До революции, в период, названный Серебряным веком, в конце XIX – начале XX века, произошел поворот многих образованных людей, по выражению С.Н. Булгакова, «от марксизма к идеализму».

В этот период можно было видеть распад русского образованного слоя на революционную интеллигенцию, в которую вливались или к которой примыкали те, кто в конце XIX века был в лагере материалистов и позитивистов, и на представителей новых течений русской культуры, в той или иной степени связывавших свое творчество с религией, с верой. Конечно, грань между этими направлениями была условной. Но можно точно сказать, что призыв А.К. Толстого идти «против течения» был услышан: среди художников, писателей, философов все громче звучали голоса тех, кто разделял религиозные или идеалистические взгляды.

Вышли сборники «Проблемы идеализма» и знаменитые «Вехи». В столицах при участии православного духовенства проходили религиозно-философские собрания и заседания Петербургского и Московского Религиозно-философских обществ. В философии появились новые имена, многие из которых в будущем стали звездами первой величины на интеллектуальном небосклоне России: В. Розанов, В. Эрн, Л. Лопатин, Н. Бердяев, С. Булгаков, П. Флоренский, Л. Шестов и другие – они составили славу русской религиозной философии.

Но обращение части элиты России от атеизма к вере уже не мог спасти страну от гибели. Революционеры просто смеялись над «поумневшими под кнутом реакции» интеллигентами. Весь этот цвет Серебряного века смыло мутным потоком русского бунта, кого в эмиграцию, кого на Соловки. В результате в середине XX века среди моря советских образованных людей уже почти не было верующих людей, а те что оставались – хранили свою веру под спудом, таясь пробирались в храмы, прятали иконы и духовные книги в шкафы с глухими дверцами.

Одним из плодов этой уже советской интеллигенции стал новосибирский Академгородок, с подъемом и энтузиазмом выстроенный в лесу на берегах рукотворного Обского моря, затопившего по воле новых покорителей природы огромные пространства. И это Обское море – яркий символ духовного настроя новой интеллигенции, зачастую уже не знавшей духовных истоков страны, в которой они родились, но с энтузиазмом её преобразующих: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача» (И.В. Мичурин).

Духовная болезнь гордости преследует человечество с самого его появления на земле. Гордость эта легко переходит в гордыню. Этой гордыни, конечно, не могла избежать советская интеллигенция, не знавшая над собой Высшего Начала. Дух горделивых «покорителей природы», конечно же витал в среде научной интеллигенции. Можно сказать, что всю страну в 60-е годы прошлого века охватил этот дух.

Но интеллигенция всё же склонна думать и часто склонна думать самостоятельно. Поэтому в 70-е годы XX века среди интеллигентов начинали появляться люди, понявшие, что без духовно-нравственной основы научно-технический прогресс приведет человечество к катастрофе. Есть хороший фильм у Андрея Тарковского – «Солярис». Это фильм о том, что даже улетев на далекую звезду, человек несет с собой морально-этические проблемы, а значит, неизбежно мучается мыслью о вере, совести и Боге.

Поэтому всегда были ученые люди, которые стремились к духовно-нравственному совершенствованию. В целом и советская интеллигенция стремилась стать «совестью нации». Ученые писали письма в защиту экологии Байкала, выступали по другим острым проблемам того времени. Была и группа прихожан Вознесенского кафедрального собора, благодаря которой один из первых новых храмов Новосибирска, строительство которого началось еще в позднесоветскую эпоху, возник именно в Академгородке. В настоящее время нет особого смысла говорить о совместимости науки и религии. Ученые свободно посещают храмы, приходят на праздничные концерты в Доме Ученых, посвященные Рождеству, Дням славянской письменности и культуры. Хотя, конечно, многие ученые, а может даже большая их часть, считает науку несовместимой с религией на мировоззренческом уровне. Но инерцию мышления в области мировоззрения преодолеть труднее всего.

Конечно, как и во всем нашем обществе, в среде современной интеллигенции есть как люди духовно развитые, носители высоких моральных принципов, патриоты своей страны, так и те, кого со скорбью А.И. Солженицын называл «образованщиной», люди, оторванные от нравственных корней. С горечью писал он в январе 1974 года: «Да не в том ли заложена наша старая потеря, погубившая всех нас, – что интеллигенция отвергла религиозную нравственность, избрав себе атеистический гуманизм, легко оправдавший и торопливые ревтрибуналы и бессудные подвалы ЧК? Не в том ли и начиналось возрождение «интеллигентного ядра» в 10-е годы, что оно искало вернуться в религиозную нравственность – да застукали пулеметы? И то ядро, которое сегодня мы уже, кажется, начинаем различать, – оно не повторяет ли прерванного революцией, оно не есть ли по сути «младовеховское»? Нравственное учение о личности считает оно ключом к общественным проблемам. По такому ядру тосковал и Бердяев: «Церковная интеллигенция, которая соединяла бы подлинное христианство с просвещённым и ясным пониманием культурных и исторических задач страны». И С. Булгаков: «Образованный класс с русской душой, просвещённым разумом, твёрдой волею»»(из статьи «Образованщина»).

Возникло ли такое ядро в настоящее время?

Это вопрос. Дают ли занятия естественными, точными да и гуманитарными науками сами по себе нравственное развитие, необходимое человеку для того чтобы быть и оставаться человеком?

Вспомним еще раз Солженицына, его ответ молодому ученому, на вопрос «а почему мы должны создавать нравственные ценности?»:

«Вот тогда мы его и спросим:

— Скажите, а утром на сковородку вы три яйца бьёте? Это вам — интересно? А вы не хотели бы на полгодика пойти поработать в колхозный птичник? Или вы скажете — «если птичнице не интересно — пусть не занимается»? Друг мой, осознайте! Вы, учёные, уже с первых молодых шагов — любимчики и баловни общества. Вам отданы лучшие пайки, лучшие доли. Вас не касается военная служба, физический труд, трудный транспорт, недостатки в питании. Вы живёте в изолированном, застеклённом, оранжерейном мире. Плоскость вашего бытия — столица, дача, курорт, потом и заграница, она не совпадает с плоскостью жизни нации. И вы находите такую жизнь интересной? Ничего удивительного. Но — благородно ли это? Вы едите хлеб с полей XX века, а весь вклад ваш пойдёт уже в XXI, ибо ни лазеры, ни ядерные реакторы, ни успехи в физике твёрдого тела не улучшат в ближайшие десятилетия судьбу той птичницы. А что улучшит — то будет от общественной жизни, а не от науки.

Так говоря «интересно» — говорите, по крайней мере, это не с гордостью, а со стыдливостью! — со стыдливостью за ту утреннюю яичницу, и за то, что вам не приходится возить батонов в мешке сперва в тесном поезде, потом в переполненном автобусе. С певчей птицей себя не сравнивайте, ибо она сама себе добывает пищу, и поёт только в промежутке между невесёлыми этими хлопотами. Ответ «мне просто интересно» — безнравственный. А нравственно будет — думать об обществе больше, чем о себе, и больше, чем о науке, думать, как послужить ему сегодняшнему, а не тому хрустальному, двадцать первого века. (Ноябрь 1966 г.)».

К сожалению, как мы видим вокруг себя, наше общество XXI века далеко от «хрустального» светлого будущего. А потому все мы, и особенно интеллигенция, должны осознать, что без веры, без нравственных устоев не бывает счастья, не бывает улучшения жизни. Увлекшись техническим и научным прогрессом, недолго впасть и в нравственный регресс, впасть в «образованщину». Как кажется, всё больше людей начинает это понимать, а с пониманием приходит и необходимость в той надежной основе, которую дает вера Церкви. Поэтому в среде интеллигенции идут те же процессы, которые идут и во всем нашем обществе в целом. Часть общества сосредотачивается вокруг традиционных ценностей, в которых оно видит будущее России, часть идет по пути их разрушения, строя новое общество будущего без «застарелого мракобесия нравственности», а большая часть определяется: куда повернуть. Вот от этого поворота и зависит будущее России.