очень мудрый. А во-вторых, вокруг дымы, серость, бездорожье, низкие зарплаты… а этот вдруг стихи сочиняет и других к этому подбивает!
И ведь подбил. Я и до этого баловался стишками, но после знакомства с Туренко начал к этому относится серьезно. Он помогал мне советами, рекомендациями, здоровой критикой.
В последний раз, помню, мы с ним встретились у местного кинотеатра, я работал дворником и в тот день упорно боролся с мусором с помощью метлы и лопаты. Вдруг слышу сзади: «О, поэт!». Оборачиваюсь – Туренко. «Метешь?» «Мету». «Бесполезно, – отвечает он, – чисто не там, где убирают…» И, улыбнувшись, скрылся в ближайшей арке.
Тагил Евгений Владимирович не любил. Как только его дети выросли, он с женой собрался и уехал на малую родину в город Венев. Много лет я о нем вообще ничего не слышал, читал время от времени в интернете его стихи, и все. А году в 12-ом или 13-ом на одном из сайтов прочел обращение литературного сообщества: Туренко смертельно болен, нужны деньги на операцию. Онкология. Стала просачиваться и другая информация о нем. Так я узнал, что поэт восстанавливает в Веневе храм Покрова Пресвятой Богородицы. Значит, стал верующим.
В 2014 году Туренко не стало. Уже после смерти я встретился с его супругой Татьяной, и она мне рассказала, что да, действительно, Евгений Владимирович успел прийти к Богу, восстановил церковь, там теперь иногда проводят службы, а еще рассказала, что их сын, оказывается, священник. А я и не знал! Напоследок вдова Туренко подарила мне книжку, раскрыв которую я своими глазами увидел путь поэта к Господу.
Другой известный современный писатель, доктор филологических наук Юрий Казарин как-то рассказал мне теорию, согласно которой поэт может еще при жизни оказаться за спиной у смерти:
«Думающие стихи в какой-то момент подходят к черте, за которой начинается инобытие, иная реальность, и некоторые останавливаются у этой границы, а некоторые ее пересекают, идут дальше и начинают писать запредельные стихи, метафизические совершенно».
Согласно этой теории, черту пересек, например, Пушкин, и уже оттуда он написал стихотворение «Пора, мой друг, пора». Много запредельных стихотворений у Мандельштама, у Рильке…
Но это всего лишь теория, думал я. Однако книга «Здравствуя, Я» доказывает, что поэту подвластно пересекать границы, оказываться к Богу ближе, чем другие смертные.
Вход Туренко в инобытие, в мир, откуда вечная жизнь как на ладони, зафиксирован тремя стихотворениями из его последнего сборника:
Эпилог
Подошла девушка,
Говорит: – дедушка,
Подари хлебушка.
Потом следует стихотворение «Предшествие» про приезжего, который старался увидеть «не овеществленный свет» и
…не касаясь слога,
Поправил полы пальто
И перекрестился строго,
Как был – никому никто…
Наконец, третье стихотворение «Нечаянная встреча», от которого бегут мурашки и из которого понятно – поэт отныне видит больше, чем обычные люди.
Оптина Пустынь… мне ли
Мальчик шепнул сквозь свет:
– Что у тебя в портфеле?
– Книги, которых нет…
И, содрогнувшись взглядом,
Как персонаж кино,
Вдруг огляделся –
– рядом
Не было никого…
После этих стихотворений начинается самое интересное – Туренко собственно описывает иной мир, то, что ему там удалось увидеть. Но этому посвящены буквально несколько последних страниц сборника. На первых же страницах Туренко только-только подходит к этой самой черте, за которой смерть, но еще не пересекает ее.
И смерть стояла кроме храма,
Смотря и искоса, и прямо.
Сейчас стоит.
Поэт вглядывается в инобытие и замечает, что это очень медленный мир. Слово «медленно», его вариации и синонимы в последней книге Туренко упоминаются довольно часто.
Но – приближается медленный поезд,
вот и пора.
*
Я вот Кыштым вспоминаю как бы сквозь смерть,
Искоса проталкивающуюся в сон.
*
Фарида улыбнулась. Я умер. Замедленный снег
Продолжал осыпаться в почти неуместной округе…
И так далее.
Туренко отчетливо понимает, что эта медленная смерть рано или поздно его настигнет. И как истинный поэт – он от нее не бежит, а идет навстречу. Потому что знает: за смертью его ждет Бог.
Или пою тебе молча спокойный вечер.
И улыбнусь в окне молодой Луною.
Я не усну, не бойся, поскольку вечен,
И колыбельная сказка всегда со мною.
Эти строчки из «Стихов к дочери». Щемяще трогательные, они в то же время, – настоящий урок веры.
А вот еще один урок. Мучимый болью, которая всегда сопровождает онкобольных, Туренко осмысляет свои страдания по-христиански:
…Знаешь что, Лен, я предчувствовал это подавно:
Все, что случается, – как-то причастно к Голгофе.
*
Но раздолье – яблоням и вишням,
И река обернута в туман…
Попроси за нас перед Всевышним –
А хоть раз, владыка Иоанн.
Владыка Иоанн – это архиепископ Иоанн Сан-Францисский. Он же поэт Странник – Дмитрий Шаховской. В Веневе Туренко жил рядом с особняком Шаховских. Поэтому имел право попросить владыку за него помолиться. По-соседки. Памяти владыки он и посвятил свою последнюю книгу.
Все стихи Туренко из этого сборника – молитвы. Молитвы и исповеди. Да и не только из этой книги. В среде поэтов принято считать, что настоящая поэзия – это всегда разговор с Богом. А люди, читая стихи, лишь подслушивают этот разговор, следят за ним. Но сборник «Здравствуя, Я» не только дает возможность подслушать эту беседу – он позволяет заглянуть вместе с поэтом Туда, где мы все окажемся, но уже не будем иметь возможности об этом рассказать. Такой чести, вероятно, удостаиваются только искренние Его собеседники.
Страшно идти вместе с Туренко Туда, но все же, набравшись смелости, мы перелистываем книгу, перечитываем пограничные стихи про девочку, просящую хлебушка, про приезжего, который «никому – никто», про мальчика из Оптиной пустыни – ангела-пограничника:
– Что у тебя в портфеле?
– Книги, которых нет…
И вот, оставляя их всех позади, мы открываем последние страницы этого сборника. И попадаем в… «Восьмое время» – так называется поэма Туренко. Название вполне себе логичное, если учесть, что мы живем в Седьмом дне, а День Второго Пришествия будет следующим, восьмым. Впрочем, тогда о времени вряд ли кто вспомнит.
Падает ли вода,
Светят ли блики внятно…
Числа – текут обратно,
Не повторив следа.
Но что же конкретно видит поэт Там? Помимо безвременья – Снег («Снег – это правильно и одиноко»), Святое место («Где же, Авва Отче, Отчая земля?), Ангелов («Вот он парит однобоко вблизи, Кровно печалится Божия птица, Словно с Отечеством должно случится Страшное…»), Взгляд («Ты знаешь, мы станем когда-то понятны Кому-то и всем»), Дорогу, Предсновидение.
Я неспроста пишу увиденное Туренко в Том мире с большой буквы – на самом деле это названия глав его последней поэмы. То есть всему, из чего Тот мир состоит, поэт посвящает по главе. Возможно, он описывает не всё, а только то, что можно… Скорее всего, так и есть, нам этого знать не дано, мы лишь догадываемся, что дальше Туренко услышал Поэзию Поэзии – Тишину.
Абы, идя к неизбежному сну,
Медленно наяву
Слышать Всевышнюю тишину,
А не всю божбу.
Книга дополнена апокрифическими приложениями, которые Туренко писал, по его словам, «порознь», и они «поначалу никак не укладывались в контекст».
По содержанию – это исповедь, настолько личная, что передавать ее значит записывать себя в сплетники.
Приложение заканчивается молитвой. Последний стих так и называется «Молитва»
Кто я среди миллиардов рабов и рабынь,
Тварь насекомая или дите Твое, Боже? Аминь!
Преимущество каждого настоящего поэта – после смерти физической он не умирает духовно. Туренко не стал исключением: выходят его книги, о нем пишут в журналах, в Екатеринбурге – проводятся Туренковские чтения…
Его стихи звучат. Подготавливая нас ко Дню Восьмому.
Редакция 
Виктория Бирюкова 
Андрей Сегеда