В нынешнем году мне снова удалось ступить на эстонскую землю – благодаря приглашению выступить на научной конференции в Тарту. За те пять лет, что я не был в Эстонии, в стране многое изменилось – в основном в лучшую сторону. Ещё более похорошел Таллин и провинциальные города, из таллинского аэропорта в город пустили трамвай, а бесплатный Интернет по-прежнему доступен на вокзалах и в междугородних автобусах. На улицах столицы слышна как эстонская, так и русская речь – русское население Таллина живёт в городе, сохраняя свой родной язык, но при этом неплохо овладев и эстонским (молодое поколение русских говорит на эстонском абсолютно свободно).
Что касается церковной жизни, то здесь для православных за последние годы произошли три важных события. Во-первых, в апреле прошлого года ушёл из жизни митрополит Корнилий (Якобс), много лет бывший предстоятелем Эстонской Православной Церкви (ЭПЦ) Московского Патриархата. Во-вторых, ещё более усложнились отношения с Эстонской Апостольской Православной Церковью (ЭАПЦ) Вселенского Патриархата, в основном из-за украинского похолодания между Москвой и Константинополем. Наконец, в мае прошлого года ЭПЦ МП обрела нового предстоятеля. Им стал митрополит Евгений (Решетников) – прекрасно известный многим православным богослов и иерарх, более 20 лет руководивший Московскими духовными школами.
К слову, мне как человеку, посвятившему часть своей жизни трудам в системе высшего образования и науки, обычно легче общаться именно с теми представителями Церкви, которые и сами не чужды научной деятельности. Так получилось, что как раз во время поездки в Эстонию я был под впечатлением от нескольких отказов от научных интервью со стороны представителей Белорусской Православной Церкви, в том числе епископата. Интервью предполагались академические, без полного опубликования, однако среди некоторой части белорусского духовенства я увидел какое-то непонимание, или даже опасение отвечать на мои вопросы. Сложно сказать, что здесь было – то ли отражение особенности подготовки клириков в духовных школах, то ли общая проблематика взаимоотношений Церкви с государством и обществом, или же обыкновенный страх.
Поэтому я решил в самом начале беседы задать уточняющий вопрос владыке Евгению – не столько как предстоятелю ЭПЦ, сколько как учёному и архиерею, много лет посвятившему руководящей работе в системе церковного образования. Тем более, через Московские духовные школы прошла некоторая часть белорусских клириков и иерархов.
– Я бы сказал, что нежелание духовенства давать интервью заключается не столько в страхе, сколько в других причинах, – ответил митрополит Евгений. – Священник на приходе страшно загружен. Приходская жизнь и деятельность священника очень многогранны, и нужно полностью отдаваться этой деятельности. С другой стороны, Вы всё-таки правильно отметили, что есть и определённый страх. И он, к сожалению, не преодолён. Но я думаю, что в будущем ситуация как-то будет меняться. Всё-таки мир за последние 20 лет сильно изменился, в том числе отношение государства к Церкви. Думаю, что появились новые возможности, и уже нет такого напряжения из-за нехватки храмов, как раньше.
– Спасибо за разъяснение, владыка. Но сейчас позвольте мне затронуть вопросы, более связанные с Вашим нынешним служением. Читая Вашу биографию, я обратил внимание, что Вы, неся послушания в сфере церковного образования, никогда не были епархиальным архиереем. Однако в прошлом году Вы всё-таки дали согласие баллотироваться на должность предстоятеля Эстонской Православной Церкви.
– У нас вопрос не согласия, у нас вопрос послушания.
– То есть речь шла о мнении патриарха в данном случае?
– Да. У большинства архиереев нет возможности изъявлять мотивы по принципу «хочу – не хочу». В этом плане нам немного легче, даже с морально-психологической точки зрения. Может быть, нет такого искушения – всё бросить и уехать, даже если на новом месте крайне сложно. Но в жизни рано или поздно что-то меняется. Вы правы, я никогда не был епархиальным архиереем, но если проводить аналогию, то ведь и до момента назначения ректором я никогда не руководил учебным заведением. В любом церковном послушании, на любой должности, когда что-то начинаешь делать, всё делаешь впервые. Конечно, используя свой опыт и опыт других. Но всё равно это впервые.
«Имея статус юридического лица в государстве, Церковь всё-таки направлена к вечности»
– Я, конечно, понимаю, что церковную жизнь в Российской Федерации Вы знали очень хорошо -– всё-таки много лет работали в Ставрополье и в Сергиевом Посаде. Однако Вас направили за рубеж, причём в страну, которая находится в Европейском Союзе и имеет определённое (не всегда позитивное) отношение к России. Не было ли у Вас в этом плане опасения, что место, куда Вы едете, окажется потенциально более сложным, нежели любая другая епархия на территории непосредственно Российской Федерации?
– Опасения всегда были, есть и будут. Но мы должны уповать на волю Божию, потому что если едешь и берёшься что-то делать без всяких опасений, предполагая, что «я всё смогу», неминуемо произойдёт какой-то сбой. Действительно, это для меня новое место, другое государство, иной менталитет. Но, как говорит псалмопевец, «Господня земля». Политика есть политика, однако Церковь находится вне политики. Если брать общественно-политическую жизнь, то ведь любая партия, любое государство стремятся упорядочить жизнь своих граждан – в рамках видимого, материального мира (то есть на горизонтальном уровне). Церковь, по своей деятельности, вертикальна. Она, пребывая в государстве, подчиняясь его законам, сопровождает человека и заботится о нём не только во время земной жизни, но и за пределами этой жизни, уже по её окончании. В этом есть принципиальное отличие. Даже имея статус юридического лица в государстве, Церковь всё-таки направлена к вечности. Жизнь Церкви организуется в рамках законов конкретной страны, но основная её миссия – это сопровождение человека к вечной жизни. Безусловно, важно и ответственно то, в каком государстве ты находишься. Однако это второстепенно по сравнению с самой главной целью, на которую ты поставлен как священнослужитель, как служитель алтаря.
– Владыка, я смотрел интервью, которое Вы давали вскоре после Вашего избрания на должность предстоятеля. Вы тогда говорили о православных в Эстонии как об определённой нравственной опоре эстонского государства. Прошло больше года с тех пор, как Вы приехали в Таллин и приняли в свои руки управление Эстонской Православной Церковью. Не считаете ли Вы сейчас, по прошествии времени, что в реальности православие малозначимо для эстонского государства? Малозначимо как для государства секулярного, и в особенности когда речь идёт о православных Московского Патриархата.
– Да, в этих рассуждениях есть смысл. Тем более, в конце прошлого года были опубликованы сведения, что Эстония – самое нерелигиозное государство Евросоюза. Это накладывает свой отпечаток, как и национальная принадлежность. Хотя у нас есть прихожане эстонцы и священники эстонцы. Но когда мы говорим о задачах Церкви, ранее мною обрисованных, то грани стираются. И потом, мы ни в коей мере не собираемся утверждать: это Русская Церковь, значит, служение только на русском языке, всё русское и так далее. Мы учитываем традиции местного населения и национальные особенности. Даже если на службе большая часть прихожан – русскоязычные, всё равно часть богослужения будет на эстонском языке. В Александро-Невском кафедральном соборе по субботам всегда служится полностью эстонская Литургия. Раз в неделю Литургия на эстонском языке служится в храме святого Иоанна Предтечи, в юго-западной части Таллина. Поэтому мы не говорим: «это наше, а это ваше». Мы все православные, это нас объединяет, а национальные традиции – очень даже неплохо.
– Нет ли здесь проблемы иного свойства, связанной с тем, что эстонским языком Вы, скорее всего, уже не овладеете? Всё-таки язык очень сложный, да и времени у Вас, наверное, нет для того, чтобы выучить его на высоком уровне.
– Тем более на седьмом десятке лет и учитывая то, что среда в основном русскоязычная. Даже те эстонцы, которые есть у нас, все говорят по-русски.
– И представители органов власти нередко владеют русским, хотя и не все…
– Тогда общение идёт с помощью переводчика.
– Не создаёт ли это сопротивления со стороны представителей властных структур – я имею в виду то, что Вы не можете общаться с ними на их родном языке?
– У меня были встречи с президентом и премьер-министром Эстонии, главой городского собрания Таллина. Говорили через переводчика, а с главой городского собрания говорили по-русски. Я думаю, они прекрасно понимают, что я человек приезжий. Никаких проблем в этом плане, всё очень корректно.
– Несколько лет назад, когда я разговаривал в Таллине, в этом же кабинете на улице Пикк с митрополитом Корнилием, тогдашний предстоятель ЭПЦ обозначил две проблемы эстонского православия. Во-первых, владыка Корнилий говорил о том, что есть непонимание ситуации в Эстонии со стороны центра, со стороны Москвы, что Таллин «забрасывают» разными указаниями, циркулярами, порой до конца не понимая эстонской церковной жизни. Вторая проблема, о которой он говорил, – отсутствие монастыря в юрисдикции Эстонской Православной Церкви. Всё-таки Пюхтицы – это ставропигиальный монастырь, он подчиняется непосредственно Патриарху, а потому любой священник или архиерей из Эстонии (и, конечно, из других стран) должен получать разрешение Патриарха, чтобы там служить. Как Вы считаете, можно ли говорить в том же контексте о проблемах, упомянутых ранее митрополитом Корнилием, в настоящее время?
– Если говорить о циркулярах, которые приходят из различных отделов, то здесь нужно понимать, что отделы работают на всю Русскую Православную Церковь. Рассылая циркуляры, они смотрят на некую стратегию. Но я не вижу никакой проблемы в том, чтобы подкорректировать эти указания под наши конкретные условия. Даже хорошо, что такая информация приходит: мы можем её анализировать, можем делиться опытом. Например, мы проводили миссионерскую и молодёжную конференции, на которые приезжали делегаты из Москвы, Латвии, Литвы. К слову, со стороны центра нет жёсткого диктата: мол, вы должны выполнить те или иные предписания. Мы в этом плане имеем большую свободу и, полагаю, это правильно: любой правящий архиерей должен вести свою деятельность как управляющий епархией, исходя из местных условий.
По поводу Пюхтиц. Да, монастырь ставропигиальный, и это очень нужно для всей Прибалтики. Пюхтицы – жемчужина православия в советское время; монастырь не закрылся во многом благодаря патриарху Алексию, его дипломатическим мерам, проведению конференций. Конечно, не очень хорошо то, что в ЭПЦ нет своего монастыря. Но всё-таки паства у нас немногочисленная, и мы из Пюхтиц получаем определённую поддержку – контакты с ними сложились хорошие. Думаю, и они от нас поддержку получают. Наше духовенство там служит, помогает. Патриарх благословляет различные мероприятия, которые проводятся на территории монастыря. Так что у нас с Пюхтицами сложилось, если можно так сказать, взаимовыгодное сотрудничество.
– Вместе с тем несколько лет назад в ЭПЦ, в Усть-Нарве (на северо-востоке Эстонии), была попытка создания монастыря. Насколько я знаю, успехом она не увенчалась?
– Пока нет. Понимаете, здесь же такая ситуация: сегодня много монастырей в России, Беларуси, в соседней с нами Латвии есть монастырь. В Пюхтицах сёстры очень много работают на послушаниях, но большая часть обители – люди всё-таки престарелые. Если нам пытаться как-то открыть в ЭПЦ монастырь, то, возможно, придут две монахини и всё. Остальные всё-таки предпочтут обитель, которая живёт полнокровной жизнью. Не потому, что там лучшие условия, а потому, что огромное значение имеет ритм жизни и духовный настрой. Поэтому скорее всего своего монастыря в ближайшее время в ЭПЦ не будет.
– Владыка, вопрос, связанный с возможным возвратом имущества ЭПЦ, конфискованного советским государством, всегда был актуален для Церкви. Насколько я понял из моих прежних встреч с духовенством, решение этого вопроса остаётся проблематичным, так как государство продолжает признавать ЭАПЦ Константинопольского Патриархата наследницей практически всего церковного имущества. Скажите, за год Вашего управления Эстонской Церковью были ли какие-то подвижки в этом плане?
– Я пока изучаю эту проблему. Имущественные вопросы были подняты во время моей встречи с премьер-министром Эстонии (всего у нас состоялось две встречи). Глава правительства внимательно всё выслушал. Например, мы сообщили ему, что Александро-Невский собор мы арендуем, причём срок аренды истекает через десять лет. Он сказал, что будет изучать вопрос, хотя ясного ответа мы до сих пор не получили. Но мы будем продолжать эту работу, встречаться с властями и поднимать вопрос возврата нашего церковного имущества.
– А за год Вашего пребывания в Таллине были ли встречи с митрополитом Стефаном, предстоятелем ЭАПЦ?
– Мы были совместно на встрече в Совете церквей, обменивались мнениями. Не более того. Мне сейчас нужно изучить более досконально всю эту ситуацию.
– К слову, в моей книге есть интервью с владыкой Стефаном. Возможно, какие-то моменты будут для Вас интересны, особенно его взгляд на статус ЭПЦ и проблематику церковного имущества….
– Первое, что я прочитаю в Вашей книге – это именно интервью с митрополитом Стефаном.
– Спасибо. Хотя я не исключаю, что за несколько лет мнение главы ЭАПЦ могло измениться… Владыка, наверное, верующие в Эстонии особенно сильно ощутили последствия решения Синода РПЦ от 15 октября, запретившего чадам Русской Церкви участвовать в таинствах Константинополя. Всё-таки в Эстонии церкви Московского и Вселенского патриархатов существуют, можно сказать, бок о бок. Вам не кажется, что решение Синода принесло для Эстонии ещё большее разделение и создало трудности для верующих в тех эстонских регионах, где нет приходов Московского Патриархата?
– Наверное, в современной обстановке расстояния в Эстонии не играют такую большую роль. Но понятно, что эти решения Синода Русской Православной Церкви были вынужденными, направленными на то, чтобы подчеркнуть наше несогласие с политикой Константинополя. Меня местные журналисты иногда спрашивают о возможном объединении с ЭАПЦ, но я всегда отвечаю, что этот вопрос не может сейчас решиться в Таллине. Его нужно решать в диалоге между Москвой и Константинополем.
– Да, я помню, что когда беседовал с митрополитом Стефаном, он говорил о желании слияния с ЭПЦ, вплоть до создания единой Эстонской Церкви с автономным или даже автокефальным статусом…
– Сейчас я вижу, что в Эстонии представители Константинополя готовы, так сказать, принять нас под свой омофор. Извините, но Эстония – это каноническая территория Русской Церкви. И мы сейчас говорим о вторжении другой Поместной Церкви (Константинополя) на нашу каноническую территорию. Сюда русские миссионеры шли с XII века, когда никаких греков на этой территории и в помине не было. Поэтому о чём здесь говорить? Если вмешалась политика, это другое дело, но мы должны исходить из канонических правил, ведь мы – церковная организация, а не политическая.
– Что же тогда, на Ваш взгляд, можно сделать в отношениях с Эстонской Апостольской Церковью? Сохранять статус необщения или делать какие-то шаги к примирению?
– Вы знаете, при встрече, допустим, на том же Совете церквей Эстонии, мы обменивались мнениями с митрополитом Стефаном, но переговоров каких-то не было. Конечно, у нас своя позиция, у них своя. Но, думаю, пока в целом Константинополь не изменит своего отношения к Русской Православной Церкви, вряд ли что-то получится улучшить. Мы ни в коей мере не хотим усугублять конфликтную ситуацию, но наша позиция здесь чёткая и определённая.
– Что же должен изменить Константинополь? Отозвать тмос об автокефалии, который был дан украинским раскольникам?
– Правильно. Мы же не признаём, что это было сделано законно.
– Вы считаете, что пока это единственный выход – аннулировать томос ПЦУ?
– Время покажет. Пока я думаю, что да. И Русская Церковь чётко и определённо стоит на этой позиции.
– Владыка, я хотел бы ещё коснуться вопроса финансового обеспечения духовенства Эстонской Православной Церкви. К сожалению, мне приходилось сталкиваться с проблемой бедности священнослужителей. Скажите, можно ли сейчас гарантировать каждому священнику хотя бы минимальную зарплату по эстонским меркам?
– Эстонское законодательство предполагает обязательную минимальную зарплату. В июне проводился Собор нашей Церкви, мы эти вопросы обсуждали, анализировали финансовый отчёт. Говорили, например, о взносах приходов на епархиальное управление, а также о помощи отдельным приходам. Есть, например, у нас один храм – в Вильянди, где священник живёт с семьёй на приходе и не может заплатить даже за свет и за коммуналку. Мы ему помогаем из средств фонда, который сформирован при епархиальном управлении.
– Скажите, а сам фонд формируется за счёт отчислений от других приходов, или есть внешняя помощь – патриархии, спонсоров?
– Сейчас со спонсорами всё труднее. Есть небольшие средства, которые государство выделяет на Совет церквей. Мы тоже получаем часть этих денег. В прошлом году большая часть полученных средств была направлена на поддержку самых слабых приходов Нарвской епархии.
– Я, кстати, обратил внимание, что сейчас в Таллине строится духовно-образовательный центр. На это строительство удалось найти средства?
– А Вы знаете, где в Русской Церкви при восстановлении храма, монастыря или строительстве сразу были в наличии все необходимые средства? Место для центра определено – на территории храма «Скоропослушница»; проект уже разработан. Когда люди видят, что начинает что-то делаться, то мы уже обращаемся за помощью. Но прежде всего молимся.
– Владыка, хотелось бы узнать, что изменилось лично для Вас, когда Вы оставили ректорство и переехали из Сергиева Посада в Таллин? Например, в плане организации Вашей жизни, в материальном плане?
– Раньше я находился в духовной академии – это сфера образования, молодёжь, достаточно напряжённый ритм. Здесь жизнь более размеренная, тихая и спокойная. Это вполне естественно, в том числе учитывая мой возраст. Живу я в Таллине в обычной квартире, недалеко от собора. Вот Вы упоминали о материальных трудностях, но с голоду, слава Богу, никто не умирал. Поэтому грех жаловаться, что мы такие бедные и обездоленные. Нет, всё слава Богу.