О том, как падение духовной жизни в Католической церкви после II Ватиканского собора и иные нестроения побудили католического священника сначала снять с себя сан, а затем перейти в Православие
Беседа с Робертом Джеклином – православным мирянином, в прошлом – католическим священником
– Роберт, вы воспитывались в традиционной католической семье?
– Я родился в городе Питтсбург штата Пенсильвания. Мой отец был римо-католиком; моя мать – греко-католичкой, но, выйдя замуж за отца, стала римо-католичкой. У меня есть два брата и сестра. В детстве было немного опыта Восточной литургической жизни: ходил с дедушкой и бабушкой на службы к греко-католикам, и мне они очень нравились. Но все же прежде всего я воспитывался в римско-католической традиции.
– Учились в католических приходских школах?
– Да, и еще в католической подготовительной школе. Затем я два года служил, а когда служба закончилась, мне захотелось направить свою жизнь по особенному пути. Поступил в семинарию, где два года изучал философию, а потом четыре года теологию.
– Преподавали ли вам восточную патристику?
– Восточную патристику нам преподавал в течение семестра один член общины – католик восточного обряда по происхождению. О чем он, кстати, никогда не задумывался, пока не стал послушником: ему пришлось просить разрешение для вступления в наш орден. Меня так захватил этот курс! Нахлынули воспоминания о дедушке и бабушке, но прежде всего это было первое глубокое знакомство с Востоком. Конечно, мы говорим сейчас о восточно-католических церквях.
– Мы их называем униатскими.
– Верное название. Но этот курс дал мне прекрасные базовые знания.
– Вы были рукоположены в священника ордена Тринитариев. Почему выбрали этот орден?
– Мы были миссионерами, и я чувствовал, что именно этим хотел заниматься. Родители, правда, желали, чтобы я стал епархиальным священником: был ближе к дому и мог бы чаще с ними видеться. Я же хотел принадлежать миссионерской группе священников и братьев, поэтому присоединился к ордену.
– Вы говорили, что вам пришлось столкнуться со многими переменами, связанными с решениями II Ватиканского собора, – и в частной жизни, и в вашем священническом служении. Можно ли сказать, что вы выросли католиком формации до-соборной, до II Ватикана?
– Да.
– Но ведь вы знали, на что идете, становясь священником после II Ватиканского собора. Хотелось бы, чтобы вы рассказали о тех переменах, которые оказались самыми разрушительными – и для вашей духовной жизни, и для жизни всей церкви.
– Когда меня рукоположили в 1968 году, «Novus Ordo Missae»[1] еще не был введен, поэтому первый год я служил мессу половину на латыни, половину на английском. Но со временем изменения в богослужении не только стали беспокоить верующих – люди просто перестали чувствовать себя комфортно на мессе и не считали нужным на нее приходить. Это пагубно сказалось на нашей общине. Радикальные изменения коснулись и устройства ордена: я был свидетелем того, как многие из моих собратьев крайне разочаровались и ушли, подчас без официального разрешения Рима, и некоторые женились. Я видел разрушение моей общины. Для меня это было печальнее всего, потому что 18 лет это была моя жизнь, мой дом, моя семья – и вот все трагически распалось.
– А почему переход от латыни к английскому видится столь контрпродуктивным?
– Если бы они взяли Тридентскую мессу и перевели ее с латыни на английский, то не было бы особых проблем. Но новый чин изменил мессу до неузнаваемости! Если бы, к примеру, католик, умерший в 1945 году, пришел на мессу в 1972 году, он бы ее не узнал!
– Независимо от языка?
– Независимо от языка. Традиционная Тридентская месса была полностью уничтожена. Если помните, чин «Novus Ordo» был составлен при участии восьми протестантских священнослужителей. Им разрешили внести свой вклад в составление новой мессы. Все строго католическое, все связанное со старой мессой было отброшено!
Интересно, что после моей женитьбы среди наших друзей появилась одна лютеранка. Вскоре она вышла замуж за католика. После их свадьбы мы были приглашены на торжество, и она призналась мне: «Ваша (католическая) служба такая красивая! Она напомнила мне нашу лютеранскую службу!» Видите, как сильно была испорчена месса за каких-то несколько лет.
– Мне рассказывали, что будущие папы Иоанн Павел II и Бенедикт XVI, несмотря на их нынешнюю репутацию консерваторов и традиционалистов, в то время были в числе молодых новаторов, много сделавших для преобразования традиционного Католицизма и оттеснивших таких традиционалистов, как монсеньор Марсель Лефевр. Так ли это?
– Да, это так.
– Расскажите об этом подробнее.
– Будущий папа Бенедикт XVI, в то время отец Ратцингер, был теологом из так называемой «Рейнской группы». И он был прогрессивным деятелем. Как признается сам понтифик, он поддерживал то, как проходил собор, как принимались документы и формировалось новое богословие церкви. Отец Ратцингер участвовал во всех тех переменах. Молодой епископ из Польши – будущий папа Иоанн Павел II – тоже был прогрессивным. Они оба открывали дверь к новому. Как говорил папа Иоанн XXIII: «Мы должны открыть окна, чтобы впустить немного свежего воздуха в церковь». Архиепископ Лефевр был традиционалистом. Они притесняли его и тех отцов, которые его поддерживали. Да, говорю совершенно искренне, что они оба – Иоанн Павел II и Бенедикт XVI – были частью прогрессивного движения в церкви того периода.
– Не многие видят их в таком свете теперь.
– Тем не менее, это так. Бывает, что человек делает что-то и приходит от этого в восторг, но с течением времени он видит плоды своих трудов, начинает задумываться и пересматривает свою деятельность с самого начала. Именно так и произошло с двумя предыдущими понтификами.
– Я где-то читал признание папы Бенедикта, что II Ватиканский собор зашел слишком далеко.
– И это всё равно, что «запирать дверь конюшни, когда лошадь уже украдена».
– Когда джин уже выпущен из бутылки.
– А каковы последствия!..
– Достаточно посмотреть на удручающую статистику по Католической церкви за последнее время.
– Количество священников, монашествующих и мирян сократилось в ужасающих размерах. Если до II Ватиканского собора считалось, что регулярно посещают мессу как минимум 65% католиков, то сегодня это от одной четверти до одной трети католиков – 25–33%.
– Я видел и такую ошеломляющую статистику: сегодня 65–70% католиков считают, что Евхаристия – всего лишь символ. Одно из самых фундаментальных, бессмертных учений ранней Церкви – о том, что в Евхаристии преподаются истинные Тело и Кровь Христовы. И в это не верит подавляющее большинство современных католиков…
– Увы, это именно так.
– Число католических средних школ и университетов сократилось, и этот список можно продолжать.
– Кроме того, согласно исследованию, проведенному четыре-пять лет назад, число католичек, делающих аборты, примерно равняется числу женщин-некатоличек, делающих аборты. Это довольно пугающая ситуация. По всем этим причинам я стал понимать, что церковь, в которой родился и воспитывался, больше не является Церковью. Стало быть, ту духовность и религиозность, в которой я вырос, мне надо искать где-то еще.
– Что же в итоге побудило вас к действию: какое-то особое событие, кризис или все вместе?
– Это было все в совокупности. Но еще и событие: сексуальные скандалы в Католической церкви, вспыхнувшие в 2000 и 2002 годах.
– Сколько лет к тому времени вы были уже священником?
– К тому времени я уже не был священником.
– Понятно, вы оставили священство еще раньше. А слышали ли вы о чем-нибудь подобном в годы вашего священства или учебы в семинарии?
– Нет, ничего не слышал и не знал, и это было хорошо и плохо одновременно. Когда вспыхнул педофильский скандал с кардиналом Лоу в Бостоне в 2002 году, я был крайне опустошен и не мог поверить в услышанное. Особенно меня разозлило то, что епископы нашей страны (как и в других частях мира) ничего не делали, а только перемещали этих священников с прихода на приход, из школы в школу, разрешая им продолжать служение. Епископы скрывали их преступления, и я не мог больше оставаться в этой церкви. Вот одна из причин, почему я обратился к Православию. Никто не говорит, что этого совсем нет в Православной Церкви, но в Католической была просто эпидемия. По моему мнению, Католическая церковь и католические епископы в США тогда полностью потеряли моральный авторитет.
– Как был воспринят ваш уход? Вы были не первым, кто ушел, но как к этому отнеслись иерархи?
– Я встретился с главой ордена и сказал, что собираюсь в отпуск, чем ошеломил его. Ясно помню ответ: «Но Боб, у нас на вас были такие большие планы». Я ответил, что мне надо подумать, побыть вне общины и сделать перерыв в служении. Он решил, что это всего на год, и хоть и нехотя, но отпустил меня. Через девять месяцев я позвонил и сообщил главе ордена, что уже не вернусь и что прошу освободить меня от обетов, чтобы снова стать мирянином. Это не было встречено благосклонно. Причиной его недовольства был тот факт, что они, как оказалось, собирались сделать меня заместителем главы провинции Западного Побережья – самым молодым во всей огромной провинции. Вот такие у них были «большие планы» на меня. Мы расстались с ним не в очень хороших отношениях, но теплое, дружеское общение сохранялось со многими моими бывшими собратьями-священниками.
– Оставив священство, вы встретили свою супругу и вступили в брак в Католической церкви как полноправный католик?
– Да.
– И вы оставались верным католиком впоследствии? Расскажите об этом.
– Да. В одном из приходов в Сан-Диего моя жена Пег и я возглавляли катехизаторскую программу, в которой обучалось 1500 детей. У нас была необычайно активная деятельность в этом приходе. Но произошла одна неприятная история. У нас был близкий друг-священник, который преподавал в Международном университете в Сан-Диего. Он приезжал и совершал мессы в нашем приходе, потому что нам не хватало священника. Но мы стали замечать, что он читал анафору по-своему, используя слова, которых нет ни в одном католическом служебнике! Так продолжалось какое-то время. Наконец мы с женой посмотрели друг на друга и решили: «Продолжать это больше не можем». После мессы мы встретили его на улице, обняли и сказали: «Прости нас, но мы не можем больше сюда приходить из-за того, что ты делаешь». Это был конец моего посещения месс по новому чину.
Что же было нам делать? У нас двое детей, которых мы воспитывали в вере. И случилось так, что я в газете прочитал об Обществе святого Пия X. Я знал, что оно было связано с архиепископом Лефевром, но мало слышал об этой организации и о самом архиепископе, кроме того, что он был вроде диссидента. Позвонили в колледж в Канзасе и получили адрес в Карлсбаде, где они проводили мессы. Приехали к ним и сразу почувствовали себя как дома. И мы были частью этого движения традиционалистов с 1980 по 2001 год.
– Объясните нам, пожалуйста, что представляло собой традиционалистское движение. Было ли оно викариатством Католической церкви, или оно было вне Католической церкви?
– Это очень интересная история. Католическая церковь рассматривала это движение как находящееся вне ее. Лефевр был епископом Дакара (Сенегал). Он также был апостольским визитатором всей Северной Африки, членом Конгрегации отцов Святого Духа[2] и ее главой. Он видел, как жители Северной Африки теряли веру в связи со всеми переменами, которые принес II Ватиканский собор, и поэтому сказал: «Я не могу это продолжать». И еще он сказал: «Вы знаете, что я собираюсь сделать: уйти на покой и обосноваться в какой-нибудь маленькой квартирке, где смогу частным образом совершать мессу и спокойно дожить свой век». Несколько семинаристов подошли к нему: «Мы слышали о вас и о том, что вы сторонник традиционной мессы. Мы хотим узнать традиционную мессу, обучиться на священников и затем ее служить».
– В то время служение традиционной Тридентской мессы на латыни запрещалось Католической церковью или нет?
– Тридентская месса была, можно сказать, упразднена. Разрешалось совершать только мессу по чину «Novos Ordo». Лефевр собрал этих молодых людей в Риме и стал сам их обучать. Со временем их число увеличилось, и он стал искать место, где бы они получили хорошее католическое богословское образование. Архиепископ поехал в Швейцарию и, с помощью своего друга, смог выкупить старый монастырь, который уже давно опустел. Там он организовал свою первую семинарию.
– Сколько лет ему тогда было?
– Ему было где-то около 70. Лефевр умер в 1991 году в возрасте 81 года[3]. Когда в Риме услышали о семинарии, то сначала обрадовались. Они прислали туда визитаторов, чтобы проверить, не происходит ли там что-либо несовместимое с верой. Но визитаторы ничего такого не нашли и вернулись в Рим с положительным отчетом, какую замечательную работу проводит Лефевр. Но местные, особенно французские епископы, были им недовольны, потому что он привлекал к себе множество семинаристов, в том числе и из их семинарий. Им не нравилась идея традиционной мессы, поскольку они всецело были преданны официальному Риму. Епископы сильно надавили на Ватикан, и тот осудил Лефевра. Ему сказали, что он больше не имеет права ни набирать семинаристов, ни рукополагать священников и должен закрыть свою семинарию. Тогда его временно запретили, надеясь, что таким образом движение сойдет на нет.
– Каждый римско-католический епископ канонически имеет право рукополагать священников? Не должен ли он для этого просить разрешение у священноначалия?
– Не должен. Но проблема в том, что у архиепископа не было своей епархии. Он не был епархиальным епископом. Скорее, был «епископом-бродягой». Его семинария была своего рода «международной семинарией», не закрепленной за каким-либо городом или районом. Итак, его запретили, но движение не сошло на нет. Оно еще больше укрепилось. Семинаристов приходило все больше и больше, он рукополагал 20–25 священников в своей семинарии ежегодно, в то время как другие европейские семинарии рукополагали только 2–3 в год. Ситуация дошла до критической точки 29 июня 1988 года. Лефевр долго просил у Рима разрешение на рукоположение традиционного епископа, то есть такого, который мог бы ездить по миру, посещать приходы традиционалистов, совершать конфирмацию над детьми, рукополагать священников. Рим постоянно повторял: «Хорошо, мы сделаем это в будущем…»
– Рим запретил его, но он продолжал служить?
– Совершенно верно.
– То есть он был на пути к расколу.
– Церковь называла его «непокорным». Но в 1988 году Лефевру пообещали епископа. Рим говорил примерно так: «Мы поставим его в марте… В апреле… В мае… Нет, подождем до августа». И Лефевр ответил: «Мне осталось жить недолго. Я уже очень стар и боюсь, что после меня не останется епископа, который продолжит исполнять мою работу, и мое дело умрет со мной». Он вместе с одним бразильским архиереем посвятил четырех викариев. Но у них нет юрисдикции. Они могут только разъезжать в миссионерских целях и совершать традиционные таинства. Вот в это время Рим отлучил Лефевра, отлучил четырех епископов, всех священников, и миряне тоже думали, что их отлучили.
– О Боже!
– Но это движение все равно продолжало расти…
– Кем вы и ваша семья считали себя в то время? Вы были членами церкви официального Рима или традиционалистами?
– Мы были традиционалистами.
– А вы были отлучены от церкви в то время?
– Нет, миряне все же не были отлучены от церкви. Даже богословы Ватикана это признавали. Они подтверждали, что по-прежнему действенны наши таинства и мы по-прежнему «исполняем наше обязательство», посещая воскресную мессу.
– Поясните, как таинства остаются действительными у священника или епископа, который был официально отлучен Католической церковью.
– Действительными считаются таинства, совершаемые священником или епископом, который был правильно (канонически) рукоположен или хиротонисан.
– С точки зрения механического возложения рук?
– Именно. Каждый из четырех епископов и все священники «правильно» рукоположены и хиротонисаны. Они рукоположены и хиротонисаны не «юридически» и не «по закону». Но каждая месса, которую они служат, действительна, и каждое совершаемое ими таинство действительно.
– Это сложный вопрос в Католической церкви ввиду ее особого понимания апостольского преемства. По сути, нельзя отлучить от церкви епископа, который был правильно хиротонисан, даже если он ушел из католицизма?
– У отлученного епископа не отнимается апостольская благодать совершать таинства и рукополагать. Если он рукоположен и хиротонисан, то это на всю жизнь.
– И, следовательно, таинства действенны.
– Да. Вот пример из моей жизни. Меня освободили от обетов бедности, целомудрия и послушания, то есть я стал мирянином для церкви. Но в случае чрезвычайной ситуации, например войны, стихийного бедствия, я все еще могу совершать мессу или отпускать грехи, если больше некому будет это делать. Во мне как бы осталось священство, поскольку Католическая церковь верит, что рукоположение совершается на всю жизнь.
– Как вы думаете, не поэтому ли иерархи Католической церкви в свое время (под давлением) признали таинства Восточной Православной Церкви действительными?
– Именно так.
– Все тот же механический взгляд они перенесли на православных.
– То же самое и со старокатоликами, потому что это относится к апостольскому преемству.
– В двух словах, как и почему католики не считают таинства англикан действительными?
– Потому что ординал Англиканской церкви для рукоположения священников и посвящения епископов был так изменен, что больше не отражает истинную жертвенную власть священников, как это издревле видела Церковь, и поэтому Католическая церковь не считает англиканские рукоположения действительными.
– То есть эта таинственная передача апостольской власти через возложение рук была нарушена?
– Да, поэтому, грубо говоря, когда в Англии в XVI веке умер последний католический епископ, рукоположенный до разрыва с Римом, это был конец. Ведь каждый последующий епископ был посвящен через новый ординал.
– Спасибо за объяснение. Наша Православная Церковь понимает апостольское преемство по-другому, не как механическое возложение рук. Но вернемся к вам. Вы были в движении традиционалистов, а что случилось потом?
– Я очень тяжело заболел в 2001 году. Был не в состоянии куда-либо ходить, но почему-то меня привлекла православная церковь, которую я видел, двигаясь по автостраде. Посетил эту церковь несколько раз и был просто покорен. Словно снова попал в детство и оказался в храме моих дедушки и бабушки во время Литургии, хотя в моем случае службы служились на английском, а у дедушки и бабушки они служились на церковнославянском. Было ощущение, что Бог привел меня в эту церковь, и я продолжал в нее ходить. В июне 2003 года наконец решился принять Православие и присоединился к Церкви через миропомазание.
– Здесь мне хотелось бы обратить внимание вот на что. Вы родились и выросли римо-католиком, обучались в католических школах, окончили семинарию и поступили в орден Тринитариев. Стали священником, католиком-традиционалистом. И в итоге оказались в местном приходе Православной Церкви. Должны были быть проблемы, с которыми вы боролись!
– Мои мысли и решение были очень просты. В Католической церкви папа всегда являлся объединяющим фактором. Но я увидел своими глазами, что в Католичестве больше этого не осталось. Все страны мира теперь имеют Конференции католических епископов. Папу как объединяющий фактор заменили этими Конференциями, которые во многих случаях установили свои собственные правила, часто противоречащие тому, что говорит Ватикан.
Я сказал себе: «Больше не верю, что папа является объединяющей силой в церкви». И в Православии меня привлекло, помимо прочего, отсутствие объединяющей личности, если можно так выразиться. Православная Церковь едина в вере и не обязательно едина в юрисдикции.
– Были ли у вас другие вопросы, касающиеся духовности, благочестия? Видите ли отличия в почитании Богородицы в Восточной Церкви и в Западной?
– Уверяю вас, почитание Богоматери куда более органично и целостно явлено в православном богослужении, нежели в католическом.
– Сейчас или еще доII Ватиканского собора?
– Так было еще до II Ватиканского собора… Сколько раз мы вспоминаем Божию Матерь на православной службе! Такого в католической службе просто нет. Это во-первых. А во-вторых, духовность в Православной Церкви не юридическая во многих отношениях. В католицизме она именно такая. В Православии основное внимание направлено на единение человека с Богом. Например, если вы хотите исповедаться в Католической церкви, то заходите в храм и объявляете: «Я пришел на исповедь!» Затем вы оглашаете свои грехи, и не только чем согрешили, но и сколько раз. И это очень важно. Вы говорите священнику не «Отче, в последнее время я стал обманывать чаще, чем раньше», а «Я солгал 12 раз». Исповедь в Православной Церкви – это скорее процесс исцеления души, по моему мнению. Здесь нет чувства «законничества». Тут более «открытая» духовность.
– На Востоке «практическому мистицизму» разрешается быть в Церкви. Не всё может вместиться в систематическое богословие…
– Я очень люблю мистическую сторону в нашей православной вере. Это можно всё время видеть в нашем приходе: как люди реагируют на иконы, молитву, Евхаристию. Такая мистическая, «домашняя» духовность, и ее так приятно наблюдать.
– И у нас до сих пор сохранились древние традиции богослужения и молитвы: молитвенное правило, Иисусова молитва – это не то же самое, что «розарий» у католиков. Мы сохранили всё это в неизменном виде. Уверен, что в кругах католиков-традиционалистов всё еще придерживаются этих традиций, но порой, разговаривая с современными католиками, сомневаешься, понимают ли они, что значит быть истинным католиком.
– Не думаю, что они всё еще понимают это. Сам папа Бенедикт признал, что последние 40 лет катехизация в Католической церкви была ужасной. То есть сейчас живет много католиков, которым за 40 и 50 лет, и они не имеют духовного фундамента.
– Яркий пример: 65–70% католиков не верят в истинное присутствие Христа в Евхаристии.
– И что же они передадут своим детям?
– И, конечно, ключевой фактор – это понимание апостольского преемства как передачи всей веры, какой она была нами получена. Поэтому мы не можем быть православными и при этом не верить в истинное присутствие Христа в Евхаристии.
– Конечно. И хотя многие католики сегодня говорят, что между Католической церковью до и после II Ватиканского собора нет никакой разницы, на самом деле она есть – и очень существенная. Духовность изменилась, богослужение изменилось, церковь изменилась. Если в наши дни зайти во многие новые католические храмы, то не почувствуете атмосферу святости. Придите в наш приход – и почувствуете дух святости сразу, уже при входе. Это нельзя опровергнуть. И чувство святости ощущают все.
– Мы понимаем Литургию как общее дело верующих… Участие людей в союзе…
– Это то, что Католическая церковь пытается делать всё время после II Ватиканского собора: участие, участие, участие… Но оно не возымело большого эффекта. В некоторых приходах очень хорошо, но по большей части – нет.
– Хотел бы в заключении оговориться, что целью нашей беседы была отнюдь не критика Римо-католической церкви, как это может кому-то показаться. Мы просто хотели разобраться, почему вы решили оставить католичество и перейти в Православие.
– Это правда. И еще, Кевин, хотел бы сказать, что моя семья остается в лоне Католической церкви. Пока я один в семье принял Православие, а мои жена и дети – католики. Мне по-прежнему очень дороги католики. Это была моя церковь на протяжении 60 лет, но сейчас я чувствую по отношению к этой церкви большую печаль.
С Робертом Джеклином
беседовал Кевин Аллен, Перевел с английского Дмитрий Лапа
[1] Новый чин мессы, введенный в 1969 году папой Павлом VI. – Здесь и далее примеч. пер.
[2] Полное название организации: «Конгрегация Святого Духа под защитой Непорочного Сердца Пресвятой Девы Марии».
[3] Неточность: на самом деле архиепископ Лефевр (29.11.1905 – 25.03.1991) скончался в возрасте 85 лет.